В то же время и политика прусского короля была захватнической. Страна вела постоянные войны и несла страшные потери. В итоге войн Пруссии со странами Европы (население Пруссии составляло 6 млн., у противников – 100 млн.) полмиллиона пруссаков были убиты, ранены, попали в плен. Однако при этом территория Пруссии в результате его правления почти удвоилась. Иные скажут: «Побед без жертв не бывает»… Столь внушительные горы трупов дают современникам «все основания» назвать его «Фридрихом Великим». Хотя совершенно ясно, что даже захват богатой Силезии не стоил столь чудовищных жертв. Однако политика завоеваний и господства была определяющей среди мировых держав в то время.
После сокрушительного поражения Пруссии, нанесенного ей русскими и австрийскими войска, союзники вошли в Берлин. Фридрих удалился в Сан-Суси («Без забот»), где в загородной резиденции посвятил себя музыке, искусству, литературе (у него была прекрасная библиотека). Здесь им написана 36-томная история церкви, а одна из его мелодий на протяжении 50 лет была гимном Испании. В самом деле, лучше бы, если б «Старый Фриц» писал обычную музыку, а не предавался музыке сражений. Так он провел оставшиеся 20 лет жизни и ушел в иной мир с мрачным пророчеством: «Государство придет к полному разорению».
И все же его не случайно называют «Великим»… При его правлении стал наблюдаться рост торговли, обозначился расцвет промышленного и мануфактурного быта, улучшилось состояние дорог и водных сообщений. Науки и художества, отмечает Ф. Кони, убитые в Пруссии суровым царствованием Фридриха-Вильгельма, стали процветать… Со всех концов просвещенного мира сюда устремляются известнейшие ученые, литераторы, артисты. Король установил значительные денежные премии, дабы поощрить к труду и состязанию членов академии. Люди науки заняли самые почетные места в его королевстве. Умственный труд стал цениться тут чрезвычайно высоко и почитался как дело особой государственной важности. Вспомним, что Шопенгауэр выделял три вида аристократии: 1) по рождению и по чину; 2) денежную аристократию; 3) аристократию ума. Последних он считал наивысшей. Так, вот Фридрих Великий умел, как никто иной, воздать должное последней. Когда во время одного из празднеств, на которое был приглашен и Вольтер, гофмаршал предложил тому занять место рядом с министрами и генералами, король попросил Вольтера занять еще более высокое место, рядом с владетельными князьями и наследниками («царское место»). При этом он во всеуслышание заметил: «Выдающиеся умы стоят наравне с государями».[377]
Он делал все возможное, чтобы улучшить положение народа. Фридрих издал указ, запрещавший помещикам присоединение крестьянских земель к так называемым фольварочным землям. Он заявлял: «Я не хочу, чтобы с моих подданных в провинциях сдирали кожу по произволу» (1764). Процесс обезземеливания крестьян тут не приобретал столь катастрофических масштабов, как в других странах. Те охотнее подчинялись королю, чем помещикам.
Фридрих II, король Пруссии (1712–1786)
Решительно он повел себя и в отношении чиновничества… В адрес генерал-директории им направлено строгое распоряжение, в котором было сказано: «До меня доходят частые слухи, что многие из подданных моих приносят самые горькие жалобы на бесконечные прижимки от чиновников, что они ими разорены вконец и часто приведены в такое положение, что не только должны отказаться от своей собственности, но даже бежать из отчизны. Притом эти люди тем несчастнее, что на все свои законные жалобы не находят суда и помощи в высших инстанциях, потому что кригскамера и палата уделов поставили себе за правило не исправлять, а защищать своих подчиненных. Я нисколько не расположен терпеть такое бесчинство и, хотя не хочу на первый случай лишать чиновников законных выгод купленных ими мест, но в то же время не дозволю им различными изворотами и под самыми бессовестными предлогами высасывать кровь моих подданных, не допущу, чтобы они доводили до нищеты, присваивали себе их достояние и даже изгоняли из родины. Посему повелеваю: генерал-директории впредь не смотреть вскользь на жалобы подданных, подаваемые на чиновников…, а виновных чиновников, несмотря на их звания, значение и место, тотчас бы отрешали от службы». Мудрый приказ, который, конечно, не мог остановить всех злодеяний. Остерегался он выбирать неспособных министров «в качестве орудия своей воли».
Академия наук получила особый статус и большие привилегии… Первое заседание Академии было открыто в королевском дворце, в Берлине, под председательством главы государства. Как известно, и сам Фридрих был отнюдь не чужд литературных способностей. Он сочинил «Историю своего времени» (о войнах) и гораздо более мирный труд – комедию «Школа света», представленную в новом оперном театре. В письме к Вольтеру Фридрих выразил, если угодно, суть государственной политики. Он писал: «Много сделано и еще более замышляю. Работаю обеими руками: с одной стороны для войска, с другой – для народа и наук», и далее высказал свое видение роли прав ителя: «я весь принадлежу государству».[378]
Однако и у Фридриха были существенные просчеты в политике… Во-первых, он так и не сумел (или не захотел) договориться с Россией. В итоге, русские войска (вместе с австрийскими) вошли в Берлин в 1760 г. Причем, сам Фридрих в откровенном разговоре с приближенными признался: «Спасибо русским. Именно они спасли Берлин от ужасов, которыми австрийцы угрожали моей столице». В обычном для него льстивом и лживом духе высказывался и Вольтер. «Ваши войска в Берлине, – сообщал он русским друзьям, – производят более благоприятное впечатление, чем все оперы Метастазио». Более честно и откровенно сказал Л. Эйлер (скрипя сердцем): «Впрочем, я всегда желал, что если бы когда-либо суждено было Берлину быть занятым иностранными войсками, то пускай это были бы русские…»[379]
Во-вторых, далеко не все в реформаторстве Фридриха можно оценить со знаком «плюс» (даже там, где он, казалось, мог рассчитывать на признание его заслуг). Ф. Меринг писал: «Наиболее резко проявилась недальновидность внутренней политики Фридриха как раз в тех областях, в которых от него, как философа и поэта, можно было ожидать лучшего понимания своих обязанностей. Его отец презирал образование и науку, но он понимал, что духовное развитие содействует поднятию благосостояния и этим улучшает состояние финансов. Он основал военные и народные школы; он ввел, по крайней мере на бумаге, всеобщее обязательное посещение школ. При Фридрихе все это поставлено было иначе и гораздо хуже. Он очень мало заботился о народных школах, так что можно сказать – он попросту уничтожил их. Незадолго до Губертсбургского мира он выписал из Саксонии, классической своего рода страны немецкого школьного дела, в Пруссию восемь школьных учителей… но потом король приказал, чтобы его солдаты-инвалиды занимали места школьных учителей, так что «если их предшественники были не совсем незнающими людьми, то ученики знали больше, чем учителя, поседевшие под ружьем». Все это не мешало новейшим византийцам провозгласить Фридриха «героем просвещения в области школьного образования».
Реформы в области высшего образования, действительно, оказались довольно куцыми и противоречивыми… Читаем у того же Меринга: «Высшие школы были так же жалки, как и народные. Достаточно бросить взгляд на нищенское положение четырех университетов, находившихся в стране. Дьюнсбург имел 5.678, Кенигсберг – 6.920, Франкфурт-на-Одере – 12.648 и Галле – 18.116 талеров дохода. Жалованье профессоров было жалкое, научные институты находились в совершенном упадке. Об единственном замечательном человеке среди прусских университетских профессоров, о Канте из Кенигсберга, Фридрих не знал, хотя не нужно забывать, что создавшее эпоху главное произведение Канта появилось только в 1871 году и сделалось известным только в 1789 году, то-есть после смерти Фридриха… Прусские подданные при этом должны были ограничиться этими четырьмя источниками научных познаний; по неоднократным приказам Фридриха занятия в не-прусских университетах, даже если они продолжались лишь один семестр года, наказывались пожизненным запретом занимать какие-либо гражданские или церковные должности, а для дворян – даже лишением имущества».[380] Говоря нашим языком, он поднял «железный занавес» в своих землях. И все же напомню, что именно с воцарением Фридриха II отменена была цензура, усилена поддержка университетского образования. В страну возвратился Х. Вольф, заслугой которого стала систематизация философских знаний. Вольф создал свою философскую школу, а его учение приобрело наименование «популярной философии», центром которой стал Берлин.
