— Как — кто?! Ты — биоробот. Искусственно выращенное существо. Созданное нами, людьми. Когда-то, в ранней юности, я даже писала об этом книгу. Правда, издавать ее не стала: она слишком наивна… Там один робот влюбился в настоящую девушку, она в него тоже, но окружающие были против их любви, и героям пришлось расстаться. В общем, сопли и слезы! Но я и сейчас иногда… Что с тобой?!

Юноша отшатнулся от нее. Это не может… соответствовать истине! Да, он родился на Фаусте, да, очень далеко отсюда… Да, там не было таких, как она… Но это ведь не может значить, что он — такой же, как эти странные создания, не отдающие или почти не отдающие жизненной энергии в пространство!

— Я… Мне… — пятясь, пробормотал он. — Я приду, скоро приду… Мне нужно… одному побыть…

— Смотри, не заблудись в доме! — рассмеялась хозяйка и повела плечом: — Хм! Все такие чувствительные — слова не скажи! Куда деваться!

Элинор со всех ног кинулся вверх по ступенькам. В тот момент ему казалось, что он дома, в монастыре, что сейчас бежит в свою келью, что он спрячется там от этого страшного известия, потом проснется — и ничего этого не будет. Все окажется мороком.

Он ткнулся в глухую стену — в том месте, где в Хеала был поворот направо, в крыло с кельями мастеров посоха…

— Я не хочу! — прошептал фаустянин, хлопнув ладонями по мраморной облицовке стены. — Зачем? Я человек… Я ведь человек… — он прижался лбом к вытягивающей тепло серой плите. — Я не хочу так…

Зил просидел у стены допоздна — пока не вернулся хозяин и пока Сэндэл не вспомнила, что глупый мальчишка-биоробот куда-то запропастился еще днем. Весь дом по приказу господ бросился на поиски Элинора.

Его привели и доложили Антаресу, где он был.

— Хорошо, — сухо кивнул посол. — Всем разойтись. Через полчаса я хотел бы ужинать. Дорогая, ты показала гостю наш дом?

— Да, Максимилиан. Я вас покину. Встретимся за ужином, — она отделалась поцелуем и легко взбежала по ступенькам наверх.

Элинор был спокоен. Он чувствовал внутри себя такую же глухую серую стену, какая перекрыла ему путь в родную келью.

— Тебе все понравилось здесь, Зил? — по-деловому спросил Антарес.

— Да… Господин.

Посол улыбнулся:

— Что ж, я вижу, ты хорошо вписался в обстановку. Ну, разве только волосы у тебя светлее: у меня здесь в основном красное дерево… — он тоже, как и Сэндэл, хохотнул над своей остротой. — Наверное, в вас воспитали недюжинные способности к адаптации, верно? Тебе показали твою комнату? Ай! Конечно, нет! Ты ведь будешь жить в восточной пристройке, с той стороны бассейна! Там еще не все подготовлено, но я потороплю с этим… Почему ты молчишь?

— Я не молчу… Господин. Я слушаю вас.

— Верно. Не перебивай, когда я говорю — и мы с тобой поладим, — здесь, по сценарию, дипломат позволил себе теплый тон. — Ужин будет в столовой, через полчаса.

Элинор вышел на улицу и долго, обняв колени, сидел у бассейна, глядя на кристально-чистую голубую воду.

— Привет! — тихонько сказала Мирабель, та самая служанка, которая приносила им с Элинором воду, и на примере которой он впервые узнал, как выглядят женщины. «Синт» присела на корточки, положила руку ему на спину. — Тебя зовут ужинать.

Зил кивнул и поплелся к дому. Ему казалось, что кокон жизни, прежде окружавший его тело, теперь погас.

— Элинор! — окликнула его Мирабель.

Он оглянулся. Служанка догнала его и снова погладила по спине:

— Не становись таким, как они. Ладно?

И быстро-быстро убежала по боковой дорожке, скрывшись за кустами.

Хозяин и хозяйка чинно сидели за столом. Элинор уловил на себе скучающий взгляд жены посла.

— Ну вот, уже лучше! — одобрил его смиренный вид Антарес. — Присаживайся, где тебе нравится.

Зил уселся напротив него, через весь стол. Сэндэл загадочно улыбнулась и что-то шепнула на ухо мужу. Антарес слегка махнул рукой.

— За ваш прилет! — женщина подняла стеклянный сосуд с каким-то темно-бордовым соком.

Элинор, не зная, что делать дальше, держал сосуд в руке. Сэндэл зачем-то звякнула краешком своего стакана о краешек стакана мужа. Антарес символически двинул сосудом в сторону Элинора и пригубил сок.

Зил решил поступить по его примеру и глотнул напиток. Рот обожгло, горячая волна — такая же, как при первой встрече с Сэндэл, ударила из горла куда-то в нос, перебила дыхание, ужалила — почти до слез. Похоже, этот сок перебродил на жаре.

Звонкий смех хозяйки дома привел юношу в чувство.

— Неужели монахи никогда не пробовали вина, дорогой?! По истории, они были отменными бражниками!

— Это по нашей истории, милая. Не забывай и не пытайся провести параллели. Священники Фауста сотворили на своей планете почти утопическое общество, не знающее бунтов и революций, не знакомое с пороками цивилизаций… Не будь у меня так много обязанностей, я ушел бы в монахи на их землю…

Сэндэл снова расхохоталась:

— А тебе пошла бы его ряса, милый! Зил, вы разрешите потом Максимилиану примерить вашу прежнюю одежду? Я хотела бы взглянуть.

От Элинора не ускользнуло, что посол слегка-слегка поморщился. Так, будто в его присутствии кто-то проявил удивительную глупость, но показывать своего настоящего отношения к этому нельзя.

Под конец ужина, когда вокруг засуетилась прислуга, Сэндэл сказала:

— Максимилиан, может быть, мы познакомим нашего гостя с историей цивилизации Земли? Все-таки мы с тобой земляне, мне и самой интересно было бы окунуться в прошлое…

Посол, подбирая очень корректные и вежливые фразы, сказал, что ему хотелось бы отдохнуть, и если ей так непременно этого хочется, то он не против — в том случае, если она займет Элинора сама. Затем он сложил салфетку и удалился.

— Пойдем, Зил, — сказала она, вставая. — Ты успокоился? Ну что ж поделать — это наш с тобой крест. Думаешь, я сильно радовалась, когда узнала, что мое призвание — быть писателем? Это тяжкая ответственность! Но мы родились такими, какими родились. Ты ведь не виноват, что родился «синтом»!

Юноша заметил, что к вечеру она переоделась и по-другому причесала свои волосы. Еще ему показалось, что цвет глаз Сэндэл изменился: из ярко-зеленых они стали карими. На ней была одежда, похожая на тесную рясу (ему больше не с чем было сравнивать гардероб здешних жительниц). Только на подоле этой «рясы», сбоку, обнажая при ходьбе загорелую стройную ножку, был сделан высокий разрез.

Красавица привела фаустянина в зал и активировала голограмму — Элинор уже видел такие чудеса на катере во время полета. Картинка оживала, мерещилось даже, что ее можно потрогать рукой. Иногда появлялся запах.

— Я загружу Всемирную Историю. Вам ведь не рассказывали?

Зил покачал головой. Он узнал о том, почему не рассказывали, несколько минут спустя. Как излагать историю мира, выбрасывая из нее упоминания о женщинах? А понятие «женщина» на Фаусте было табуировано.

В глазах слегка защекотало.

И тут безжизненная голографическая заставка сменилась яркими картинками. Они выглядели объемно, но это были не оригиналы, а изображения. До глубокой ночи Сэндэл демонстрировала Зилу историю Земли — историю той планеты, с которой они с Антаресом прилетели на Эсеф. Голова юноши пошла кругом. Он впитывал все, что было в этой машине, в тысячу раз быстрее, чем говорила Сэндэл, комментируя то или иное событие. И при этом все больше ощущал пресыщенность мозга, усталость, желание закрыть глаза или даже уснуть.

— Почему все войны, которые были у вас — несправедливы? — вдруг спросил он. — Ведь никто не заставлял один народ нападать на другой…

— Это политика, Зил. Очень запутанная штука. О ней тебе гораздо лучше послушать господина Антареса, это его епархия, а не моя…

— Политика заставляла людей делать друг другу зло?

— Ну, они это делали не со зла. Просто… так нужно. Если бы этого не было, не было бы нас…

— Вообще?!

— Таких, какие мы есть. И зачем спорить о том, что уже случилось? История — это летопись, которую не изменишь… К тому же, не все войны были несправедливыми. Были и освободительные войны.