Они сидели на полу в изножье кровати, прислушиваясь к тяжелому дыханию Барбары. Она пробудилась от алкогольного сна, когда Мелоун поднял ее, и начала плакать, жалуясь на головную боль. Эллен пришлось просить у Фуриа разрешения сходить за аспирином в ванную наверху. Наконец ей удалось снова усыпить Бибби. Мелоун прижимал пузырь со льдом к распухшей челюсти — с повязанным Эллен бинтом на окровавленной голове он походил на дезертира из разбитой армии.

— Обними меня, Лоуни, — попросила Эллен.

Мелоун повиновался.

— Я боюсь.

— Мы все еще живы, — отозвался Мелоун.

— Ты называешь это жизнью?

Он опустил ледяной пузырь, чтобы поцеловать ее.

— Лоуни, мы выберемся из этого?

— Рано или поздно.

— И как долго это протянется?

Мелоун промолчал.

— А ты не мог бы сделать веревку из простынь и спуститься из окна, пока они обшаривают дом? — Эллен снова вернулась в мир кино. — Тогда бы ты позвонил шефу Секко от Каннингемов или Рочеллов…

— По—твоему, сколько прожили бы ты и Бибби после того, как они обнаружили бы мое исчезновение? Нужно смотреть в лицо фактам, Эллен. Мы можем рассчитывать только на себя.

Внизу послышался звук бьющегося стекла и смех Хинча. «Он нашел бутылку скотча, которую подарил мне Дон Джеймс, когда я поймал белого мальчишку, который кидал мусор им в окна», — мелькнуло в голове у Мелоуна. Стараясь не думать о пьяном Хинче, он крепче обнял Эллен.

— Было бы лучше всего, если бы мы смогли вернуть деньги или хотя бы догадаться, кто их взял, — заговорил Мелоун. — Я мог бы договориться с Фуриа, предложив ему деньги за нашу свободу.

— По—моему, ты думал, что их украл Фуриа.

— Теперь я в этом не уверен. Конечно, такой подонок способен на все, но мне показалось, что он не лжет.

— Тогда кто это сделал, Лоуни? Может, все—таки Хинч? Он мог пригнуться…

— Ты больше ничего не припоминаешь о человеке, который тебя ударил?

Она прижалась затылком к лоскутному одеялу.

— Я рассказала тебе все, что видела.

— Иногда подробности вспоминаются позже. Мы должны постараться… Эллен!

— Что?

— Я знаю, что ты измождена, но не спи! Подумай! Какого цвета был его костюм?

Эллен молча покачала головой.

— Пиджак и брюки были одного цвета? Или на нем была спортивная одежда?

— Не знаю. Я не заметила.

— Может, он был в кожаной куртке?

Она снова покачала головой.

— На нем не могло быть пальто?

— Я не видела, Лоуни.

— А шляпа?

— Нет. Шляпы не было. Чулок был натянут на всю голову.

— Через чулок обычно можно увидеть хоть что—то. Ты не запомнила что—нибудь о его лице?

— Только приплюснутый нос.

— Приплюснутый? Как у Хинча?

— Чулок сплющивает любой нос…

— Эллен, ты опять засыпаешь! — Мелоун встряхнул ее, и она открыла глаза.

— Прости.

— Волосы? Уши? Галстук? Руки? Ноги?

Эллен продолжала качать головой. Внезапно ее глаза расширились, и она отодвинулась от кровати.

— Ноги, Лоуни! Он был обут в галоши. Или боты.

— Боты? — Мелоун уставился на нее. — Сегодня? Весь день было сухо, а на небе ни облачка. Ты уверена, Эллен?

Она кивнула.

— Это уже что—то… В чем дело?

— Я вспомнила кое—что еще.

— Что?

— Его руки. На нем были перчатки. Я видела, как опускалась рука, ударив меня. На ней была черная кожаная перчатка.

— Перчатки… — пробормотал Мелоун. — Если он скрыл лицо под чулком, то мог позаботиться о том, чтобы не оставлять отпечатки пальцев… Предположим, это был взломщик…

— В Нью—Брэдфорде? — Эллен невольно улыбнулась. — Ты снова превращаешься в копа, Лоуни. К чему вору в этом городишке беспокоиться об отпечатках пальцев?

— Признаю, что более вероятным кажется один из этой троицы, как мы и думали. Но почему перчатки? Сейчас они явились сюда с голыми руками…

Мелоун казался удивленным выводом, к которому привели его умозаключения. Он осторожно положил на пол пузырь со льдом, снял ботинки, приложил палец к губам, потом встал, подошел к двери и прислушался. Теперь он отнюдь не выглядел изможденным. Вернувшись, он опустился на одно колено и прошептал:

— Эллен, ты все время говоришь о человеке, ударившем тебя, как о мужчине. Почему?

Она нахмурилась:

— Не знаю. Пиджак, брюки…

— Это не означает мужчину. В наши дни мужчину и женщину трудно отличить по одежде. Женщина могла надеть слаксы, мужской пиджак и примять волосы чулком. Но руки и ноги сразу бы ее выдали, если бы она не замаскировала их полностью. Вот откуда мужские перчатки и боты в сухой день. Она подстраховалась на случай, если ее заметят. Помнишь, Хинч говорил внизу, что он и Голди сегодня ездили в город? Голди обманула своих сообщников, Эллен! Должно быть, в городе она ускользнула от Хинча, пришла сюда, ударила тебя по голове, украла сумку и наверняка спрятала ее где—то, прежде чем вернуться в хижину. Потому она и старается изо всех сил убедить Фуриа, что сумку украли мы!

Мелоун ощущал маленький триумф и жаждал восхищения Эллен. Он хотел услышать от нее: «Ты восстановил свой престиж в моих глазах, дорогой. Теперь я снова чувствую себя в безопасности».

Но Эллен вместо этого сказала:

— Хорошо, Лоуни, сумку украла Голди. Как это нам поможет?

Разумеется, она была права.

Мелоун встал и начал ходить по комнате.

— Но больше у нас ничего нет. Значит, мы должны воспользоваться этим. Каким образом?

— В том—то и загвоздка. — Голова Эллен снова прислонилась к кровати.

Но Мелоун уже почувствовал второе дыхание. Крошечное пятнышко света появилось там, где раньше была сплошная темнота, как внутри старого колодца, заброшенного пятьдесят лет назад и полного зеленой слизи.

— Может быть, нам обвинить ее в присутствии двух других? — пробормотала Эллен.

— Нет, это не сработает. Голди хитра и обведет Фуриа вокруг пальца — он поверит каждому ее слову. Она не должна догадываться, что мы подозреваем ее, Эллен, иначе может уговорить Фуриа прикончить нас. В глубине души она куда хуже, чем он.

— Тогда попробуем договориться с ней.

— А что мы можем ей предложить? Пригрозить, что мы все расскажем Фуриа? Даже если это пробудит в нем сомнение, доказательств у нас нет, и она быстро его переубедит. До сих пор, Эллен, она сдерживала его, но сейчас перестанет это делать. Нет, нужно как—то выяснить или догадаться, где она прячет деньги.

— Попробуй. — В ее голосе не слышалось особой надежды.

— Эллен, мы не должны сдаваться.

— А кто сдается?

— Ты!

— Что ты от меня хочешь, Лоуни? Я не могу драться с ними голыми руками. Я только знаю, что должна защитить моего ребенка…

— Мы должны!

— Хочешь, чтобы они услышали, как мы ссоримся?

Мелоун хрустнул костяшками пальцев и снова стал мерить шагами комнату.

Веки Эллен опустились.

— Я не сплю, — сказала она. — Свет режет мне глаза.

Мелоун сердито повернул выключатель и прислонился к стене. «Какой смысл вцепляться друг другу в глотку? Чего я от нее ожидаю? При первой же серьезной передряге я цепляюсь за нее, как никогда не цеплялся даже за собственную мать. А она хочет цепляться за меня. У нее есть на это право — я ее муж. Каждый избиратель может проголосовать только один раз. Ты должен войти в кабинку и сам принять решение, как делается в Америке».

— Эллен. — Мелоун осторожно встряхнул ее.

Прошло много времени.

— Лоуни? — Эллен открыла глаза, села прямо и нащупала его руку. — Что—то случилось? Они…

— Нет—нет, они угомонились до утра. — Мелоун присел рядом с ней в темноте. — Я должен поговорить с тобой.

— О чем?

— Я все обдумал заново и, по—моему, на что—то наткнулся.

— На что?

— Эллен, проснись, это может оказаться важным. Потом ляжешь в кровать рядом с Бибби. Ты проснулась?

— Да.

— Кое—что показалось мне странным. Каким образом эти подонки нашли наш дом в среду вечером?

Она пошевелилась, и половица скрипнула.

— Они убегали и, вероятно, увидели свет. Вряд ли у кого—нибудь еще во всем квартале горел свет, когда я возвращалась из кино.