В Голландию направился и Декарт. Он считал ее страной, где наиболее спокойно можно вести научные изыскания. Не этому ли обязана Голландия процветанием? Наука требует всего трех вещей: 1) свободы мысли и ее изложения (свободы публикаций и обсуждения); 2) финансового обеспечение ученых; 3) условий для их научных экспериментов. Там, где это имеется хотя бы в самых мало-мальски приличных пропорциях, наука процветает!
Декарт-католик, преданный сторонник короны, предпочел жить в протестантской и республиканской стране! Ему нравился строй жизни деятельного народа, «более заботящегося о своих делах, чем любопытного к чужим». Для ученого, который избрал девизом слова «Qui bene latuit, bene vixit» (Счастлив тот, кто прожил свою жизнь скрытым от всех), это обстоятельство играло большую роль. За те 20 лет, что он прожил в Голландии, он 15 раз менял место жительства. Адрес его был известен только другу, францисканскому монаху Мерсенну, за что того прозвали «резидентом Декарта во Франции». В итоге, ученого никто не мог разыскать (на ответных письмах его стояли вымышленные адреса). Что же привлекло его в Голландии? Одному из своих друзей он пишет: «Я советовал бы Вам избрать своим убежищем Амстердам и предпочесть его не только всем капуцинским и картезианским монастырям, но и красивейшим местам Франции и Италии и даже тому уединению, в котором Вы были прошлым годом… здесь, в Амстердаме, кроме меня, нет человека, не занятого торговлей, и все так озабочены наживой, что я мог бы прожить всю жизнь, никем не замеченный… Вам приятно видеть, как зреют плоды в Ваших садах, и чувствовать себя среди изобилия. Но разве менее приятно видеть приходящие корабли, обильно несущие все, что производит Индия, все, что редко в Европе? Где в другом месте на земле так легко было бы найти все удобства жизни и все редкости? В какой другой стране можно наслаждаться такой полной свободой? Где можно спать так спокойно? Где всегда готова вооруженная сила, предназначенная исключительно для Вашего охранения? Где менее известны заключения в тюрьму, измены, клевета и где более сохранились остатки невинности наших предков?»[108]
Костюм голландской проститутки. XVII в.
Насчет невинности Декарт, конечно же, перебрал. В невинность голландца так же трудно поверить, как в честность картежного шулера. Скопленные Голландией богатства имели источником не одну торговлю, промышленный и земледельческий труд. Хорошо известно, что треть владельцев домов в Амстердаме получали огромные доходы от многочисленных увеселительных и «ночных» заведений. По степени интенсивности их посещения они превосходили школы и «интеллектуальные центры».
В морализующем труде английского философа Б. Мандевиля (XVIII в.) отмечалось, что правители Амстердама ревностно поддерживали существование «домов терпимости». Причина тому: откровенная жадность и корысть, а вовсе не забота о сохранении нравов «приличной части общества». Мандевиль писал: «По этой причине мудрые правители этого города, содержащегося в хорошем порядке, всегда терпят существование неопределенного количества домов, в которых женщин нанимают также открыто, как лошадей в платной конюшне; и, поскольку в этой терпимости можно увидеть много благоразумия и расчета, краткий рассказ об этом будет отступлением, не утомительным для читателя… Улица, на которой стоит большинство их, пользуется скандальной известностью, и эта позорная слава распространяется на всю округу». Можно только лишний раз подивиться фарисейству добропорядочных господ буржуа. Они делали вид, что их «очень заботит» здоровье 6–7 тысяч матросов, много месяцев кряду не видевших женщин, в силу чего, якобы, возникает «угроза изнасилования» почтенных жен и горожанок. В то же время «отцы города» сами же являются первыми клиентами этих «блуждающих жриц Венеры…» (Г. Лихт)[109]
Суть политики насаждения притонов в Амстердаме проста и незатейлива: приумножение прибылей и капиталов, получаемых любым, самым грязным и циничным способом… Мандевиль продолжал: «Такая политика приносит большую пользу, и притом двойную: во-первых, это дает возможность большому числу полицейских, которых во многих случаях используют правители города и без которых они могут обойтись, выжимать себе на жизнь из чрезмерных доходов, получаемых за самое худшее из занятий… Во-вторых, поскольку из-за целого ряда причин было бы опасно раскрыть тайну того, что на эти дома и ту торговлю, которая в них совершается, смотрят сквозь пальцы, то, выглядя безупречными при помощи этого средства, осторожные правители города сохраняют о себе доброе мнение людей более слабых, которые воображают, что правительство постоянно пытается, хотя и не в состоянии, подавить то, что оно на самом деле терпит».[110] Нравы «отцов города» в Европе, как видите, не очень далеки от библейских «добродетелей» и морали Древнего Рима.
История голландского колониализма передает непревзойденную картину убийств, предательств, подкупов и подлостей. К. Маркс писал: «Нет ничего более характерного, как практиковавшаяся голландцами система кражи людей на Целебесе для пополнения рабов на острове Ява. С этой целью подготовлялись специальные воры людей. Вор, переводчик и продавец были главными агентами этой торговли, туземные принцы – главными продавцами».[111] Все эти ручьи и потоки золота, соединившись в одну большую реку, позволят голландцам стать на какое-то время полновластным хозяином на рынке капиталов.
Видимо, так оно и есть (из песни слов не выкинешь). Однако не будем забывать и о самом главном – удивительном мужестве, великом трудолюбии обитателей страны, буквально вырвавших ее из цепких лап разбушевавшегося Посейдона. История страны полна описаний жесточайших битв со стихией, которая порой вела себя куда страшнее всех угнетателей. Еще Ришелье говорил о них: «Эта горсточка людей, владеющих клочком земли, состоящим из вод и выгонов, снабжает европейские народы большей частью нужных им товаров».
Амстердамская биржа. 1653 г. Роттердам, контора ван ден Форм.
Голландия выступала в роли видного экономического и делового учителя Европы. Здесь возникнут первые европейские банки, биржи и страховые компании. Ее купцы оказались талантливыми практиками. Подумать только: крохотная страна с населением в два-три миллиона человек получает богатств больше, нежели остальная Европа. В Новом Свете голландцы станут основателями города, названного ими Новый Амстердам (Нью-Йорк), торгового Вавилона новейшего времени. С ее мудрых таможенных законов станет брать пример будущая «владычица морей» и «мастерская мира» – Англия. Голландский торговый капитал побеждает и вытесняет испанцев и португальцев. Сокровища Индии и Индонезии текут в подвалы амстердамских купцов, делая их «властителями вселенной».
Еще в начале XVII века о голландцах говорили, что они живут скорее на море, чем на суше. Даже сегодня первое, что сообщат любому путешественнику, вступившему в сей удивительный край, так это давнюю и неувядающую пословицу «Страна создана морем и торговлей». Истинные труженики моря. На ее верфях строились отличные корабли, что и привлекло сюда Петра Великого.
Велика роль Голландии в прошлых судьбах России. Не зря Петр I скажет: «Если бог создал Землю, то голландцы – Голландию!» История дружеского союза восходит к более ранним временам, к правлению русского царя Алексея Михайловича (1629–1676)…. Сентябрьским вечером 1664 г. после пушечного салюта военный корабль «Винтхонт», подняв паруса, взял курс на Ригу. На борту «голландца» находился чрезвычайный и полномочный посол республики Нидерланды Якоб Борил (Jacobus Boreel). Он направился в Москву с целью отстаивать интересы республики и голландских торговцев. В его окружении были просвещенные голландцы. Среди них, как пишет историк, был и выпускник Лейденского университета Николас Витцен (Witsen), 23-летний юрист. В его документах не указывались цели путешествия. Семья Витценов давно уже вела торговлю с Россией (с XVI века). Поэтому юношу и послали сюда. В университете он получил массу полезных сведений о восточных странах от наставника, профессора Якоба Голиуса. После прибытия в Ригу (в те времена город принадлежал Швеции), спустя месяц, они направились в страну Московию, достигнув столицы 20 января 1665 г. Посла республики ждала тут торжественная встреча у ворот Москвы, хотя прием в Кремле был ему дан лишь через две недели. Особого интереса к визиту жители вначале не проявили.
