Прогнав заполненную Уинстон анкету через компьютерную базу данных VICAP, где форма на восемьдесят вопросов сопоставлялась с другими, и внимательно изучив отчеты с места преступления и результаты вскрытия, Маккалеб наткнулся на похожее преступление, совершенное годом ранее в районе перевала Сепульведа. Аналогичный способ убийства, полностью одетый труп на набережной, прочие мелкие детали – все совпадало. Похоже, в Лос-Анджелесе завелся очередной серийный убийца. В обоих случаях женщины исчезали за два-три дня до смерти. Очевидно, маньяк забавлялся с ними несколько суток кряду, прежде чем расправиться.

Установить связь между двумя преступлениями было лишь первым шагом. Далее предстояло вычислить и поймать убийцу. На этом этапе дело застопорилось. Маккалеба насторожил длительный интервал между убийствами. Неизвестный (под таким кодовым именем преступник значился в протоколах ФБР) ничего не предпринимал одиннадцать месяцев, пока его больные фантазии снова не взяли верх и не вынудили его похитить вторую жертву. По версии Маккалеба, маньяк бездействовал почти год, подпитывая свое воображение воспоминаниями и впечатлениями от содеянного. Но если верить профильной программе, периоды затишья будут стремительно сокращаться, и вскоре неизвестный начнет охоту за новой жертвой.

Маккалеб составил для Уинстон психологический портрет преступника, однако это ни на шаг не приблизило их к его поимке. Белый мужчина в возрасте от двадцати до тридцати лет, чернорабочий, ранее привлекавшийся к ответственности за преступления на сексуальной почве или развратное поведение. Впрочем, возраст мог варьироваться в зависимости от того, подвергался ли неизвестный длительному тюремному заключению.

В этом и состояла загвоздка. При всей своей скрупулезности портреты, созданные на основе VICAP, мало способствовали установлению личности подозреваемого. В Лос-Анджелесе под такую ориентировку попадали сотни, если не тысячи мужчин. Тщательно отработав все ниточки, детективы зашли в тупик. Оставалось только ждать. Маккалеб сделал отметку в календаре и занялся другими делами.

В марте, спустя восемь месяцев после убийства в Васкес-Рокс, Маккалеб наткнулся на обведенную в кружок дату, перечитал материалы и позвонил Джей Уинстон, но ничего нового не услышал. Никаких зацепок, никаких подозреваемых. После долгих уговоров Джей согласилась установить наблюдение за местами преступлений и могилами обеих жертв. Маккалеб объяснил, что период затишья близится к концу. Впечатления от содеянного притупились, желание вновь ощутить вкус власти будет стремительно нарастать и вскоре вырвется из-под контроля. Тот факт, что неизвестный полностью одел женщин, свидетельствовал о душевной борьбе. В глубине души он стыдился совершенных преступлений – отсюда подсознательное стремление скрыть их под одеждой. Все последующие восемь месяцев он терзался противоречивыми чувствами. Жажда вновь воплотить зловещие фантазии боролась с угрызениями совести. В попытке совладать с искушением убийца мог наведываться туда, где избавлялся от своих жертв, или к месту их последнего пристанища. Маккалеб нутром чуял, что именно так и поступит неизвестный, чтобы хоть ненадолго остудить свой пыл.

Уинстон совершенно не горела желанием затевать масштабную операцию по наблюдению на основании чьей-то интуиции. Однако Маккалеб уже выбил разрешение на слежку для себя и двух агентов. Уинстон он накапал на мозги, в красках описав, что будет, если она откажется от единственной возможности вычислить преступника, пока он не нанес очередной удар. Для очистки совести Джей переговорила с лейтенантом и коллегами из Управления полиции Лос-Анджелеса, в итоге все три подразделения снарядили бригады для слежки. Прорабатывая детали операции, Маккалеб выяснил любопытную подробность: обеих женщин похоронили в Глендейле, на расстоянии сотни ярдов друг от друга. После этого он ни секунды не сомневался: неизвестный непременно объявится на кладбище.

Интуиция его не подвела. На пятые сутки дежурства Маккалеб, Уинстон и еще два детектива, укрывшись в склепе, откуда открывался обзор на обе могилы, заметили, как к кладбищу подкатил фургон. Из кабины выбрался водитель с каким-то предметом под мышкой и, перемахнув через ограду, направился туда, где покоилась первая жертва. Постоял перед надгробием минут десять и неспешно направился ко второй могиле. Судя по уверенной походке, мужчина отлично ориентировался на погосте. Поравнявшись с местом последнего пристанища второй жертвы, водитель вытащил из-под мышки предмет, оказавшийся спальным мешком, расстелил его на земле и сел, привалившись спиной к могильному камню. Детективы не стали нарушать его уединение. Все происходящее тщательно фиксировалось на камеру ночного видения. Вскоре мужчина расстегнул брюки и начал мастурбировать.

Его личность установили по номерным знакам раньше, чем он успел вернуться за руль. Лютер Хэтч, тридцативосьмилетний садовник из Северного Голливуда, четыре года назад освободившийся из тюрьмы Фолсом, где он отбывал девятилетний срок за изнасилование.

Так неизвестный переквалифицировался в действующего подозреваемого. Когда из его возраста вычли девять лет, проведенные за решеткой, последние сомнения отпали. Хэтч полностью соответствовал профилю VICAP. После трех недель круглосуточного наблюдения (за время которого подозреваемый еще дважды посетил кладбище в Глендейле) Хэтча арестовали при попытке затащить в фургон девушку, выходившую из торгового центра «Шерман-Оукс». В фургоне группа захвата обнаружила моток скотча и несколько четырехфутовых отрезов бельевой веревки. Получив ордер на обыск, детективы перевернули квартиру Хэтча вверх дном. Результатами кропотливых поисков стали волосы, волокна и следы засохшей слюны; анализ ДНК установил, что все они принадлежали убитым женщинам. Местные газеты окрестили Хэтча Могильщиком, и он пополнил пантеон маньяков, что так волнуют воображение публики.

Опыт и интуиция Маккалеба помогли Уинстон раскрыть дело. Этот триумф еще долго обсуждали в Лос-Анджелесе и Куантико. Арест Хэтча вся наблюдательная бригада торжественно обмывала в баре. В самый разгар застолья Джей Уинстон обратилась к Маккалебу со словами: «Отныне я у тебя в долгу. Как и все мы».

Бадди вырядился так, словно его наняли для поездки в ночной клуб, а никак не в управление шерифа. Увидев приятеля в черном с головы до пят и с черным кожаным дипломатом, Маккалеб на секунду опешил.

– Что это с тобой? Язык проглотил?

– Нет, все прекрасно. Поехали.

– Точно? – выпытывал Бадди.

– Точнее не бывает. Просто не ожидал увидеть тебя в костюме. По-моему, не самая удачная экипировка, чтобы торчать целый день в машине. Может, переоденешься?

– Не-а.

– Тогда поехали.

Они уселись в серебристый «форд-таурус» – семилетний, но с отличным движком. По дороге в Уиттьер Бадди трижды пытался выведать подробности расследования, но всякий раз натыкался на стену молчания. Устав от бесконечных расспросов, Маккалеб вовлек приятеля в давний спор о преимуществе парусников над моторными судами. До управления шерифа добрались за час. Локридж втиснул «таурус» на парковку для посетителей и выключил зажигание.

– Не знаю, сколько тебе придется куковать, – предупредил Маккалеб. – Надеюсь, ты захватил с собой книжку или губную гармонику.

– Может, мне пойти с тобой?

– Бад, давай сразу расставим все точки над «i». Мне нужен не напарник, а шофер. Вчера я спустил сотню долларов на такси и подумал, вдруг ты захочешь подзаработать. Но если ты и впредь намерен донимать меня вопросами…

– Молчу, молчу, – перебил Локридж и развел руками, как бы признавая свое поражение. – Буду тихонечко сидеть и читать. Впредь даже рта не раскрою.

– Отлично. Тогда до скорого.

В убойном отделе Маккалеб очутился аккурат к назначенному времени и в вестибюле наткнулся на поджидавшую его Джей Уинстон – стройную привлекательную блондинку на пару лет старше его самого, с прямыми волосами до плеч, в синем брючном костюме и белой блузке. Маккалеб не видел ее пять лет, с той памятной ночи, когда арестовали Хэтча. Они обменялись рукопожатиями, и Джей отвела его в конференц-зал, большую часть которого занимал овальный стол, окруженный шестью стульями. На маленьком столике у стены темнела двойная кофеварка. На овальной столешнице громоздилась кипа бумаг и четыре видеокассеты.