— Вери вел, — ответили полицейские, не проявляя насилия. «Ручеек» с радостью садился в машины: семь бед, один ответ.

— А вещи? За ними приедут? — спросила Мебельная.

— Бар! Бар! — ответили ей.

Взревели моторы, белые машины с полицейскими в белых касках и с белыми поясами, как у гаишников, повезли девочек по тесным улочкам, где с начала Вселенной не было правил уличного движения, каждый ездил куда душа пожелает, и то, что никого не задавили, не столкнулись с ослом, запряженным в колымагу, можно считать восьмым чудом света.

Когда везли через шумный базар с лавками, лавчонками, навесами, где продавцов было больше покупателей, Вася заволновался:

— Чего это нас привезли сюда? Хорошо Жорке, он на нейтралке, а мы в суверенном государстве. Это здесь порют?

Но машины рулили дальше, пробились сквозь шумную толпу, свернули к парку и остановились перед белым зданием. Коллектив выбрался из машин.

— Куда это нас доставили? Полиция? — удивился Егор Евсеевич.

— Можно вас на минуточку? — отозвала его Мебельная. — Как вы считаете, это не происки мирового заговора масонов?

— Думаю, что нет, — неуверенно ответил Егор Евсеевич, проходя в полицейский участок. — Опять что-то перепутали.

— Тогда не страшно! — приободрилась Мебельная. — Девушки, не поддавайтесь на провокации!

Милые девчонки! Они были бесконечно рады выпавшим на их долю приключениям: первый раз за морем, и столько событий! Кругом был белый кафель, над столом дежурного офицера полиции светилось лампочками табло, зал был перегорожен решеткой, как в кино.

— Может, споем? — спросила Зина. — «Орленка»?

— Пока не надо! — остановила девчонок Мебельная. — Гражданин начальник, что наших мужчин сажаете отдельно, понятно, но почему в нашей камере сидит представитель чуждого пола?

И действительно, девушек встречал парень очень симпатичный, с большими добрыми черными глазами, одетый по моде.

— Вася, забери парня, а то заголосит и убежит в туалет. Эй, начальник, давай мэна от нас, вуменов.

— Ноу! Ноу! — запротестовали полицейские. — Ноу мэн!

— Это сэр, мы леди!

— Ноу сэр! — замахали руками полицейские.

— Черт с вами! — сдалась Мебельная. — Пусть сидит, ему же хуже будет.

Девчонкам было страсть как интересно, они расспрашивали местного жителя: о ценах в магазинах и местных музеях, правда, он ничего не понимал.

— За что тебя забрали? Понимай? Ты боролся с угнетателями?

Они не представляли, что в чужой стране могут арестовать за иное. Парень был вылитый любимый певец… Не буду называть его имени, чтоб другие не обиделись. Парень улыбался, играл с девушками в ладушки.

— Зина, — позвала первую домру Мебельная. — Дай закурить!

Воля гордо отвела руку парня, предложившего «Кэмел», взяла родную «опалину», от души затянулась.

— Вы не бойтесь! — зашептала ей на ухо Зина. — Девушки настроены героически. Как думаете, про нас напишут? Дадут хотя бы грамоту?

— Вам не знаю, а мне непременно выдадут, — ответила Мебельная.

На душе у главы группы было муторно. Как хорошо начиналось: «Вызываем за тридевять земель!» И вот она, горькая действительность… Дуб привычек и стереотипов поведения, выработанный годами Волей, зашатался, корни, лишенные родной почвы, оголились, и казалось, дунь на могучее дерево доморощенных постулатов, рухнет дуб, как гнилая березка на болоте. Мир оказался непредсказуемо сложнее, он не втискивался в узкие рамки упрощенных представлений, и это пугало неизвестностью и необъяснимыми поступками людей, которые, по понятиям Воли, только и ждали от нее праведного слова. И она хотела сказать им доброе слово; что самое горестное, — ее не понимали, хотя бы только потому, что кроме единственного «су, бар», одного бита, как говорят кибернетики, на поверку ничего она не могла предложить. Что происходило в этой загадочной стране, не имело, по ее убеждению, объяснений. Да и сама страна… До приезда она не ведала, где находится Берег Верблюжьего бедра, хотя имела в школе по географии твердую четверку. Кругом угнетенные — это ясно, а дальше — тайны за семью печатями. В голове перемешалось: кули, рикши, минареты и дувалы, у себя она в крайнем случае написала бы письмо международному обозревателю товарищу Юрию Жукову, он бы все разъяснил, а тут требовалось разбираться самой, принимать собственные решения, без подсказки. Она вдруг с удивлением поняла, что твердая четверка по географии в школе имеет не больше практического значения, чем диплом об окончании вечерних заочных ускоренных курсов кройки и шитья с английским уклоном и прочих подобных «ликбезов», и никто не даст ей указаний сверху, что автоматически освобождало ее от ответственности.

Потом она с ужасом подумала, как об ее промахах узнает неутомимый общественник Понодыгин и будет писать не анонимки, что он делал раньше, а накатает полноценную «телегу» куда следует, там тоже сидят люди, которым жизненно необходимо пережить сногсшибательный ветер перемен, и они с облегчением найдут, наконец, яркий пример «вчерашнего застоя», будут склонять ее имя на собраниях всех рангов, с любой повесткой дня. Куда легче обвинить, пусть даже «непогрешимого товарища», в некомпетентности, чем самому перестроиться, наверстать упущенное, приобрести опыт инициативного руководителя.

В свое время Воля училась в сельскохозяйственном техникуме, работала полеводом в совхозе, добилась неплохих результатов, ее заметили, назначили бригадиром, выбрали в местный Совет, а дальше пошло-поехало… С помощью дирекции совхоза, хотя это и скрывалось, она достигла рекорда по выращиванию огурцов, ее стали приглашать с докладами «Об опыте» на семинары и конференции, как-то само собой получилось, что она все больше выступала и сидела в президиумах, чем трудилась в парнике, затем начались рапорты и доклады о достижениях других тружеников села. Она всегда голосовала «за», хотя иногда очень не хотелось поднимать руку и хлопать в ладоши. Про нее говорили: «Проверенный человек! Не выкинет неожиданностей!» И вот тебе на, выкинула!

Сколько Мебельная просидела в оцепенении, трудно сказать, тем не менее время текло и солнце склонилось к закату. Как вдруг она услышала знакомый голос, в полицейский участок вбежал Жора, за ним два соотечественника в привычных двубортных строгих костюмах и галстуках.

— Вот они! Вот они! — радостно шумел Жора, разводя руками, точно раздвигая стальные прутья решетки. — Привет! Сейчас вас выпустим. Свободу мотальщицам с нашей артели!

Как выяснилось, Жора отдышался на нейтралке, затем вошел в королевство, где не нашел следов родного коллектива. Человек он был предприимчивый, увидел наш корабль в морском порту и побежал к нему.

— Это два специалиста, — представил он товарищей в костюмах, — приехали с подарками от города-побратима Нижне-Вартовска.

— Вы привезли СУМ-508М? — догадался Егор Евсеевич, причесывая редкую шевелюру. — Я видел как их выгружали…

— Так точно! — сказали радостно специалисты… — Только мы в них, если признаться, ничего не понимаем. У нас другой профиль.

— Разрешите спросить, если это не секрет, зачем снегоуборочные машины в тропиках?

— Мало ли что, — неуверенно ответил специалист с красным галстуком, — может улицы убирать…

— Как я заметил, — сказал в ответ режиссер, прищуривая глаза, — здесь с этим отлично справляются козы.

— Может, разберут на запасные части, — сказал с надеждой специалист с зеленым галстуком. — Или в музей поставят. Здесь обнаружены стоянки первобытных людей.

— А вы-то зачем приехали? — не унимался режиссер, вознаграждая себя подробными расспросами за длительное молчание.

— Мы специалисты по языкам. Я по санскриту, он владеет хеттским.

— А как же объясняетесь с местным населением?

— У меня вторым языком был английский, у него французский.

И они продемонстрировали знания вторых языков.

Двери открылись, девушки вышли на свободу, в камере остался лишь парень, он глядел вслед подругам грустными глазами.

— Мы тебя не бросим! — обещали артистки-мотальщицы. — Выручим!