Поезд трясся всё сильнее, и, не смотря на то, что всё моё внимание занимала роскошная красавица, я понимал, что приехал, что пора выходить, очнуться, вернуться туда, где все мне друзья, проснуться.
Перед глазами было лицо Айды. Она трясла меня, трясла ласково, но очень настойчиво. Я проснулся.
Рассказ был недолгим – Айда и так всё понимала, а рассказывать о собственном «героизме» я постеснялся. Сказал только что Рыбак – с его слов её дед, умер достойно, победив псевдогиганта. И что он похоронен там, у тропы. Что он ничего не передал ей и что весь хабар я принес – там вода из Голубой лужи и всё…
–Кстати о воде! – Однорукий прервал наше едва начавшееся свидание, кивнув мне в сторону выхода.
Вопреки моим представлениям, меня повели не к Бульбе, а в общий зал бара.
Бар был полон. Была явно глубокая ночь и девушки танцевали на стойке, мужики, плотно набившие помещение, явно чего-то ждали.
Меня встретили аплодисментами зала. Бывалые бойцы наперебой объясняли, не стесняясь в выражениях, что псевдогиганта убить из стрелкового оружия нереально – но я это сделал, что очень типа круто. Услышав, что убил тварь не я, а старый сталкер, зал взорвался бурными репликами, сводившимися в основном к одобрительны высказываниями и тостам. Зазвенели стаканы и пивные кружки – поминать погибших тут было принято, как живых.
Однорукий протолкался ко мне, уже изрядно поддатому и счастливо обнимавшему сидевшую на коленях звезду местной эстрады красотку Айду, и кивком пригласил пройти – однозначно к Бульбе, подумал я.
Бульба встретил меня, встав и выйдя из-за стола. Он хромал на старом, явно неудобном протезе, но подошел ко мне, не опираясь на палочку. Молча обнял и показал жестом на стул у стола.
Однорукий подставил ему второй и он сел рядом. Я понял, что должен рассказать всё, как было. И рассказал – коротко, но без утайки. Описал место могилы.
Однорукий не спеша доставал из-под стола бутылку с элитной украинской водкой и три стеклянных стакана. Налил. Выпили залпом. Однорукий смахнул столь неожиданную на его лице слезу.
Бульба поднялся, поковырялся в шкафу и повернувшись ко мне сказал:
–Ты теперь «крестник» и наследник шамана и ветерана Рыбака. Он сам выбрал тебя. Всё его – чудо-автомобиль, способный проезжать все посты Внешнего Периметра и даже ездивший по Зоне, накопления в деньгах – примерно триста тысяч американских долларов на моём хранении, его рюкзак, ПДА с уникальными картами, к которому я знаю и сообщу тебе пароль и старинный, но безотказный шмайссер с разрывными патронами. Теперь ты должен заботиться об Айде, и вся пся крев Зоны должна знать, что за любую вольность в отношении неё одна плата – смерть.
Я молча протянул ему руку для рукопожатия, и вышел в зал где меня ждала Айда.
Я вошел – зал утих, музыка играла негромко. Один из сталкеров, кажется по прозвищу Патогеныч, шевеля бородой, громко провозгласил:
–Хабара тебе, Маскаль!
Зал дружно одобрительно заголосил, все выпили, и вечер пошёл своим чередом – смерть сталкера тут была естественным явлением и никого особо не пугала и не расстраивала, а за свою любимицу Айду сталкеры были только рады – все знали её как девицу жёсткую, но порядочную, и очень любили её яркие, пламенные выступления.
Утро я встретил в её комнатке, вышли мы на свет только в середине следующего дня.
Последующие несколько суток прошли в радостях и хлопотах. Я вставал с восходом осеннего, совсем не греющего сквозь постоянные облака солнца и часов до одиннадцати-двенадцати утра упражнялся в лесу, бегая кроссы по десять километров, стреляя из различного оружия, метая ножи и лопатку. Старался не забывать и приёмы боевого джиу-джитсу, которым в юности несколько лет успешно занимался в одном полуподпольном московском клубе.
Москва… Это было где-то далеко, в другой жизни: пробки, суетливая толпа в метро, озабоченные китайцы и удивленные европейские туристы… Меня не тянуло назад, и это – главное.
К обеду ближе я разводил на излюбленной полянке костёр и готовил в котле кашу на мясе подстреленного кролика или утки – в глубоком Приграничье, у Кордона, живности было очень много, и моя меткая М-16 не оставалась без дела.
Айде очень нравилась моя нехитрая стряпня, и к её пробуждению я уже проходил кордон в лице мрачного пожилого ветерана-сталкера, сидевшего постоянно у входа в бар-бункер. Я никогда не видел его прогуливающимся – очевидно, что-то у него было с ногами, да и костыли свои он не прятал. Так и сидел целыми днями у входа снаружи, с большим УЗИ на коленях, и курил, внимательно оглядывая всех входящих. Я механически здоровался с ним, но никогда не заговаривал.
Да и о чем? Я старался не думать о том, что творилось в голове этого седого мужчины лет за шестьдесят, лишенного возможности самостоятельно передвигаться. Он просто ждал смерти – и всё. Это лишний раз напоминало мне – из Зоны только одни ворота. В сталкерскую вечность…
Айда к моему приходу всегда уже вставала, убиралась в своей келье и, приняв душ и накрасившись, ждала меня, уже успевшего остыть от тренировки за готовкой и безумного голодного, радостно ставившего на стол котелок с вкуснятиной.
Мы много занимались любовью, гуляли по лесу, целовались везде, где останавливались – но никогда не говорили о будущем. Какое будущее могло быть у сталкера? Мои триста тысяч долларов быстро превратились в сто двадцать – старый Бульба был непреклонен и не давал спуску никому. Зато теперь у меня были: мой трофейный, тщательно очищенный всего за триста долларов сталкерский костюм из прорезиненных кевларовых штанов и куртки, который был чуток великоват, но если подрегулировать завязки и надеть наколенники и налокотники – очень классно смотрелся и совсем не стеснял движения. Противогаз, который оказался нетронутым в рюкзаке, тоже мне подошел, и я на всякий случай прикупил у Бульбы один запасной фильтрующий баллон и один изолирующий, способный выдавать дыхательную смесь в течении трех часов.
За тысячу пятьсот долларов я прикупил толстый круглый шлем Сфера российского производства, который был не особо популярен в Зоне – тут в основном носили или старые каски советского образца или новые – стандарта НАТО, которые были не очень дороги и которые влегкую можно было выменять на артефакты у украинских или, к примеру, грузинских военных, которые, став не так давно членами НАТО, никак не могли избавиться от совковой привычки тырить всё, что можно, и продавать побыстрей…
Спасшее меня ружьё я продавать не стал – авось пригодится, а калаш второго сталкера подарил Айде – и тренироваться, и так, на всякий пожарный случай.
За принесенную воду Бульба щедро заплатил мне двадцать тысяч долларов, что по местным меркам был гонорар начинающего «отмычки» – салаги. Этим он дал мне понять, что старый Рыбак явно шёл не за водой, он просто ввёл меня в Зону, дал почувствовать ее, и всего лишь за несколько часов общения научил столь многому в теории и практике выживания в ней, что не видать бы мне иначе своих ушей уже на обратном пути, когда я выходил из той – первой – ходки один…
В этот день всё шло наперекосяк. Поднявшись с утра с небольшой головной болью, я поцеловал тревожно спящую Айду и пошел к выходу, но проход наружу мне перегородил Однорукий. Входная дверь бункера была закрыта, выглядел он крайне тревожно и на мой немой вопрос приглашающе указал рукой в сторону зала бара.
Зал был набит сталкерами. Никто не курил – воздух был спёртым, но прозрачным. Выброс, понял я. Они – нет, простите, МЫ – пережидают выброс. Но что же так встревожило этих людей? Суровые, небритые, часто опухшие после вчерашних возлияний, они выражали крайнюю озабоченность – слово «страх» я не очень люблю произносить.
Недавний знакомый, знаменитый залётный сталкер-отморозок Хемуль, сидел у барной стойки на вваренном в пол железном стуле, и я присел рядом на свободный и подождал, пока он сам ответит на мой молчаливый вопрос – что происходит?
С Хемулем мы познакомились три дня назад, после того, как чуть не пошли драться на ножах из-за того, что он нагло хлопнул по голой попе мою (вот и не заметил как сам себе признался в этом) Айду, традиционно обходившую зал после выступления со сбором чаевых. Однако справедливость восторжествовала до того, как мы вырвались из рук разнимавших нас бойцов, а Однорукий молча но выразительно наставил свой здоровенный пистолет мне в переносицу. Хемулю объяснили что у нас – любовь, и что Айда не шлюха, и что он может хоть на столе трахнуть любую из девиц, которые тут танцевали и обслуживали сталкеров посимпатичнее или поудачливее в хабаре, но Айду – совладелицу Бара, кстати, трогать было настрого запрещено.
