`Опасности нет, с таким светлым лицом не умирают. Халена просто устала'. Но взгляд упал на ладонь девушки, что прижималась к боку — она была в крови.

Исцарапала руку, поранилась? — нахмурился сильней.

Мужчина прижал девушку к камню и, убрав руку, поднял край безрукавки: Нет! Как же она шла с такой раной? Возможно ли человеку, женщине еще жить, не то что лезть в гору с таким ранением?! О Боги, что вы творите?!

Халена увидела, как исказилось лицо мужчины, и мягко улыбнувшись ему, ласково погладила по щеке:

— А ты ведь еще мальчик. Сколько тебе — 20–25? Как тебя зовут?

Дейн с тоской смотрел на самую удивительную женщину, что встречал за свою жизнь, и не мог взять в толк: о чем она спрашивает? Разве это сейчас важно? Осознает ли она, что может умереть?

— Рана серьезна, — сказал глухо.

— Знаю, — ответила спокойно. И рассмеялась. — Рада, что ты умеешь говорить. Так, как тебя зовут? — заулыбалась, глядя в синие глаза с такой любовью, что хотелось прижать ее к себе и удержать в этом мире, закрыв собой не только от росков, но и от солнца, ветра…

— Дейн, — прошептал, почти касаясь щеки.

— Меня — Халена. Спасибо тебе. За все… Ты горец?

— Ты богиня?

— Нет, Дейн, я мирянка.

— Халена богиня.

— Я человек, как ты, как все, кто живет там, — кивнула в сторону лесов, задумчиво воззрилась на пики елей. — Бог один, и неважно, как ты его называешь, важно, что ты вкладываешь в это определение. Мы все суть Боги — ты, я, другие. Посмотри на эту красоту — Бог дал нам ее, а еще свободу и чистоту души. Мы, только мы вольны в своих поступках и решениях, в ответе за себя, окружающих и этот мир. И если мы останемся чистыми перед собой и сохраним этот мир и свободу — мы Боги, а изгадим душу предательством, поддадимся на ложь, то этот мир превратится в ад, потому что мы станем Дьяволом.

— Ты говоришь странные слова.

— Возможно, — улыбнулась ему и словно не в глаза заглянула — в душу. — Но когда-нибудь ты поймешь их, сердцем поверишь в сказанное… Расскажи о том другим…

— Ты расскажешь.

— Нет, мое время кончилось.

— Что это значит?

— Лишь одно, дальше ты пойдешь один, а я останусь и задержу росков. Послушай сначала, потом упрямься — ты видел рану и как воин знаешь, я умираю. Мне ничуть не жаль прожитых дней, не страшно уходить, но я не хочу утягивать тебя с собой. Смерть далеко не Морана — старая злая ведьма. Она прекрасна, как наступающий день, если ты честно прожил жизнь. Если ты сделал все, что в твоих силах, не осквернил Бога в себе, не превратился в дьявола — умирать легко и совсем не страшно. Потому что ты остаешься жить — здесь на этих просторах в памяти своих товарищей, в глазах родных.

— Ты говоришь как горец, как воин, но ты женщина.

— Воин это не половой признак, Дейн. Мужество и честь, доброта и справедливость живут в сердцах и умах и мужчин, и женщин… Я пришла в этот мир никем, а ухожу всем — в этом высшее счастье. Уходи и передай моим, когда встретишь — я ушла мирянкой, ушла безмерно богатой их заботой. Я познала истинную свободу и сохранила ее… Обязательно найди их, обязательно передай и помоги, чем сможешь, расскажи о том, что произошло. Вы должны быть вместе, все, только так роскам придется оставить свою затею по превращению рая в ад.

— Роски совсем близко.

— Уходи. Они идут за мной. Я их задержу.

— Или вместе уходим, или вместе остаемся, — заявил Дейн твердо. Халена с горечью посмотрела на него:

— Зачем ты это делаешь?

— Затем, что ты поступила бы так же. Тебе придется выбрать: умереть со мной или уйти и жить, тоже со мной.

Халена зажмурилась: упрямство мужчины было некстати. И выбора он ей не дал.

`Подожди, Гром, подожди меня совсем чуть-чуть, любимый. Я скоро приду к тебе.

И отодвинулась от камней:

— Идем.

И снова уступы, мелкие расщелины, острые углы камней. Не видя, куда ползешь, не понимая как. А губы гнет улыбка, сродная упрямому оскалу. Но скоро и `завод' упрямства кончится, что тогда делать?

Дейн прижимает Халену к камням, тащит почти на себе:

— Зачем? — вопрошает она и пытается идти сама, ползет вопреки всем законам, порядкам.

— Отдохни минуту.

Лучше вечность…

— Мы почти у цели.

Какой? Вершины скалы?

— Роски отстают.

А зачем они вообще лезут за нами?

— Ты как?

— Лучше всех, — усмехнулась.

— Нужно идти.

Скажи что-нибудь новое, более приятное.

— Лезь, я помогу.

Опять в путь.

Дейн подтянул ее наверх, но отдохнуть не дал, подхватил под мышки и потащил уже вниз.

— Сама, — дернулась, отталкивая мужчину. Ноги тут же разъехались и, упав на спину, Халена покатилась вниз по щебню, грозя разбиться о выступы камней. Затормозила, уперевшись ногами в валун, и рассмеялась, глядя, как в небе кружит ворон.

— Добычу чуешь? Э-э, брат, рано, — голову приподняла и замерла, изумленная открывшимся видом: чуть ниже травой поросший склон, лес и поле, широкая дорога к горизонту. А там опять горы, скалы.

Дейн скатился на ногах, сел рядом с Халеной:

— Жива?

— Угу. Здесь вы живете?

— Угу.

Девушка рассмеялась и почувствовала, как овладевает ее телом онемение и холод. Ни ногой, ни рукой не пошевелить, смотреть и то сил нет.

Дейн поднял девушку, заставил встать на ноги и повел вниз, крепко придерживая. Вот и трава, первые деревья.

Мужчина резко засвистел, оглушая Халену. Слева послышался шум, появились три оседланные лошади без седоков и пять всадников подстать Дейну — с обнаженными торсами, каменными лицами, длинными волосами.

Мужчины окружили пару и уставились на Халену.

— Здраст… — только и смогла выдать.

— Спорю на свой анжилон — это Халена! — ткнул в нее пальцем один горец.

— И я рад тебя видеть, — кивнул ему Дейн, взбираясь на лошадь.

Халена взяла под уздцы другую лошадь, погладила ее морду.

— Это конь, — пояснил молодой сероглазый горец, склонившись к девушке, чтоб лучше ее разглядеть. И отпрянул, увидев черные глаза.

— Скоро роски будут здесь, — сообщил Дейн, помогая Халене взобраться на коня.

— Сколько? — разжал губы самый старший из присутствующих.

— Три десятка.

— Мар, Летер, — взмахнул тот рукой, указывая влево и вправо. Двое отделились от группы и, взяв у товарищей тулы со стрелами, разъехались в разные стороны, скрылись в лесу у подножья склона. — Замир?

— Мертв, — бросил Дейн и пустил коня рысцой.

— Так и знал! — процедил молодой, следуя за мужчиной.

Всадники понеслись по полю прочь от склона, увеличивая скорость. Вскоре кони во весь опор мчались к горизонту.

У Халены сбилось дыхание, закружилась голова. Она обхватила шею лошади руками, пытаясь удержаться в седле, и видела траву, что стелилась под копытами, вырванный дерн.

— Конец, — подумала и, не удержавшись в седле, упала. Прокатилась по траве, замерла, словно со стороны наблюдая бег удаляющихся коней. Гривы бились о холки, тонкие ноги, казалось, не касались земли, несли в облака…

— Дейн!! — заметив отсутствие девушки, крикнул горец, призывая товарища к вниманию. Мужчина обернулся и, резко натянув поводья, развернул лошадь:

— Халена!!

Она видела, как Дейн развернул лошадь, возвращаясь, на ходу спрыгнул с нее, подбежал и навис:

— Халена!

— Гром… — прошептали губы девушки. Глаза закрылись.

Стало тихо, так тихо, что Дейну показалось — у него заложило уши. Он не понимал, что произошло, не хотел понимать — сидел и смотрел на девушку:

— Ты же Богиня, Боги не умирают…

И уставился в небо, сжав кулаки: Боги? Это ваша справедливость?

— Почему вы всегда забираете самое ценное, убиваете то, что достойно жизни?

— Потому что, оно достойно и смерти, — хмуро заметил подъехавший мужчина. Дейну же показалось, что это сказала Халена. И вспомнились ее слова от первого до последнего, и стало невыносимо больно, что эта девушка не богиня, а простая смертная.