Виктор Гюго: «Не следует забывать, что в 1705 году, и даже значительно позднее, Англия была не та, что теперь. Весь ее внутренний уклад был крайне сумбурен и порою чрезвычайно тягостен для населения. В одном из своих произведений Даниэль Дефо, который на собственном опыте узнал, что такое позорный столб, характеризует общественный строй Англии словами: «железные руки закона». Страшен был не только закон, страшен был произвол. Вспомним хотя бы Стиля, изгнанного из парламента; Локка, прогнанного с кафедры; Гоббса и Гиббона, вынужденных спасаться бегством, подвергшихся преследованиям Чарльза Черчилля, Юма и Пристли; посаженного в Тауэр Джона Уилкса. Если начать перечислять все жертвы статута seditious libel (английский, авт. – «о крамольных пасквилях»), список окажется длинным. Инквизиция проникла во все углы Европы; ее приемы сыска стали школой для многих. В Англии было возможно самое чудовищное посягательство на основные права ее обитателей… Такова была свобода»….[172]
Поэтому о демократии, свободе и равенстве, якобы, присущих английскому государству, речь может идти лишь с большой натяжкой. Даже русский монархист К. Н. Леонтьев вынужден был признать, что английские свободы, так сказать, «с душком»… Он писал о них: «Равенства, в широком смысле понятого, в Англии было сначала, пожалуй, больше, чем, например, во Франции, но потом, именно по мере приближения цветущего периода (Елизавета, Стюарты, Вильгельм Оранский и Георги), и юридического и фактического равенства стало все меньше и меньше… С первого взгляда кажется, как будто Англии посчастливилось больше других стран Европы. Но едва ли это так. Посмотрим, однако, повнимательнее. Конечно, Англии посчастливилось сначала тем, что она долго сбывала свои горючие материалы в обширные колонии. Англия демократизировалась на новой почве – в Соединенных Штатах Америки».[173]
Как видите, даже самый беглый анализ этого важнейшего периода английской истории, который часто готовы воспринимать в качестве «золотого века», явно не выглядит таковым. Хотя мы должны признать то, что Англия совершила в этот период истории колоссальный прорыв в вопросах создания центра мировой экономической власти. Достаточно сказать, что объем английской торговли с 1610 по 1640 гг. увеличился в десять раз. Основанный в 1694 г. Английский банк станет вскоре самым крупным финансовым центром мира, а фунт стерлингов, по сути дела, превратится в самую сильную денежную единицу в Европе.[174]
Англия, Голландия, Франция своими успехами обязаны отнюдь не вульгарно понимаемым «рыночным отношениям», но тому институциональному контексту, в рамках которого и оказались возможны все важнейшие достижения и заслуги. Благодаря этому развернулась научно-промышленная революция, общество дифференцировалось путем введения шкалы вознаграждений и поощрений. В таком обществе почетным и выгодным делом считается не только торговля, но и занятия философией, наукой и техникой. Таким образом в сознании европейцев стала постепенно утверждаться и светская культура.[175]
Философ Э. Берка сказал: «Сделайте революцию залогом будущего согласия, а не рассадником будущих революций». У Англии была другая, более позитивная и светлая сторона. С уходом «старого мира» британцы достигают и на ниве культуры, поэзии, просвещения, науки многие ощутимых результатов. Духовный мир англичан формировался с помощью школ и книг. Достойно изумления то, с каким пиететом взирали они на перо и книгу. Как тут не вспомнить У. Оккама (1285–1349), философа, учившегося и преподававшего в Оксфорде, предвестника эпохи Реформации. Людвигу Баварскому он сказал: «Защищай меня мечом, а я буду защищать тебя пером». Сила английской буржуазии в том, что она умело воспользовалась тем и другим. Ричард де Бери, епископ Дарэмский (XIV век) подчеркивает воспитательное и образовательное значение книг: «Какое огромное наслаждение познания скрывается в книгах! Как легко и откровенно доверяем мы книге тайну своего невежества! Книги – учителя, наставляющие нас без розог и линейки, без брани и гнева, без уплаты жалованья натурой или наличными. Подойдешь к ним – они не дремлют, спросишь у них о чем-нибудь – они не убегают, ошибешься – они не насмехаются. Вот почему сокровищница мудрости дороже любых сокровищ. И тот, кто считает себя приверженцем истины, счастья или веры, неизбежно должен быть приверженцем книг».
Из книг, наук и техники англичане создали храм, «купель святого причастия». В книгах видели первопричину успехов и несчастий. Памфлет «Тревога Англии» (1587) усмотрел корень восстаний и беспорядков в Ирландии в «дороговизне исторических книг». Патриотизм у всех на слуху. Пособие «Совершенный джентельмен» (1622) требует от англичан не быть чужестранцами в своей стране, изучать собственную историю. Бюргеры Лондона, других городов читают хроники, трактаты, сборники мудрых мыслей. Помимо обязательного преподавания истории в школах Лондона вводится должность «хронолога», записывающего достопамятные события. Распространяются дешевые исторические издания. «И хотя строгие пуритане, – отмечал историк, – с подозрением и осуждением относились к чрезмерному поклонению «великому идолу», именуемому образованием, для истории делалось исключение, поскольку от нее ожидали наставления в благочестии».[176]
В XVII веке взошла звезда историка Р. Хэклюита, автора «Основных плаваний английской нации» (умер в 1616 г.). Его книги по популярности сравнимы с Библией. Этот талантливейший ученый и писатель считал главным публикацию документов. Впервые его книга появилась на свет сразу же после разгрома испанской Великой армады (в 1589 г.). Уже тогда английские историки преспокойно выполняли «социально-политический заказ» своей страны и никто при этом не лил крокодиловых слез (как это делает в России антирусское лобби). Книгу Хэклюита даже называли «руководством по колонизации». Зная нравы англичан, эта оценка воспринимается, скорее, как похвала. В трехтомном издании представлены многочисленные документы и карты (не только английские). Он обосновывал права англичан на мировые пространства, прокладывал путь в Индию, Китай, Южную Америку. В книгах присутствовали элементы открытой пропаганды имперского мышления. Это был яростный и верный защитник британского господства. Историк станет и одним из основателей Ост-Индской кампании. Это еще более укрепило культ Хэклюита, идеолога британского колониализма. О книгах его говорят, что это «эпическая поэма английской нации». Надо отдать должное и его писательскому мастерству. Не случайно в Британии этого историка по сей день считают (конечно же, наряду с великим Шекспиром) отцом-основателем английской литературы.
Хотя Карлейль, заявил во всеуслышание: «Англичане – немой народ. Они могут совершать великие дела, но не могут описывать их». Сущий вздор! В конце концов, разве не из этих «щенков знания» (хорошей бульдожьей породы) выросла большая часть британских «имперцев» или (чуть позже) американских научно-технических «акул» и «волкодавов»?! Разве не из стен славных английских и шотландских университетов явятся яркие представители исторической науки?! Разве не английской нации принадлежат имена Э. Гиббона и А. Тойнби?! Следует с осторожностью отнестись к эскападам Ф. Энгельса (немца!), характеризовавшего образованного британца, как «чучело», которое слепые люди называют выразителем «духа» времени.[177]
При всей справедливости приведенной критики английских порядков, не будем забывать: Британия стала колыбелью политических свобод, оплотом деизма, цитаделью материалистических учений в Европе и мире. Как итог раскрепощенной энергии разума следует превращение ее в промышленную мастерскую человечества. В философии выделим имена Гоббса и Локка, в экономике – Смита и Рикардо, в поэзии – Шекспира и Милтона, в естественных науках – Ньютона и Фарадея. Подлинная палата умов Нового времени! Позднее к ним присоединятся и известные родоначальники позитивизма – Дж. С. Милль и Г. Спенсер, и другие. Подобно тому как экскурсию по Лондону начинают с показа башни Большого Бена, путешествие по духовному Альбиону, вероятно, следует начать с Шекспира, возможно, закончив просмотром его «Возлюбленной» (фильма, получившего «Оскара»).
