10. IV. 40.

Позавчера проснулся в 9, чувствуя (как всегда чувствую с паучиной чуткостью) близкое изменение погоды: после полудня день замутился, пошли облака над горами к Ницце и к вечеру пошел дождь. Вчера в газетах хвастовство - союзники "в один час!" положили мины вдоль берегов Норвегии. С утра шел дождь. После завтрака - нынче - открыл радио - ошеломляющая весть: немцы захватили Данию и ворвались в Норвегию - вот тебе и мины! [...]

12. IV. 40.

Неожиданная новость: письмо Серова и Зурова - у Зурова туберкулез. [...] Вера сперва залилась розовым огнем и заплакала, потом успокоилась, верно оттого, что я согласился на ее поездку в Париж и что теперь 3. не возьмут в солдаты. Ходил с ней в город, она подала просьбу о пропуске в П. Едет, вероятно, во вторник. А мне опять вынимать тысячу, полторы! Мало того, что у меня почему-то на шее Л[яля] с девочкой и М[арга] и Г[алина]!

Особых вестей из Норвегии нынче нет. Боюсь, что опять дело замрет.

Продолжаю просматривать "От. Записки" за 82 г. [...] - все это читал тысячу лет тому назад в Озерках, 15, 16 лет, с Юлием - все забыл, а оказалось, что помню кое-что чуть не наизусть.

Дремучие снежн. сумерки, Цвиленевская усадьба, где жил Евгений, эта девка (уже не помню ее имени)...

Весна, а все еще холодно, еще топим. Пересматриваю опять письма и дневники А. К. Толстого. Соверш. очароват. человек! Начал "Головлевых" - не плохо, но мне скучно, ненужно.

Переписываю с клочков дневниковые заметки. Многое рву. А зачем кое-что оставляю и переписываю - неизвестно.

13.IV.40.

Серо, холодно, деревцо за окном на Ниццу все зазеленело ярко-светлой зеленью и все дрожит под ветром. [...]

14-15-16. IV. 40.

Немцы заперты новыми минами, потеряли 1/3 флота, отдали Нарвик разгром!

17. IV. 40.

Вчера уехала Вера. Отвез ее в Cannes в такси. [...]

Часов в 10 вечера ходил с М. и Г. запирать часовню. Лунная ночь, дивился, среди чего приходится жить - эти ночи, кипарисы, чей-то английский дом, горы, долина, море... А когда-то Озерки!

Прошелся: из-за вершин пиний выглядывает, перемещается, блещет огромная Венера (не высоко над горой, на северо-западе) - ярко-блестящая, неподвижная, стеклянно-золотая, совсем как те, что рисуют на мундирах. [...]

Ужасная была беллетристика в "Отеч. Зап." и т. п. журналах. [...]

17.IV.40.

[...] Вот, кажется, теперь уже несомненно: никогда мне не быть, напр., на Таити, в Гималаях, никогда не видать японских рощ и храмов и никогда не увидеть вновь Нила, Фив, Карпана, его руин, пальм, буйвола в грязи, затянутого илом пруда... Никогда! Все это будет существовать во веки веков, а для меня все это кончено навсегда. Непостижимо.

Пятница 18. IV. 40.

Вчера весь день просидел в доме, вышел всего минут на десять вечером.

Нынче то же - вышел в 10, ходил по саду 35 м. Луна высоко (как и предыдущ. месяцы), кучевые белые облака... Как страшно-одиноко живу! И как дико - 3 бабы на плечах! [...]

Вчера ночью шум жаб уже несметных. Теплеет.

Кончил "Господ Головлевых". Умный, талантливый, сильный, знающий, но литератор. [...]

Что вышло из Г.! Какая тупость, какое бездушие, какая бессм. жизнь!

Вдруг вспомнилось - "бал писателей" в январе 27 года, приревновала к Одоевц[евой].{5} Как была трогательна, детски прелестна! Возвращались на рассвете, ушла в бальных башмачках одна в свой отельчик...

20. IV. 40.

Проснулся в 9, зачитался до 121/2 "Le Reve" Зола.{6} [...] Ходил с Олечкой смотреть в бассейне лягушку - не оказалось. [...]

Вчера ночью открыл окно в ванной комнате - широкое - на площадке под ним лунный свет как бы меловой.

21. IV. 40.

Прекрасный, уже совсем теплый день. Дубы возле chaumiere уже сплошь в бледно-зеленых мушках. Все меняется с каждым днем. Уже распускается листва на безобразн. кулаках 2 деревьев на площадке. Цветет сирень, глицинии... (Ялта, Пасха...).

Письмо от Веры.

21/2 ч. Ходил по саду - заросла уже высокой травой вторая (от нижней дороги) площадка. Все еще цветет бледно-розовыми, легкими, нежными, оч. женств. цветами какого-то особого сорта вишня, цветут 2 корявых яблонки белыми (в бутонах тоже розоватыми) цветами. Ирисы цветут, нашел ветку шиповника цветущую (легкий алый цвет с желтой пыльцой в середине), какие-то цветы, вроде мака - легчайшие, но яркого оранжевого цвета... Сидел на плетеном разрушающемся кресле, смотрел на легкие и смутные как дым горы за Ниццей... Райский край! И уже сколько лет я его вижу, чувствую! Одиноко, неудобно, но переселиться под Париж... ничтожество природы, мерзкий климат!

Как всегда почти, точно один во всем доме. [...]

Светлый день, праздник, в море как будто пустее - и звонят, звонят в городе... Не умею выразить, что за всем этим.

Множество мотыльков вьется вокруг цвета сирени - белых с зеленоватым оттенком, прозрачных. И опять пчелы, шмели, мухи нарождаются...

Кончил перечитывать 12-й т. Тургенева (изд. Маркса) - "Лит. и жит. восп.", "Критич. речи и статьи" и т. д. Соверш. замечат. человек и писатель. Особенно "Казнь Тропмана", "Человек в серых очках", неск. слов о наружности Пушкина, Лерм[онтова], Кольцова.

Этот апрельск. расцвет деревьев, трав, цветов, вообще эти первые весенние дни - более тонко-прекрасного, чистого, праздничного нет в мире.

Во многих смыслах я все-таки могу сказать, как Фауст о себе: "И псу не жить, как я живу". [...]

Вчера день рожд. Гитлера. Нынче радио: Муссол [ини] в поздравит, телеграмме желает ему "победоносно выйти из той героич. борьбы, которую ведет он и германский народ". И несчастный итальянок, король тоже поздравляет "горячо" - вынуждены к соучастию в дружбе. [...]

27.IV.40.

Был в Ницце - ни Цакни, ни Михайлова (а Вера писала, что он выезжает в пятн.) [...] Дождь. Возвращался через Cannes. Встретил там Г. [...] Вести из Норвегии не радуют.

28. IV. 40. Светлое Воскресенье.

Завтракали у Самойлова. Взял туда такси, уехал через час. Дорогой дождь, пыльно-дымные тучи с хоботами. Потом все потонуло в дожде и тумане. Обедал у Маркюс.

Наш бедный пасх. стол.

Был поэт Аполлон Коринфский. Точно плохим писателем в насмешку выдумано.

30. IV. 40. Вторник.

Серо, холодно, дождь.

И так всегда: спрячешь зонт, калоши - на другой день дождь. Прячу, верно, потому, что перед переменой погоды внутренне волнуюсь и от этого, напр., начинаю уборку. Вчера очистил от замазки окна, содрал с их пазов войлочные ленты - и вот нынче холод и ветер, так сильно дующий в эти пазы, что вечером ходит занавес, который отделяет от моей спальни ее "фонарь" из пяти окон и на ночь задергивается.

Сейчас вспомнил почему-то Майнц (соединенный с Висбаденом, где мы жили с Мережковскими в отеле на Neroberg). - Почему? - непостижима эта жизнь воспоминаний, это "почему-то", "ни с того, ни с сего"! Поехали туда с Верой на трамвае, ходили по городу, заходили в церкви. [...] Потом вдруг вспомнил церковь на rue Daru, гроб дочери Н.В. Чайковского... До сих пор пронзает сердце, как он, со своей белой бородой, в старенькой визитке, плакал, молился на коленях. [...]

Ночь, темная полоса леса вдали и над ним звезда - смиренная, прелестная. Это где-то, когда-то на всю жизнь поразило в детстве... Боже мой, Боже мой! Было и у меня когда-то детство, первые дни моей жизни на земле! Просто не верится! Теперь только мысль, что они были. И вот идут уже последние. [...]

Убежден, что Г[оголь] никогда не жег "М[ертвых] Д[уш]".

Не знаю, кого больше ненавижу, как человека - Гоголя или Достоевского.

2. V. 40. Четверг. Вознесение (католическое).

[...] Вчера должен был уехать в санаторию Зуров.

4 часа. Был в полиции, заказал sauf conduit в Париж. Все еще колеблюсь, ехать ли. Но предполагаю выехать 6-го или 7-го.