Литмир - Электронная Библиотека

Издали донеслись крики. Я повертел головой, привстал на цыпочках. С моим ростом видно поверх забора, как по параллельной улочке мчится оборванный человек, а за ним толпа разъяренных мужиков. У кого в руках дубины, у кого камни, а у двоих я заметил настоящие боевые палицы.

Беглец свернул, промчался по переулку. Он мчался прямо на меня, я увидел перекошенное страхом потное лицо, раздутые в беге ноздри и раскрытый рот. По фигу все погони на белом свете, я отступил в сторону, улица узкая, пусть бежит свободно. Беглец от неожиданности даже заспотыкался, я, по его логике, должен вообще перегородить дорогу, а то и шарахнуть по голове рукоятью топора, если не обухом… а то и острием, но я отступил в сторону еще и еще, вообще прижался к стене здания, за топор не хватался, и бегущий пробежал как затравленный заяц, готовый упасть и проскользнуть у меня под ногами.

Спустя мгновение из-за поворота выбежала галдящая толпа, похожая на многоногое и многорукое вопящее чудовище. Над головами мелькают палки, дубины, сжатые кулаки. Я поморщился, шагнул на середину улицы и взял в обе руки топор.

– Стоять! – Голос мой прозвучал уверенно, я старательно подражал Ланзероту. – Что за самосуд?

Толпа готова была, казалось, смять меня на бегу, но я вскинул топор, поиграл лезвием, бросая солнечные зайчики им в глаза, и показал всем видом, что снесу голову всякому, кто осмелится подойти первым. Мужики галдели зло и растерянно, кое-кто попытался протиснуться сзади. Я ударил, не глядя, угодил обухом, руку тряхнуло, донесся треск и болезненный стон.

– Доблестный рыцарь! – крикнул один рассерженно. – Ты не здешний, чего лезешь?

– Нельзя вот так, – возразил я.

– А как можно? – заорали со всех сторон. – Как можно? Как этот Шершень – можно?

– Кто такой Шершень? – осведомился я надменно.

Мужики закричали наперебой:

– Он обокрал лавку Колуна!

– Он зарезал вдову Гамбуса и ее двух малых детей!

– Он страшится сильных, а грабит самых сирых и беззащитных!

– Он обесчестил дочь судьи прямо в его саду, а потом вошел в дом, вынес дорогие вещи и зарезал старую мать судьи!

– Он…

– А еще…

Я поворачивался во все стороны. Краска прилила сперва к щекам, потом запылали уши. Они галдели, потрясали кулаками. Самые нетерпеливые уже проскользнули мимо, как только уверились, что больше топором махать не стану. За ними последовали и другие. Только один остановился передо мной, укоризненно покачал головой, еще кто-то плюнул мне под ноги.

Я сгорбился, уже не до прогулок, спрятал топор, стараясь сделать его как можно незаметнее, потащился обратно к постоялому двору.

– Эй, друг! – послышался возглас.

Меня догонял невысокий мужчина, черноволосый, с красивым ястребиным носом, черной аккуратной бородкой, что выглядела как небритость двухнедельной давности, глаза живые, острые, с чувством юмора.

– Да, – ответил я убито, – слушаю.

– Не убивайся, – сказал мужчина неожиданно мягко. – Не убивайся, говорю!.. Эй, Гасан, у тебя есть еще хороший эль? Принеси кувшин и две чашки. Чистые!

Я дал увлечь себя под полотняный навес за стол. Неприметного вида хозяин поставил на середину стола кувшин и две чашки, исчез. Чернобородый повторил мягко, настойчиво:

– Не терзайся. Садись, садись поудобнее! Твое побуждение было благородным. Твое сердце велело тебе прийти на помощь обиженному, вот ты и пришел… Это нормально для ребенка. Не обижайся, все мы в этом мире дети. Взрослеем очень медленно… И не все одновременно. Ты видел, как растет щенок?.. То голова, то ноги, то уши… Есть даже две стадии: «скамеечка» и «табуреточка», когда щенок растет либо только в длину и похож на скамеечку с короткими ножками, то тянется вверх в короткую табуреточку с длинными ногами. К тому же еще сердце чаще всего отстает в росте, не успевает… А про мозги уж молчу. Десятимесячный щенок ростом уже со взрослую собаку! Но какой дурак, верно? Так и мы, люди. Я не про отдельных людей, это понятно, а про человечество. В одних королевствах живут брюхом, в других – сердцем, в-третьих… хотел бы сказать – умом, но таких пока нет. Есть только королевства, где людей, поступающих по уму, гораздо больше. Не знаю, что тому причиной, но в ряде королевств даже короли руководствуются умом, а не детским тщеславием, обидами, гордостью, жадностью…

Пока он говорил, быстро, живо и очень убедительно, я потягивал этот эль, который показался чересчур крепким. Эль, как я считал, это доморощенное пиво, а этот напиток больше смахивает на дорогое вино. Когда собеседник умолк и сам припал к кружке с вином, я спросил тоскливо:

– Это где же такие королевства?

Он осушил чашку один духом, налил вторую, эту смаковал медленно, осторожными глотками. Отвечать не торопился, но я молчал, смотрел с ожиданием, и он сказал с прежней мягкой улыбкой:

– Ты поступил по велению сердца. Это лучше, чем по велению брюха, но все же лучше бы по уму…

Улыбка его была извиняющаяся, вроде бы предложил мне не то глупость, не то что-то совсем уж непонятное. Я буркнул:

– А как по уму? Задержать и тащить в суд? Так задержи я, тут же прямо растерзали бы. И ничего бы я не смог…

Он наклонил голову.

– Ценю твои нравственные метания. Однако почему не решить, что этим местным жителям виднее, кто у них в городе вор, а кто законопослушен? И что они, при всех своих недостатках, могут все же точнее определить вину своего односельчанина, чем ты, чужак?

Я пробормотал:

– Могут быть отдельные ошибки следствия…

Он возразил, ничуть не удивившись такой терминологии:

– Могут, но это одна на сто тысяч!.. А так ты дал уйти неуловимому вору. Который попался лишь по случайности, а теперь натворит зла намного больше. Он убил, как я слышал, двадцать семь невинных горожан, в том числе их жен и детей, а ты его спас. А сколько убьет еще, мстя обидчикам? Что, останешься и будешь его ловить? Не останешься, у вас, как догадываюсь, долгий путь, а задерживаться не в вашей власти. Дорогой юноша, начинай жить по уму. По сердцу – это детство. Милое, но все же… не умное. Начинай жить по уму.

Он отодвинул кружку, в темных живых глазах блеснули багровые искорки. Мне стало не по себе, но увидел такие же отблески на стене, понял, что хозяин за моей спиной зажег очаг. Чернобородый снисходительно улыбнулся, словно понял мой испуг. Поднялся он довольно неожиданно. Я подниматься не стал, отяжелел от вина, тело в приятной истоме, отдыхает, спросил:

– Погоди, ты говорил, что есть королевства… где поступают по уму?

– Есть, – ответил он с улыбкой. – По крайней мере стараются поступать по уму. И чаще поступают все-таки по уму.

Он отступил еще на шаг. Только сейчас я заметил, что ночь уже наступила, тень скрыла моего собеседника почти целиком, в багровом свете близкого очага оставалось только его лицо, да на уровне груди колыхались во тьме белые кисти рук. Но багровые огоньки в глазах стали ярче.

– Что за королевства?

– Узнаешь, – ответил он. – Скоро.

Мрак поглотил его без всплеска, как болото проглатывает камень.

Какое это все-таки блаженство – рухнуть не на голую землю, не на ложе из еловых веток. Еловые ветки, голая земля – это для героев, а из меня какой рейнджер? Зато вот так завалиться на матрас, настоящий матрас, хоть и набитый сеном! Плюс – настоящая подушка, пусть даже жесткие перья продырявливают ткань и царапают щеку! Одеяло тоже настоящее, тряпочное, а не дурно пахнущие и жесткие шкуры…

Я помылся в бочке с водой, вызвав молчаливое неодобрение таким странным ритуалом, растерся и скользнул под одеяло. Рудольф лег одетым, Бернард тоже снял только железный панцирь и кольчугу, Асмер вообще устроился где-то в коридоре, дабы перехватить гадов еще на полдороге.

Блаженное тепло начало изливаться из печени и сердца на периферию сразу же, едва я в наслаждении рухнул на матрас. Перед глазами проступили картинки, еще я чувствовал, что лежу на мягком, пахнущем сеном, но другая моя часть отделилась, вознеслась в восторге, ликовании, радостном и необъяснимом.

23
{"b":"118123","o":1}