Перед вылетом мне разъяснили, что общее руководство операцией поручено мне, а Эванс командует солдатами. Эванс сообщил, что ему приказано охранять меня. Но как именно он сможет защитить меня от пришельцев, неуязвимых для оружия его солдат, ему так и не сказали.

Зачитанный мне приказ был столь же расплывчатым. Нам предстояло приземлиться позади Линии, поравняться с ней и получить всю возможную информацию.

— По-английски они говорят лучше меня, — сообщил полковник.

— Мы должны узнать их намерения. Но прежде всего необходимо выяснить, зачем они собирают… — Тут ему почти изменило самообладание, но он глубоко вдохнул и взял себя в руки. — Собирают бабочек, — закончил он.

Вертолет пролетел над Линией на высоте примерно двухсот футов. Прямо под нами в ней еще можно было различить отдельных пришельцев — синие шапочки и белые плечи. Но севернее и южнее они быстро сливались в сплошную белую линию, исчезающую вдали, словно тут поработала свихнувшая машинка, проводящая меловые линии на футбольных полях.

Мы с Эвансом приступили к наблюдению. Никто из линейных не взглянул вверх, услышав шум. Они медленно шагали, постоянно сохраняя между собой дистанцию не более двух-трех футов. Под нами простирались пологие, заросшие травой холмы; кое-где испятнанные рощицами. Мы не заметили ни одного сооружения, возведенного людьми.

Пилот высадил нас в сотне ярдов позади Линии.

— Я хочу, чтобы вы держали своих людей как минимум в полусотне ярдов позади меня, — сказал я Эвансу. — Оружие у них заряжено? А у него есть эти… предохранители? Хорошо. Пожалуйста, пусть их оружие так и стоит на предохранителе. Я опасаюсь шальной пули не меньше, чем… этих, кем бы они ни были.

И я в одиночку зашагал к Линии.

Как обращаются к линии марширующих инопланетных существ? «Отведите меня к вашему вождю»? Слишком категорично. «Привет, братан, что тут у вас за тусовка»? Пожалуй, слишком фамильярно. В конце концов, прошагав за ними минут пятнадцать на расстоянии около десяти ярдов, я остановился на «Извините», после чего подошел ближе и кашлянул. Как выяснилось, этого оказалось достаточно. Один из линейных остановился и повернулся ко мне.

Вблизи стало четко видно, насколько рудиментарны черты его лица. Голова его была будто подставка для парика: нос, углубления для глаз, выпуклости щек. Все остальное казалось нарисованным.

От неожиданности я лишился дара речи. Однако заметил кое-что странное. В Линии не было разрыва.

Тут я вспомнил, почему здесь стою именно я, а не какой-нибудь дипломат.

— Зачем вы собираете бабочек?

— Почему бы и нет? — ответил он, и я решил, что день будет очень и очень долгим. — Уж вы это легко поймете. Бабочки — прекраснейшие существа на вашей планете, так ведь?

— Я тоже всегда так считал. — Неужели он знает, что я энтомолог? И специалист по чешуекрылым?

— Вот видите. — Линия к тому моменту отдалилась ярдов на двадцать, и линейный зашагал следом. На протяжении всего нашего разговора он эту дистанцию не увеличивал. Мы шли не торопясь, делая около мили в час.

Ладно, решил я. Попробую поддерживать разговор о бабочках. И пусть военные сами задают крутые вопросы: «Когда вы начнете похищать наших детей, насиловать женщин и жарить нас на завтрак?».

— Что вы с ними делаете?

— Собираем. — Он протянул руку к Линии, и к нему, словно по заказу, порхнул чудесный экземпляр Adelpha bredowii. Линейный шевельнул пальцами, и вокруг бабочки возникла бледно-голубая сфера.

— Какая красавица, верно? — спросил он, и я подошел, чтобы рассмотреть бабочку вблизи. Похоже, он очень ценил Эти восхитительные создания, которых я изучал всю жизнь.

Он сделал другой жест, и голубой шар с бабочкой исчез.

— Куда они попадают? — спросил я.

— Там есть коллектор. — Энтомолог?

— Нет, устройство для хранения. Вы не можете его видеть, потому что оно… на другой стороне.

«На другой стороне чего?» — подумал я, но спрашивать не стал. — И что с ними происходит в коллекторе?

— Они помещаются в хранилище. В место, где… время не движется. Где время не проходит. Где они не движутся во времени, как здесь. — Он помолчал. — Это Трудно объяснить.

— На другую сторону? — подсказал я.

— Точно. Превосходно. На другую сторону времени. Вы все поняли.

Ни черта я не понял. Но двинулся дальше:

— Что с ними станет?

— Мы строим… кое-что. Наш лидер хочет, чтобы это место стало особенным. Поэтому мы и создаем его из этих прекрасных существ.

— Из крылышек бабочек?

— Им не причинят вреда. Мы знаем способ, как сделать… Такие стены, чтобы они могли в них свободно летать.

Я пожалел, что меня не снабдили вопросником.

— Как вы сюда попали? И надолго ли останетесь?

— На некоторый… промежуток времени. Не очень длительный по вашим стандартам.

— А по вашим стандартам?

— По нашим стандартам… на миг. Точнее, время совсем не будет затрачено. А насчет того, как мы сюда попали… вы читали книгу, которая называется «Плоскоземье»?

— Увы, нет.

— Жаль, — заметил он, повернулся и исчез.

Разумеется, наша команда в Северной Калифорнии была не единственной группой, отчаянно пытающейся выяснить о линейных хоть что-нибудь. Линии имелись на всех континентах, и вскоре с ними предстояло познакомиться каждой нации. Многие небольшие острова в Тихом океане они прочесывали всего за день и, добравшись до восточного берега, попросту исчезали, как это сделал мой собеседник.

Средства массовых коммуникаций делали все, что могли. Полагаю, я узнал мнение из этих фактов раньше большинства остальных, поскольку невольно оказался на передовой, но и наша информация нередко оказывалась столь же искаженной и неточной, как и та, которую получал весь мир. Военные бродили в потемках, стараясь что-то нащупать.

Но кое-что мы все же выяснили: линейные собирали не только бабочек, но и мотыльков, от самых невзрачных до роскошно окрашенных. Весь отрад чешуекрылых. Полностью.

Пришельцы могли исчезать и появляться в любой момент. Подсчитав их численность было невозможно. Когда один из них останавливался, чтобы пообщаться с туземцами, как это сделал мой, Линия оставалась сплошной, без разрывов. Закончив разговор, они попросту отправлялись туда, куда девался Чеширский кот, не оставляя напоследок даже улыбки.

Где бы они ни появлялись, разговор шел на местном языке — свободно и с употреблением идиоматических выражений. Даже в изолированных деревушках Китая, Турции или Нигерии, где иными диалектами пользовались лишь несколько сотен человек.

Казалось, что они ничего не весят. Двигаясь через лес, Линия больше напоминала стену. Линейные возникали буквально на каждом дереве и на каждой ветке, шагая по таким тонким веточкам, которые никак не могли выдержать вес человека. Но под их весом они даже не сгибались. Когда с одного дерева были собраны все бабочки, линейные исчезали с него и появлялись на. другом растении.

Стен они попросту не замечали. В городах они не пропускали ничего, даже запертые банковские хранилища, чердаки и встроенные шкафы. Они не проходили сквозь дверь, а просто возникали внутри помещения и обыскивали его. Бели вы в тот момент находились в туалете — ваши проблемы.

И всякий раз, когда их спрашивали, откуда они появились, они упоминали ту самую книгу, «Плоскоземье». За несколько часов эта книга появилась на сотнях сайтов в интернете. Скачивали ее миллионами экземпляров.

Полностью книга называлась «Плоскоземье: роман о многих измерениях». Автором на обложке значился некий мистер А. Квадрат, житель Плоскоземья, но настоящим ее создателем был Эдвин Эбботт, живший в девятнадцатом веке священник и математик-любитель. Когда мы вернулись в лагерь после того первого, исполненного отчаяния дня, меня уже ждал распечатанный экземпляр.

Книга представляла собой смесь аллегории и сатиры, но оказалась также и остроумным способом объяснить дилетантам вроде меня концепцию миров со многими измерениями. Мистер Квадрат жил в мире только двух измерений. Для него не существовало таких понятий, как вверх или вниз, а только вперед, назад, вправо или влево. С его точки зрения, увидеть что-либо было попросту невозможно: его со всех сторон окружала сплошная линия, выше и ниже которой не существовало ничего. Ничего. Ни пустого пространства, ни черной или белой пустоты… ничего.