– Не решу, – перебил его Александров. – Наверное, я выгляжу при этом не очень хорошо, но хочу, чтобы вы поняли: давным-давно представители одной московской ОПГ наехали на меня и взяли меня за горло. Я не испытывал к ним добрых чувств. Потом смерть конкурента развалила наш совместный бизнес, и я этому был даже рад. Скажу больше: я пальцем не пошевелил, чтобы спасти этот бизнес. Он был запачкан их зловонными руками. Вот как я к этому относился! Больше я не видел никого из них. Никогда! Все эти годы я лез из кожи вон, чтобы достичь положения, при котором таких, как они, ко мне не подпустят на километр. Я своего добился. Так зачем я поеду в больницу? Я ведь знаете что думаю о его болезни? Что его наказал Бог. Катаев не устанавливал никаких излучателей, но кое-что про его методы мне известно. Я верю в проклятия. Они запросто могут изменить химический состав крови.

– Жутковато! – признался Аникеев.

– Вовсе нет! Это как со СПИДом. Вроде бы, ужасная болезнь. Но ведь не заболеть очень просто! Живи только с женой – и ты стопроцентно застрахован. Не делай людям зла – и тебя никто не проклянет. Вот что я думаю по этому поводу. Ну, мне пора. Всего хорошего!

Еще минут пять Аникеев стоял в коридоре, глядя на двери, за которыми скрылся депутат. Мимо бегали разные политические деятели, прошуршал даже новый премьер со своей свитой – за ним пронеслась толпа журналистов.

Аникеев тряхнул головой, приходя в себя. У него было ощущение, что расследование надо начинать сначала.

В туристическом бизнесе наступило затишье. Агентства приходили в себя после предновогодней запарки. Тысячи самолетов разлетелись во всех направлениях, были проданы номера с видом на море и видом на стройку, пятизвездочные отели и двухзвездочные отели, билеты первого класса и билеты на чартер. Дешевая Паттайя и дорогой Пхукет, грязная Шри-Ланка и не очень грязный Гоа, Сейшелы и Куба, Прага и Париж – отдых на любой вкус, на любой кошелек.

Почти все путевки закончились еще перед Новым годом. Потом наступила вторая часть Марлезонского балета: школьные каникулы. Потом поехали самые умные – по цене в два раза ниже.

И вот теперь агентство переводило дух. Ни тебе перекидываний с рейса на рейс («Я хотела лететь только Аэрофлотом, а вы мне что подсовываете?!»), ни замен отелей («Я специально требовал «Монтьен»! Это мой любимый отель в Таиланде! Там живут только англичане! Я хочу отдохнуть от наших хамских соотечественников в полосатых штанах!»), ни жалобных историй про умершую бабушку («Вы обязаны вернуть мне полную стоимость путевки! Ведь у меня такие трагические обстоятельства!»). Наконец-то сотрудникам перестали мотать нервы в посольствах, в аэропортах, в страховых компаниях, перестали звонить междугородние телефоны с сообщениями о плохой работе гидов, сожженном во время пьянки финском домике, улетевшем в бассейн джипе, срубленной пальме, сорванном коралле – все! Теперь до мая!

И главное: уехал шеф. Собрал всю свою семью и укатил в Сибирь. Там у него было двадцать гектаров земли, купленных еще на заре перестройки. На этих гектарах, посреди снегов и тайги, разместился его дом, его конюшня и даже две деревеньки с людьми. Люди были собраны с разных концов бывшего Советского Союза, они готовили к его приезду плов, или долму, или самогон – в зависимости от своей национальности. Анютин шеф почти никогда не ездил за границу: это заграница сама ездила к нему.

Глупо было не воспользоваться таким выдающимся затишьем.

Получив от Левицкого последние сведения о деле, она почувствовала, что у нее чешется все тело. Именно так. Анюта даже решила, что началась аллергия на шоколад (Левицкий притащил килограммов восемь конфет), но нет – это зудело ее любопытство.

Вначале она хотела пойти официальным путем и даже купила на Арбате удостоверение сотрудника милиции. Но потом притормозила. То, что знают сотрудники милиции, она тоже знает. А вот историю неведомой Ольги такие корочки навсегда закроют.

Целых два дня она гонялась за Гришей Ледовских. Его не было в доме (там, вообще, уже жил другой человек), не было в комнате убитого художника (она стояла опечатанная). В университете (тут, кстати, удостоверение пригодилось) ей подтвердили, что парень отчислен, но сказали, в какой комнате он жил раньше.

Так шаг за шагом она добралась до общежития. Здесь стало погорячее. Начали объявляться подружки и друзья, враги и собутыльники – следы брата появились на ее охотничьей тропе.

Наконец, в среду утром он сам открыл дверь комнаты в женском общежитии. Он был всклокоченный и помятый.

К счастью, дам в комнате не оказалось. Видимо, они учились. Анюта толкнула Гришу в грудь и вместе с ним ввалилась с душное помещение с разбросанными по стульям бюстгальтерами, неубранными кроватями, батареей пустых бутылок вдоль стола.

В комнате было сильно накурено и стоял слабый запах дрожжей. Анюта машинально посмотрела под ноги: так и есть. Большая пивная лужа.

– Гриша! Ты бы восстановился в университете, в самом-то деле! – проникновенно сказала она. – А то ведь сопьешься!

– Ольга! Это вы? – не очень уверенно спросил он.

– Я сяду? Тьфу… Как тут грязно!.. Ты меня не понял в прошлый раз… Я не Ольга, я ее подруга, меня зовут Анюта… И у меня к тебе разговор. Я пришла по ее просьбе.

– Да. Конечно… – он послушно сел на кровать, потер лицо руками. – Здесь обычно не грязно, вы не думайте. Просто вчера день рождения праздновали…

– Твой?

– Нет, что вы… Мой летом.

«Парень какой-то приглушенный, – подумала она. – Видимо, спросонок… Или с похмелья… Для расспросов – это то, что надо».

– Значит, Игорь тебе про Ольгу рассказывал? – спросила она.

– Конечно, рассказывал. У нас хорошие отношение были.

– Как ты думаешь, Игорь ее любил? Для меня это важно. И для нее важно.

– Любил? – удивленно переспросил он. – Ну, хорошо относился, наверное… Как человек к человеку.

– А она его любила как мужчину, – набрав побольше воздуха, сказала Анюта. – Да. По-настоящему любила.

– Это вам кажется, – он несогласно покачал головой. – Какой смысл любить его как мужчину? Какой же он мужчина?

«Так он знает про его болезнь? – удивилась Анюта. – Ну и наворотил в своих официальных показаниях этот студент! Что ни слово – то ложь!»

– Она вам тоже, наверное, врет, – добавил Григорий. – Ей как-то надо объяснить эту ситуацию с деньгами… Но по-моему, там другая причина. Не любовь, во всяком случае.

«Как бы спросить про деньги, чтобы не выдать себя?» Но в Анютину голову ничего не шло.

– Это ведь она написала письмо с угрозами? – вдруг спросил Григорий и, не дождавшись ответа, продолжил: – А я, дурак, участковому сообщил! Подумал, что это уж слишком: деньги, теперь угрозы… Игорь тоже вначале сомневался, несколько дней ничего понять не мог, даже испугался, а потом говорит: «Я все понял! Это Ольгино письмо! Она говорила мне про змею недели две назад. Жаловалась, что змея пропала. И про кровь эту все рассказала – про коронный номер». Игорь только не мог понять, какой в этом письме смысл.

– А потом понял?

– Я не знаю. – Парень устало пожал плечами, поднялся с кровати, подошел к столу, пошарил там – Анюте была видна только его спина. Наконец, нашел: из десятка пакетов с соком – один непустой. Он выпил остатки сока, вернулся на свое место.

– Вот оно что… – протянула Анюта, стараясь как-то так сфокусировать глаза, чтобы их выражение не было слишком тупым. – Про змею я тоже знаю. А про кровь – нет.

– Про кровь и я не знаю… Если она даже вам ничего не рассказала, наверное, не слишком это приятная история.

– Игорю же рассказала.

– Игорю не стыдно было. Он так умел слушать! И никаких нотаций…

Анюта тоже поднялась, походила немного по комнате, старательно обходя лужу (ей захотелось эту лужу вытереть, чтобы сосредоточиться), остановилась у окна. Там внизу ходили маленькие фигурки в шубах и куртках. Проехал фургончик, что-то грохнуло – видимо, петарда, оставшаяся от Нового года.