– Внимание другой имеющейся здесь особы женского пола приковано к тебе, Кэм. Что еще мне остается?

– Мне кажется, что миссис Блэкмор больше нравится Талейран, – заметил Кэм.

– Ты меня разыгрываешь, – возразил Лэнсинг, изображая на лице отвращение. – Кроме того, завтра, после отъезда французской делегации, тебе никто не будет мешать, по крайней мере, днем.

– При других обстоятельствах я мог бы поддаться искушению, – дружелюбно согласился Кэм. – Но нет смысла усложнять ситуацию отношениями с компаньонкой Габриель. Посол выманил приглашение остаться еще на один день. Я, со своей стороны, собираюсь провести его как можно плодотворнее.

Постороннему слушателю слова Кэма могли бы показаться безобидными. Для Лэнсинга же они были полны смысла. Колбурн собирался в последний раз осмотреть дом и все вокруг него перед тем, как приступить к осуществлению плана похищения девушки.

Без слов поняв друг друга, джентльмены вышли через застеклённые створчатые двери на мощенную камнем террасу. Кэм достал две тонкие сигары и предложил одну Лэнсингу. Несколько минут приятели молча курили, затем медленно пошли прочь от дома. В тени развесистого каштана друзья остановились.

Первым молчание нарушил Лэнсинг.

– Что ты узнал о Фуше? – спросил он уже серьезнее.

То, что Фуше вошел в состав французской делегации на время переговоров, стало неприятным сюрпризом для англичан. Кэму и Лэнсингу его присутствие казалось зловещим. Кэм запросил у Родьера, находившегося на тот момент в Руане, любую секретную информацию, какую только можно было собрать о Фуше.

– Отчет обнадеживающий, – ответил Кэм. – Фуше появился здесь так не вовремя по случайному стечению обстоятельств. Нам просто не повезло.

– Что это значит? Конкретнее.

– Это значит, что первый консул, мягко говоря, не полностью доверяет Талейрану. Согласно нашим источникам, Фуше находится здесь, просто чтобы Бонапарт лишний раз убедился в полном подчинении Талейрана.

– Другими словами, Бонапарт не доверяет своему минитру иностранных дел? – спросил пораженный Лэнсинг.

– Да. По той простой причине, что Талейран – единственый, кто действительно надеется на успех этих так называемых мирных переговоров. Похоже, он один не понимает, что все это делается исключительно ради приличия.

– Думаешь, причина только в этом?

Кэм пожал плечами и сделал затяжку.

– Я считаю, что других причин быть не может. Ты видел, как Фуше везде по пятам следует за беднягой Талейраном. Доходит почти до смешного.

– Мне не до смеха, – сказал Лэнсинг. – Ты не думал, что Фуше может стать для нас большой проблемой?

– Не вижу связи, – ответил Кэм.

– В конце концов, Фуше, возможно, начнет подозревать, что Габриель похитили. Он может сообразить, что к чему. Он умен, Кэм. Не нужно его недооценивать.

– Да, в таком случае Маскарон перестанет быть для нас полезным. Но поверь мне, Саймон: Фуше никогда не узнает о том, что мы собираемся сделать.

После секундного размышления Лэнсинг нехотя произнес:

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Кэм медленно выпустил колечко дыма.

– Тебе нравится эта девушка, я прав? – спросил он.

Лэнсинг сразу же ответил:

– Честно говоря, да. Она немого необычная, это правда…

– Необычная! – фыркнул Кэм. – Скорее весьма странная. Путается с контрабандистами, ходит в штанах, прости, Господи. Флиртовать с Габриель де Бриенн – определенно mauvais ton.[31]

– Я так не думаю, – возразил Лэнсинг; в его голосе слышалось удивление. – И Маскарон, и отец девушки благородного происхождения. И я уверен, что Маскарон понятия не имеет, что она тут вытворяет.

– При других обстоятельствах я бы с огромным удовольствием сообщил ему, что произошло в Андели. Хотя я уверен, что Габриель не понесла бы никакого наказания. Она крутит Маскароном, как хочет.

– Да, я тоже это заметил. Но, в конце концов, она его внучка. Этого следовало ожидать.

Кэм издал неопределенный звук и оперся плечом о ствол дерева. Он был воплощением праздности, словно ему ничего больше не надо было, кроме как неторопливо покуривать в хорошей компании.

Лэнсинг внимательно, с любопытством посмотрел на друга.

– Она оказалась немного не такой, как мы ожидали, правда?

– Это уж точно! – воскликнул Кэм. – Она фехтует, как бывалый дуэлянт, мчится на лошади, как ветер, и стреляет, как мушкетер. В Данрадене нас должен ждать укротитель львов. Бедная Луиза.

Внезапный взрыв смеха Лэнсинга потревожил гусей, мирно пасшихся на соседних лужайках. Гуси зашипели, выказывая свое неудовольствие, и отошли от Лэнсинга подальше.

Когда приступ смеха прошел, Лэнсинг сказал:

– Вот и я о том же, Кэм. Габриель не сдастся без боя. Можешь на это не рассчитывать. Ты думаешь, она боится тебя, и, возможно, так оно и есть. Но её это не остановит.

– Действительно, – протянул Кэм, изучая друга из-под полуприкрытых век. – Похоже, ты многое узнал об этой девушке. Можно поинтересоваться, как ты добыл эту информацию, Саймон?

Лэнсинг окинул взглядом бескрайние пастбища и устремил взор дальше, к посадкам бука, отмечавшим берега ручья, впадавшего в Сену.

– У меня просто такое ощущение, – попытался объяснить Лэнсинг. – Какой-нибудь лакей или кто-то еще обронил словечко, – улыбнувшись, Саймон повернулся к Кэму. – Пока ты дискутировал с послом, я успел подружиться с местными жителями. Сторожевой пес Габриель – как же его имя, Голиаф? – очень гордится девушкой.

– Преданный сторожевой пес, – пробормотал Кэм. – Интересно, какую роль он здесь играет?

– Могу ответить. На самом деле он служит не Маскарону. Он Анрио, а люди из семьи Анрио служили де Бриеннам еще со времен феодализма. Голиаф предан не Маскарону, а Габриель. Его статус трудно определить. С одной стороны, он кто-то вроде управляющего поместьем. С другой стороны, тесно связан с девушкой. Можно сказать, что этот человек выступает в роли ее опекуна и телохранителя. Он вроде бы член семьи, но в то же время… – Лэнсинг покачал головой, пытаясь привести мысли в порядок. – Он никогда не встречается с гостями Маскарона, хотя руководит всеми делами поместья. Что касается Ролло, с ним все по-другому. Он во всех отношениях является членом семьи. Они с Габриель как брат и сестра.

– Интересно, – сказал Кэм. – Голиаф наемный работник?

– Не могу сказать. Но если и так, то его наниматель – Габриель, а не Маскарон.

– А я-то удивлялся, – произнес Кэм, – почему он так повел себя, когда обнаружил девушку в Андели в подобных обстоятельствах.

– Ты должен быть благодарен ему, – заметил Лэнсинг. – Если бы Голиаф выдал Габриель Маскарону, свобода девушки могла быть ограничена, и нам было бы сложнее осуществить свой план. Ее и так на редкость хорошо охраняют, даже если предположить, что она тут всем заправляет.

– Я это учел.

– Значит, уже все готово?

– Давай пройдемся, и я посвящу тебя в подробности.

Кэм все еще думал о Габриель, когда прошел последний поворот лестницы, ведущей в его комнату. Лестница освещалась маленьким окном, но поскольку солнце уже начало садиться, а свечи еще не зажгли, они в полумраке столкнулись лицом к лицу.

Габриель отшатнулась от Кэма.

– Pardon, monsieur,[32] – приглушенно, словно задыхаясь, сказала она.

Девушка попыталась пройти мимо, но Кэм преградил ей путь, положив одну руку на перила, а другой упершись в стену.

Габриель отступила и осторожно посмотрела на герцога:

– Monsieur?

Как и принято было после революции, она никогда не обращалась к Кэму с упоминанием его титула – еще одно слегка раздражающее Кэма обстоятельство. Медленно, не торопясь, Колбурн поднялся на ступеньку выше. Габриель не отступила, хотя он, казалось, мог услышать, как бешено колотится ее сердце.

– Нас прервали, – произнес герцог по-английски. – Андели.