Вольф. Правильно, ты нормально пока выходишь из тупика. Как твой Отец?
Иаков. Ты — мой отец, я не перестану это повторять, хотя ты, наверное, и не существуешь… И все же, я — сын Сталина!!!
Вольф. А я?
Иаков. А ты — сволочь, все время хочешь, чтобы мне было хорошо… Непонятно почему… (Смеется.) А может, это плохо, а, Вольф?
Вольф. Ничего, мой мальчик. Запомни, если кто-нибудь тебе скажет, что то, от чего тебе хорошо, — плохо, плюнь этому человеку в глаза!
Иаков. Я тоже так думаю, а вот папа считает, что я — плохой… Я помню, еще в детстве, когда я мылся в ванне и становился таким чистым, душистым, маленьким, с подстриженными ногтями, он смотрел на меня с деланной улыбкой, а то и вообще посылал меня к черту… Я приходил к нему, как к последнему убежищу, а он все время не любил меня и все время создавал мне какие-то идиотские испытания… Зачем? В детстве я думал, что он хочет, чтобы я был крепким и сильным, а теперь я уже не знаю… Он вообще не хочет меня видеть…
Вольф. И все же ты должен обращаться к нему… Ты должен надеяться. Я — твой создатель, но не у меня ты должен искать защиты… Меня ты можешь проклинать и доказать Его правоту.
Иаков. Я помню это прекрасно, Вольф, но я же не могу бесконечно обращаться в стенку… Я бы разрушил бы ее с удовольствием! Всю жизнь мне это омрачает… Так я даже еще в детстве не мог просто с девушками…
Вольф. То, что ты хочешь разрушить, — это ты молодец!! Сразу видно, что я не ошибся в выборе… И я даже не думал, что ты так быстро решишься на это… Впрочем, скоро обстоятельства заставят тебя еще больше чувствовать… Но запомни — разлучая, ты обречен просить у него же поддержки… Ибо как ты ни старайся, а ты слабее меня.
Иаков (задумчиво). Может быть… Вольф, пойдем ко мне домой, я угощу тебя грузинским вином, мы… (Умоляюще.) Нам будет весело!
Вольф. Нет, Иаков. Сейчас нет. Мы не должны растрачивать свои дни. Мы должны их отдать в жертву, чтобы они существовали!
Иаков. Но почему, Вольф?
Вольф. Ты скоро поймешь это. Ты сейчас уже хорошо довольно получаешься, но немножко не так, как я хотел. Но скажи мне — что бы ты делал, если бы я сейчас вытащил пистолет и застрелил бы тебя?
Иаков. Вольф, что ты… Зачем, почему?
Вольф. Ужасно! Я тебя спрашиваю теоретически — что бы ты делал?
Иаков. Но почему теоретически, ведь это — жизнь моя…
Вольф. Ага! Ну что ж, пока — ничего. Прощай Иаков.
Иаков. До свидания. Очень жалко, что ты не пошел со мной… Ах, я все же одинок ужасно… Но ничего. Папа, наверное, просто хочет, чтобы я тоже был руководителем страны, занял потом его место… Он — жестокий, но справедливый…
Солдат. Ты лжешь, негодяй!!!
Иаков (в испуге). Что? Кто? Кто это? Почему я — негодяй?
Солдат. Негодяй!!! Я — уставший мертвец, я скончался на Колыме во славу твоего проклятого Отца… Теперь я могу это говорить… Ты не достанешь меня!! Я умирал с его именем на губах, а Он… А ты — его мерзкое отродье!!!
Иаков (потрясенный). О чем он? Что произошло? Я хочу плакать… Почему меня оскорбляют?… Почему они суют бесконечно меня куда-то… куда я не хочу!!!
Солдаты. Иаков, на тебя наша надежда… Ты — выразитель нас. Мы горим, словно евреи, а ты должен остаться и сказать за нас свое слово. В начале и в конце — есть только слово. И сейчас оно есть, падла, и мы верим в него и надеемся, неужели оно подведет?
Иаков. Что? Что я должен сказать? Почему все кричат, что я что-то должен? И где мой Отец, почему Он не со мной? Я все вру, я видел одни лишь копии его, а он сам не хотел общаться со мной…
Светлана. Здравствуй, Иаков, почему ты стоишь здесь и не идешь к нам?
Иаков. Куда к вам?
Светлана. Проклятье, за мной увязались эти военные… Но ничего. Как куда! К папе…
Иаков. Не верю больше ни во что… Я… (Плачет.)
Светлана. Что ты, что ты… Но ты тоже должен понять отца… Ему трудно. Он руководит такой страной… Потом, Лаврентий…
Иаков. Не знаю, ничего не знаю… (Плачет, натруженно всхлипывая.)
Светлана. Но постой, это же неблагодарно… Все дети — дети твоего Отца. Он заботится о всех них. Он всех любит. И они говорят ему спасибо за свое счастливое детство. А между тем, твое детство было счастливей, чем их… И ты так себя ведешь!
Иаков. Как? Какое детство… Как ты можешь так говорить… Ты помнишь свою мать?
Светлана. Замолчи, Иаков!
Иаков. Ты — тоже… Ты тоже на меня кричишь… А ведь ты — сестра мне. Младшая.
Светлана. Вспомни, разве не было у тебя счастливого детства? Другие дети вообще родились до революции.
Иаков. Детство было у тебя. У тебя был папа. Вы ездили на дачу…
Светлана. Зажрался ты, Иаков! Другие люди…
Иаков. О! О! О — лучше уйди, ты никогда не поймешь меня…
Светлана (запальчиво). Я-то уйду, но запомни: если ты еще раз что-нибудь скажешь про Отца… Я все равно передам ему. Прощай!
Иаков (растерянно). Прощай, прощай. Прощай жизнь, я не могу больше. Все считают, что я — сволочь… И даже Он меня не любит… А солдаты видят во мне свой символ, за который они умирают, точнее, принадлежность к их символу… Я не могу больше обманывать их!!
Иаков стреляет себе в грудь. Он падает, и Вольф смотрит на него в умилении и удовольствии.
Вольф (рассматривая кровоточащего Иакова). Отлично, Иаков! Брось ты это все к черту… Но все же, сука, ты не удержался… Видно, что у тебя было мало счастья жизни. Еще бы! Счастье должно быть нормальным, а не просто удовольствием от того, что ты умеешь вдыхать воздух. Теперь ты — мой. Теперь ты будешь моим врагом! В этой стране твоя жизнь тебе не стоит ничего. А я буду делать тебе все приятней и приятней.
Иаков (открывая глаза). Где я?
Вольф. Ты еще раз родился! Иаков! Привыкай к тому, что в жизни нет эффектных концов!
Иаков. Я еще жив? Вольф, к черту! Дай мне закурить, все равно что… Ох…
Вольф. Так-так, Иаков. Так отсюда мы и начнем.
Иаков. Что начнем? Вольф, мне грустно и больно… Вольф. почему я не умер?… (закуривает.) Ох, какой божественный табак… Это что?
Вольф. Это — гаванская сигара. Ну ладно, Иаков, живи дальше.
Иаков. Как, ты опять уходишь? Ты опять оставляешь меня одного? А зачем же ты тогда?…
Светлана. Иаков, Иаков! Что же ты сделал!
Иаков (делая мученическую улыбку). Теперь Отец будет меня любить… А нет — так пусть… Что он сказал?
Светлана. Он засмеялся и сказал, что надо было поточнее стрелять… Но это — ладно, наш папа — жесток, но справедлив…
Иаков. Как? О, черт…
Солдат. О, черт, почему ты не выстрелил немножко поточнее… А еще лучше бы, если бы ты прикончил своего отца…
Светлана (пугаясь). Что это?
Иаков. Это — ничего… Ему можно, он уже мертв, в отличие от меня… Если бы ты знала, как мне плохо…
Светлана. Держись, Иаков. И ты все равно должен понять папу…
Иаков (докуривая сигару). Я понимаю все. Единственное, что я не понимаю, это — моя роль во всей этой истории. Я открою тебе даже один секрет. Ведь я на самом деле не хочу умирать. Тем не менее, моя роль во всем этом вашем раскладе для меня совершенно таинственна.
Светлана. Иаков, о чем ты? Ты бредишь. Успокойся, ты должен заслужить любовь своего отца. Нашего Отца. Ты должен проявить себя как личность. И он полюбит тебя. Успокойся и спи. Все будет хорошо, мой глупый…
Иаков. Спасибо тебе… Я верю в то, что все будет хорошо.
Светлана. Ну и хорошо. Завтра проснешься — опять день. Посмотри, какое прекрасное утро, как поют соловьи, как бегут ручьи, как прекрасен осенний лес…
