Мы далеки от того, чтоб обвинить сразу же людей, как г. Кизил, в противоречии. Он нам сообщил просто, вот так-де, существует и такая теория и что временами ему кажется, что она правильна. Мы обязаны перечислить все «за» и «против», сопоставить их и найти, что больше, а затем решить задачу. То же делает решительно всякий человек, и так как исследователь — тоже человек, то и он поступает совершенно так же. Скажем только, что, логически говоря, нет ничего удивительного, если люди, основываясь на древнем названии города, скажут, что-де «был такой Князь Кий, или Крак», один — основатель Киева, другой — Кракова. Однако, и «Крак» (в Чехии — «Крко-нош» и горы «Крконоши»), и Кий действительно были. Если же на месте Киева были другие поселения, то и на месте Трои, например, оказалось несколько других городов, более древних. Это — обычное археологическое явление.
Проф. Миллер нашел тоже не один слой развалин в разных местах, на юге Руси, в Приазовье. Один слой не исключает существования другого слоя. Весь вопрос состоит лишь в том, чтоб найти между ними связь. Если, скажем, все три или четыре слоя одной культуры, [то] можно предположить, что город три или четыре раза подвергался разрушению при нашествии врагов и затем жители его восстанавливали. Если же культура разная, значит, что там были разные города, и три или четыре народа сменили друг друга.
Что есть места в пути, которые более или менее остаются одними и теми же в продолжении тысячелетий, конечно, неоспоримо, но это не лишает основателей таких путей все же права их впервые проложить в ту или иную эпоху. Кто начал первым. С другой стороны, если эти места или пути оказались разрушенными и прерванными, их всегда может снова восстановить кто-то. Места и пути все-таки служат людям, а не люди — местам и путям.
Наконец, люди их потому и основывают, что в таковых ощущается потребность. Таковыми, например, оказались все те Александрии, которые основал знаменитый завоеватель Александр Македонский. Они существуют и сегодня. Наконец, простые торговые соображения указывают выбор пути: он должен пролегать по населенной местности, где мирное население может помочь не только кормами, но и перевозочными средствами и где исключено нападение врагов, ибо тогда перевозки будут дороги, т. к. придется брать с собой вооруженную охрану. Даже длина такого пути не так важна, как безопасность.
Потому, конечно, возможно, что под нынешним Киевом покоится еще три города. Однако, это не исключает возможности, что именно Князь Кий построил один из городов на этом месте. Остаются при этом два фактора Истории: название города по имени Князя Кия и Киева Могила, раскопанная в свое время на Украине. Ее так и называло местное население: «Киева Могила».
Это значит, что народ, живущий около этой Могилы, сохранил конкретное воспоминание о конкретном Князе Кие!
Наконец, тот факт, что по-Алански или Сарматски «кий» значит «горы», не имеет решительного значения, ибо и в наше время мы говорим «Франция» или «Париж», но помимо нашего названия есть названия французские: «Франс» и «Пари».
Для нас кажется достаточным, что найдена «Киева Могила», что «Киев-Город» так называется и в наши дни и что «Киевская» Русь» так называлась с Олега и Монголо-Татарского Нашествия и даже теперь, когда Киевская Русь называется «Украиной», все же город Киев остается Киевом, а местность вокруг него Киевщиной и люди, живущие там — «Киянами», или «Киевлянами». Кроме того, имя «Кий» при анализе оказывается древне-Славянским, ибо «кий» значит «который», а «кийждо» — «каждый» или же «кийждый». В древности употреблялось и сочетание букв «ЪО» для выражения «Ы».[108] Наконец, народ упорно хранил и передавал предания о Князе Кие.
До Первой Мировой войны я их слышал от матери, от Прабки Варвары, Захарихи, жившей в нашем дворе, от Кобзаря Олексы, от Деда Канунника, обитавшего за селом на бакшах,[109] и в том или другом случае — от других людей, даже на Волыни и возле Каменца Подольского. Значит же это что-либо или ничего не значит? Неужели бы люди «выдумали своего Князя»? Во всяком случае ни о Ререке, ни об Олеге слышать не приходилось. В «Русских Былинах» упоминается только Князь Владимир-Красное Солнышко. О других Князьях «Былины» не говорят. Таким образом, и та часть Киевского Народа, которая оказалась в Олонецком крае, ни о Ререке, ни об Олеге воспоминаний не сохранила.
Дальше г. Кизил пишет: «Дорогой Юрий Петрович, у меня совсем другое представление о князьях. Я им не придаю того значения, которое пытается нам внушить христианская историография, основой которого является Летопись Нестора. Все это вздор».
Здесь мы скажем, что г. Кизил напрасно называет «вздором» Летопись Нестора. Это, конечно, влияние чисто «советского» понимания Истории. У Советов принято перечислять восстания, а затем каким-то образом выходит, что «в результате восстаний… возникло государство»! Как это может случиться, надо обращаться к советской логике. Мы знаем, что всякое государство строится в результате созидательных действий, а не разрушительных, т. е. «народных восстаний»! Восстания, в лучшем случае, служат лишь своеобразным коррективом к основному созидательному действию. Самостоятельного значения, кроме причины гибели народа, они не имеют.
Во Всемирной Истории вообще не зарегистрировано ни одного случая, чтобы восстания оказались «благоприятным фактором» для жизни какого-либо народа. Это вовсе не значит, между прочим, что мы отрицаем причины восстаний. Их может быть множество. Но кто может народ свой спасти от бедствий войны, если не сильный человек, Воевода или Князь? Что может сделать стадо без пастуха против волков? Что может сделать народ без начальника?
«Свет ты Божий! Места на тебе мало, что ты губишь людей? Пусть бы дитя тешилось солнышком, ветром пахучим, шелковой травой, а я бы лежала в сырой земле… Голубонька, кто же очи тебе закрыл? Зачем меня не покликала? Не я ли тебя, малую, выходила? Так и теперь бы собой заслонила!» Разве этот душераздирающий вопль женщины-украинки не говорит, что людям без защитника — погибель?[110]
Что Люди без Князя? Что они перед лицом врага? Нет, Князь не враг своему народу, если он — добрый Князь. О таком, добром Князе, и народная память долгая. Долгая она была и о Князе Кие.
Из той же книги (стр. 153) цитируем: «Из года в год займища польской шляхты уменьшали на Диком Поле пастбища, на которых Татары пасли свои конские косяки. Речь Посполитая не могла остановить Татар своими силами и старалась не раздражать вассалов Турецкого Султана. И хотя в казне всегда не хватало денег, тем не менее Татарам платили дань. Но этой убогой податью нельзя было умилостивить всех мурз. Их манила добыча. Полонянами они торговали как скотом, и от этого всего больше терпела Украина, граничившая с Татарами…»
Что же мог сделать народ без Князя, без Воеводы, Гетьмана? Это сравнительно легко говорить нам, давним потомкам, но если встать на их место, то единственной надеждой их был какой-либо большой и сильный защитник — Кривонос ли, Гуня ли, Богдан ли Хмельницкий, — но кто-то, кто придет, всем скажет слово и все послушаются!
Тем более это так для древнего периода. Тогда было время Князей и Воевод, людей сильных, которые защищали народ от врагов и от самого себя, ибо, что греха таить, когда народ без власти, то он сам себя терзает, грабит, бьет, губит…
С другой стороны, далеко не вздор содержание Летописей, и как раз — Летописи Нестора. Она наиболее правдива и меньше всего содержит подтасовок. Гораздо больше наврано в Истории сейчас, когда ее подгоняют «к Марксу».
Нам нельзя привести всего длинного и спорного письма г. Кизила, и поэтому мы ограничиваемся только выдержками.
Г. Кизил считает летописцев «искусными политиками», конечно, по недоразумению. Какие могли быть «политики» из монахов? Люди тогда твердо верили, а особенно верующие шли в чернецы. Поэтому если они, переписывая Летописи, и совершали порой «грех умолчания» по Княжескому приказу, то зато от себя ничего не прибавляли. Наконец, если они стремились «вести счет от Ноя», так это и понятно, ибо они были верующими христианами. И делали они это бесхитростно, так, что видна их наивность.
