— И кости, и кровь и твою персону целиком могут, давным-давно, — заявил Федорович поднимаясь. — Все, всем спать.

Бойцы расходились. Сван, обняв Чижа за плечи, шел и рассказывал тому о достижениях медицины, а Иштван отстал. Постучал к Стасе, поравнявшись с дверью в ее комнату. Но на стук никто не открыл.

Все пошло наперекосяк с самого начала.

Самая близкая точка выхода была 29 мая 1203 года в 18. 00. Раньше никак.

Едва сглотнув это, Стася получила от Кристины плащ в обмен на сумку с боекомплектом. Та не проходила по весу, как бы не мечталось. 65 — максимум высвечивалось на контролере. Пришлось смириться и с этим, взяв с собой минимум оружия и, конечно, второй комплект патрульного для Ильи: рацию, хрономер, наушник связи. И обязательно аптечку, чтобы Федоровича не смяло при переходе — слишком долго того не было дома и, слишком его организм мог изнежиться и измениться за время отсутствия. Даже спортсмены, брось они тренировки, через пару месяцев форму теряют, а что о сёрферах говорить?

Но и на этом злоключения не закончились: выяснилось, что Кристина может предоставить Стасе лишь двенадцатичасовой коридор, не больше. И выпустить не у Каркасона, а ближе к Фуа. Но выяснилось это уже в боксе и изменить что-то было невозможно — энергостабилизатор начал работу.

Вышла Стася в самом неудачном месте — на дороге метрах в трехста от городских стен Фуа и как назло, в тот момент, когда народу кругом кишмя кишело. Стражники, простолюдины, сеньоры и сеньорчики всех мастей со всех волостей словно специально сбежались в этот день и час в то самое место, где должно было проявиться Русановой. Ярмарка у них или празднование чего-либо, Стася не поняла — не до того было. Она стояла, обозревая толпу, что окружила ее, с ужасом оглядывая неизвестно откуда взявшуюся незнакомку и, понимала, что попала. Мысль «бежать» опоздала при рождении.

Кто-то завизжал, кто-то закричал:

— Дьявол!!

И после секундного замешательства все дружно ринулись на Русанову.

Худшей ситуации для патрульного придумать нельзя, как и специально подстроить подобное стечение обстоятельств. Времени на обдумывание не было — Стася скинула плащ, добивая окружающих своим облачением — черной курткой со светящейся зеленью нашивкой, брюками и литыми ботинками, что естественно какой-то умник тут же принял за копыта и не преминул о том оповестить товарищей. Самое время было бы прочитать проповедь, напомнив, что у катаров терпимость высшее благо, однако, смысла в том не было. Каким бы терпимым не был край, изысконно-утонченных отношений и людей творчества всех направлений, приютивший все виды религиозных течений, средневековье оставалось средневековьем и интеллектуальный уровень развития людской массы соответствовал характеру того времени. Народ в тупую ринулся на женщину, не желая разбираться что и кто. Она проявилась из воздуха и вся в черном — эти факты были неоспоримы и по любым канонам любой веры и любого мировоззрения того времени, однозначно приписывались к ведьмовству и дружбе с Сатаной. Что может быть больше и лучше победы над самим Отцом Мрака? Этот подвиг уже относится к заслугам перед Всевышнем и сразу зачисляет смельчаков в ряды святых. А кто не хочет стать святым и прославиться в веках, разом заработав нимб над головой и славу великого героя? Таких не нашлось, зато ревнителей веры — больше, чем хотелось бы.

На Стасю ринулись без ума и разума. Одни в стойком желании победить нечисть и заработать пожизненную индульгенцию, другие идя наповоду первых, а третьи и хотели бы со страху прочь сбежать, да толпа не спросила и увлекла их за собой. Да и чего бояться если вместе? И количество храбрецов быстро увеличилось. Одни начали хватать Стасю, другие кидать в нее, что под руку попадет: камни, баклажаны, яблоки, не соображая, что в такой толпе попасть во врага рода человеческого шансов мало, зато в своих — много. Одна охнула, второй закричал от боли, третий подхватил и вот уже все галдели, причисляя полученные увечья Сатане и его приспешнице, увеличивая количество ран от трех до трехсот.

Стася не успела и пистолет вытащить — ее просто смяли и начали бить, пихать, раздирать одежду в клочья. Удары сыпались со всех сторон, как женщина не пыталась увернуться.

К беснующейся, орущей толпе уже бежали те, кто не увидел начала представления, одни из любопытства, другие, боясь пропустить зрелище, третьи, мечтая принять участие.

В это время кавалькада всадников подъезжала к городку и с любопытством посматривала на ревущую массу народа.

— Что там? — удивился Теофил.

— Бог знает, — пожал плечами Федерик. И оба направили коней к ватаге, желая понять, что происходит. Кого-то явно мутузили, с остервенением присущем толпе, рвали на части. Крики: "дьявол, в огонь дьяволицу, ведьму на костер, бей чертово семя!" — неслись над местечком, как призывные кличи.

— Ого, кажется, кроме турнира нас ждут другие забавы, — рассмеялся Локлей.

— Да-а, — поморщился Озвар. — Похоже, поймали ведьму.

— Что ж, самое время вмешаться, — махнул рукой Стансу, видя, что простолюдины уже бросают хворост у деревянного столба, к которому обычно привязывали лошадей.

— К чему? — качнул головой Озвар. — Пусть тешатся.

— Хочу узнать, что за несчастный выбран на роль сатаны толпой.

— Ах, какая разница? Не вижу смысла вмешиваться, мой друг.

Стражники графа уже давили лошадьми народ, разгоняя чернь, но особо упрямые не вняли и тащили нечто окровавленное к столбу с победными криками. Тут же появилась веревка и факел. Миг, и хворост был бы подожжен, но Станс, привычный исполнять приказы господина, направил лошадь на доброхота с факелом и заставил того отпрыгнуть.

— Именем графа Локлей прекратить!! — пронеслось над полем. Стражники графа пинками и мечами помогли особо непослушным понять приказ. На пару минут толпа отпрянула, притихла. Привязанную к столбу жертву стало видно и Теофил невольно замер сам, лицо потемнело, сердце сжалось. В избитом существе признать ту незнакомку было трудно, и все же, не было сомнений — она.

Теофил наддал коня, спеша к ней, спрыгнул на ходу у столба и, срезав кинжалом путы, подхватил женщину.

— Ты? — прошептал и, веря и не веря, в ужасе от ее вида. Сознание Стаси плавало в тумане боли. Она с трудом узнала того мужчину, что любезно одолжил ей лошадь на одном из заданий и, усмехнулась разбитыми губами:

— Видно… ты очень сильно хотел меня видеть…

Оставлять женщину было нельзя, как и оставаться. Разъяренная толпа готова была ринуться в бой и отстоять право на развлечение, добить свою жертву. Однако пока сдерживалась — стражники господина вводили в ум.

— Собери ее вещи, все вещи, — приказал Стансу Локлей, придерживая голову потерявшей сознание женщине.

— Господин… — хотел предостеречь тот, понимая, что граф задумал, но встретился с его взглядом и лишь кивнул: как скажите.

— Теофил, — встал рядом Федерик, с тревогой посматривая на друга: ты понимаешь, что творишь? Но взгляд того был тверд и не примерим, и стало ясно, что Локлей скорей умрет вместе с истерзанной ведьмой, чем оставит ее. Глупая блажь, — по мнению Озвар, но было ясно, что взывать к разуму Локлей сейчас было бесполезно. Оставалось либо отойти, либо помочь. Конечно, турнир накрылся, но Бог с ним, если друг в беде.

Озвар махнул рукой, призывая своих людей.

— Обеспечь отход, — приказал начальнику своей стражи Варду. Перехватил женщину и передал на руки, вскочившему на коня Теофилу. В тот же миг толпа поняла, что ее лишают радости разделаться с приспешницей дьявола и, пришла в буйство. Град камней и палок полетел в господ, крики ярости огласили местечко, а вместо ведьмы, не доставшейся им, решили порвать стражников. Если те встали на защиту дьяволицы, значит, сами слуги князя тьмы — иначе никто не мыслил.

Граф, как мог прикрывал Стасю, прорываясь сквозь толпу, топча без раздумий зевак лошадью. В него летели овощи и палки, камень ударил в плечо, второй попал в голову женщине и, взъярил графа.