Или другой пример. Фрейд в школе то и дело вспоминал великого полководца древности Ганнибала. Казалось, что еврею-гимназисту до какого-то там Ганнибала?! Дело, оказывается в ином. Ганнибал сам по себе – пустяк. Раса (Карфаген основали семиты-финикийцы) – вот что главное! Хотя он и уверяет, что раса, мол, не имеет значения для характеристики индивидуального психоанализа («Очерк истории психоанализа»), но в «Толковании сновидений» откровенно скажет: «Ганнибал, с которым есть у меня сходство, был любимым героем моих гимназических лет; как многие в этом возрасте, я отдавал свои симпатии в пунических войнах не римлянам, а карфагенянам.
Когда в старшем классе я стал понимать значение своего происхождения от семитской расы и антисемитские течения среди товарищей заставили меня занять определенную позицию, тогда фигура семитского полководца еще более выросла в моих глазах. Ганнибал и Рим символизировали для юноши противоречие между живучестью еврейства и организацией католической церкви». Какой еврей не хочет быть Ганнибалом! В основе философии лежит «комлекс Эдипа» – не только стремление выжить (что естественно), но царить и безраздельно властвовать, т. е. «быть Ганнибалом».[631] Ганнибальские устремления евреев легко становятся каннибальскими!
Иллюзии свойственны были не только Фрейду. К. Ясперс в «Ложных восприятиях» справедливо говорит, что общим для всех иллюзий является содержание в них действительных элементов реального восприятия… Скажем, нам вполне понятно стремление того или иного политика «стать министром» или даже «президентом». Но полнейшее безумие и патология, когда «блестящий металл принимается за золото, а главврач за прокурора» (Ясперс).[632] И уж тем более нужно быть патологическим глупцом, чтобы принять за Петра Великого или, скажем, Александра-Освободителя полное убожество, сидевшее недавно на троне в Кремле. За такового его могли принять разве что пациенты той же палаты «психиатрической лечебницы».
Фрейд – это современный Самуил, пытающийся организовать новую школу «пророков». Он так и представлял себя во глубине души. И когда один из его научных последователей предложил перевести его труды на английский, он милостиво воспринял такой аргумент Брилла: «Как я начну проповедовать новую религию (психоанализ) в Нью-Йорке, если у меня нет Священного Писания? В конце концов у евреев был их Ветхий завет, у христиан – Евангелие по Матфею, Луке и Марку, у мусульман – Коран…» А русский писатель В. В. Набоков довольно-таки точно назвал Фрейда «венским шаманом». Фрейдизм как явление с недавних пор стал популярен в определенных околокультурных кругах.
Популярность Фрейда наиболее велика была в Соединенных Штатах Америки. Патриарх американской психологии У. Джемс даже заявил по приезде в США: «За вами будущее!» Возможно, причиной стало то обстоятельство, что американцы, более чем кто-либо еще на нашей Земле, нуждались и нуждаются в постоянной помощи психиатра. По данным статистики, нигде нет столь массовых примеров извращенного сознания, немотивированных и массовых убийств и самоубийств, последствий тяжелых стрессов. В книге «Неудовлетворенность культурой» (1930) он писал об ограниченности нынешней культуры, подчеркивая, что человечеству все больше начинает сегодня угрожать психологическая и культурная нищета масс («в Америке особенно»).
В какой-то мере он стал «наследником Просвещения», естественнонаучного материализма и позитивизма века. Но, думается, в нем скорее проявились черты ограниченного просветителя, не очень-то верящего в просвещение, материалиста, убегающего в страхе от первого же намека на его присутствие, позитивиста, считающего позитивным в нашей жизни лишь воздействие злополучного libido («похоть, страсть» – лат.). Возможно, в медицине он пробил брешь «в китайской стене старой психологии» (С. Цвейг). Тогда правомочно задать и другой вопрос: «А может быть, он заодно пробил брешь и в самой культуре?» Фрейд рассматривал культурное развитие «как борьбу человеческого рода за выживание», называя это «битвой гигантов».[633]
Как и другие видные ученые той эпохи (Ницше, Лебон), Фрейд, разумеется, не мог пройти мимо роли масс и личности в современной истории… Еще Г. Лебон, описывая характер массовых индивидов, обнаружил некоторые новые качества в их поведении. В массе, в силу ее множества, индивид может испытывать чувство некой неодолимой мощи. Тогда же возникает атмосфера анонимности и коллективной безответственности. В ней на первый план выступают расовые, классовые или эгоистичные побуждения. Психологические надстройки сдерживания трещат и рушатся. Наружу выплескиваются дикие инстинкты. Толпа заразительна к вихрям коллективного безумия. Но главным отличительным признаком индивида в массе становится исчезновение в нем сознательной личности, бессознательное же начало – преобладающим. «Индивид не является больше самим собой, он стал безвольным автоматом». В итоге принадлежности к массе человек спускается на ряд ступеней ниже по лестнице цивилизации. «Будучи единичным, он был, может быть, образованным индивидом, в массе он варвар, то есть существо, обусловленное первичными позывами» (Лебон). Получалось почти по Шиллеру:
Каждый, когда видишь его отдельно,
Как будто и умен и разумен,
Но если они in corpore,
То получается дурак.
Фрейд писал, что масса не знает ни сомнений, ни неуверенности, быстро доходит до крайности, крайней антипатии и дикой ненависти. Она взбалмошна и нетерпима, ибо не сомневается в истинности своих ощущений. Массе не знакома жажда истины. Ей нужны иллюзии, без которых она не может существовать. Стаду всегда нужен вождь и господин! Фрейд согласен с предположением Ч. Дарвина, что первобытной формой человеческого общества была орда, в которой полностью господствовал сильный самец (вождь и отец). В «Массовой психологии» Фрейд так писал об отце первобытной орды: «На заре истории человечества он был тем сверхчеловеком, которого Ницше ожидал лишь от будущего. Еще и теперь массовые индивиды нуждаются в иллюзии».[634]
Своего рода иллюзией является и религия. Фрейд понял: «религия – это огромная власть, на службе у которой состоят самые сильные человеческие эмоции». Он ложно противопоставил религию и науку: «Из трех сил, которые могут поспорить с наукой, только религия является серьезным врагом». Признавая важность религии как массового чувства, Фрейд пытался обозначить, что же она все-таки дает людям. А дает она им не только объяснение их происхождения, но и защиту, доставляя им счастье «среди всех превратностей жизни». Религия направляет убеждения и действия людей, обеспечивает их предписаниями и советами. Из трех основных ее функций, думается, именно вторая – обещающая и примиряющая – и является главной. Проблема в том, что зримые плоды ее трудов слишком часто отнесены в бесконечность (царствие Небесное).[635]
Демоны души, или Тайны бессознательного.
Фрейду вручат премию имени Гете за работу «Неудовлетворенность культурой» (1930). Он достиг славы и известности. И может быть, даже не столько в науке, сколько в культуре. Нобелевской премии за медицину ему ведь так и не присудили. Многие ученые утверждали, что в психоанализе больше искусства, чем науки. 3. Фрейд писал коллеге: «Из всех областей приложения психоанализа действительно процветает открытая Вами область образования».[636] Сегодня психоанализ широко распространен.