— А чего?…

— Ничего! — отрезал, вернулся к девушке, сел рядом на крыльцо. Обнял:

— Не замерзла?

— Нет, — улыбнулась, странно посмотрев, и вдруг засмеялась. Коля невольно улыбнулся — пусть лучше смеется, неважно над чем.

— Я такой смешной?

— Ты? — качнулась, пропев. — Нееет. Просто голос у тебя… Ой.

— Это как?

— Ой, ой!

— Со знаком минус или со знаком плюс?

— Ой, — вздохнула опять, и прижалась к мужчине. — Заманчивый. Греет и зовет.

— Зовет, — согласился, засмеявшись. Понял о чем она и порадовался — в этой теме неприятностей не будет, а вот приятностей — да хоть сейчас!

Пальчики ей поцеловал, щурясь от удовольствия и предвкушения, на губах что у него, что у нее — загадочная улыбка.

— Ты хитрый…

— А ты милая, наивная девочка…

— Неее-а, женщина.

— Да что ты?

Николая умиляло ее состояние, эта неловкая попытка флирта, полунамеки совершенно прозрачные, но кажущиеся ей хорошо завуалированными.

— Маленькая, маленькая, еще совсем глупенькая девочка, — поцеловал ее в носик.

— Нее-а, — расплылась в улыбке — хорошо было лежать на его плече и видеть всего. Особенно нравилось шею и подбородок рассматривать. И не удержалась, была бы трезвой, не посмела бы, а тут — впилась губами в кожу. Николай дрогнул, зажмурился от неумелой, но такой неповторимо чистой ласки, маленького признания ранимого сердца — люблю, хочу.

— У тебя кожа такая…

— Какая? — щурился, поглядывая на нее искоса, и никак улыбки сдержать не мог.

Лена слов не нашла, вновь губами к шее припала и обняла Николая, гладить начала по спине и груди. У него горло пересохло от желания. Какого черта он гулянку в штабе разрешил?… И руку ей ладонью накрыл — еще минута, и выкинет всех в шею, нехорошо получится.

Лена отодвинулась, уперлась локтями в ступеньку выше и на него из-под полуопущенных ресниц смотрит, так что сердце от волнения выскакивает. Не знал он, что она такой бывает, смотрел, глаз не отрывая.

— Пойдем, потанцуем? Вальс, слышишь?

— Провоцируешь.

— На что? — засмеялась. Николай навис над ней, одной ладонью за спину придерживая, чтобы спьяну не ударилась, другой по ножке под юбку скользнул:

— Рассказать? — рассмеялся. И ее губы своими накрыл.

Мишка с кружкой вышел, глянул на пару, что прямо на ступенях миловалась и, внимательно за звезды уставился, покашлял для приличия.

Лена чуть с крыльца не скатилась, не удержи Николай, точно бы покалечилась.

И засмеялись оба, узрев столб с кружкой.

Белозерцев ей молча кружку сунул, сообразив уже кому крепкий чай причитался. Лена чуть не выронила посудину — горячая. Николай спас, перехватил, а девушке смешно стало. На Михаила уставилась — серьезный — то какой!

— Пойдем, потанцуем?

У Коли улыбка на губах застыла.

Парень на девушку, потом на комбата покосился:

— Не умею.

— Ааа! Ну, бди! — кружку у Николая забрала и ординарцу обратно сунула. В дом пошла, о порог запнулась и повисла на руке Николая — смешно до коликов.

Миша затылок почесал, с растерянностью косясь на девушку: и где успела? Ничего себе жена командира!

— Николай Иванович, может разгонять пора? — намекнул.

— Кого? — тут же к нему Лена развернулась, обняла мужа, фактически повиснув на шее. А тому и смешно и грешно.

Ответить не успел — Семеновский проявился:

— Оо! А я думаю, кто у нас так заразительно смеется? Чего в сенях-то, молодые?

— А вы?

— А я покурить, — выказал папироску.

— А мы танцевать, да? — подхватил жену на руки мужчина — еще одна полоса препятствий через шаг — порожек.

Занес прямо в комнату к восторгу собравшихся. Грызов руками развел:

— Нуу! Это дело!

Зам по тылу заулыбался. А вот Осипову значительно перекосило, клацнула зубами о кружку — опять ее пытка начинается!

— Николай Иванович, познакомьте с вашей очаровательной подругой, — подошел к ним майор Минаев, командир артиллеристов.

— Знакомьтесь, Иван Сергеевич, моя жена, Елена Владимировна, — поставил девушку на ноги. Лена с улыбкой руку подала, чтобы пожать, но майор галантно поцеловал ее:

— Очень рад, очень, очень рад.

Ротный саперов, капитан Рогожкин, кивнул, пристально оглядев девушку:

— Павел.

— Лена.

Николай ее за стол усадил и сам рядом сел, обнял. Миша кружку с чаем ей поставил и Осипова уставилась на девушку:

— А почему чай? Не пойдет. Правительственные награды заведено обмывать.

— Уже, — заверила, а Николай туманно посмотрел на Милу: ты, когда молчишь, такая приятная женщина…

А той все равно: понесло от боли, что выпитое обострило:

— Комбат орденом Ленина награжден, это тебе не абы что. Могла бы как жена, порадоваться. Глянь на себя — никаких наград, "летеха", — и на себя показала, а на груди две медали.

— В смысле наградами нужно помериться? — рассмеялась девушка.

— Да куда тебе?

— Никуда, — согласилась. — Наград у меня действительно мало. Звезда только, так что в этом ты права — не пара я Коле. Не мне с ним тягаться. Да и с тобой. Но главное в не в наградах, а в том, чтобы фашиста выгнать…

— Какая звезда? — прищурил глаз Грызов, Санин насторожился.

— Героя, — плечами пожала. У Осиповой лицо вытянулось, остальные молча смотрели на Лену и той стало неуютно: чего разболталась, дура? На Николая посмотрела — а тот во все глаза на нее, взгляд потерянный и растерянный. Обидела?

Уткнулась в кружку, пить чай начала, даваясь от крепости. Ерунда — главное хмель быстро выветрить. А то уже язык развязал, сейчас еще что-нибудь наболтает или того хуже, натворит. Ой, стыдоба!

— Ты, языком-то зря не чеши, — протянула Мила, придя в себя: героиня, тоже нашлась!

— А она не чешет, — спокойно заметил Семеновский, сел на свое место за стол, в тарелку сала положил, капусты квашенной. — Лейтенант Санина, Елена Владимировна, награждена золотой звездой и званием Героя Советского Союза в марте этого года за отличное выполнение особого задания, за заслуги перед Отечеством, за мужество и проявленную отвагу, за стойкость духа и верность Родине и партии. Так что, жена нашего замечательного боевого комбата совершенно достойная его пара.

И все так спокойно сказал, что у Николая мурашки по коже пошли. Затылок огладил, разглядывая Лену, а та побледнела почему-то, глаза испуганные.

Мила же деться куда не знала — и тут пролет и просчет!

Зато Михаил, подпирающий плечом косяк у дверей, совсем иначе на Лену посмотрел: жена — Герой Советского Союза, это ого-го!

— Потанцуем? — нашлась Лена, просительно на Николая уставилась. Тот неуверенно кивнул.

— Точно, точно, танцы! Милочка? — пригласил Осипову Минаев.

Пары вышли и закачались в медленном танце.

Рогожкин на Семеновского уставился, капусты пожевал и выдал:

— Охренеть.

— Грубо. Но в точку, — согласился тот. Лицо совершенно невозмутимое.

— Коля, ты расстроился? Обиделся? — спросила Лена.

— Нет, — обнял ее крепко: я всего лишь подумал — чего тебе стоило выполнить задание и, насколько это было опасно. Знаю я эти, правительственные задания. — Не понял, почему скрывала.

— Не скрывала.

— Тогда почему не носишь?

— Не хочу.

— Это как?

— Потому что не моя эта звезда, не мне. Со мной были еще двое: Тагир и Костя. Вот они герои, но они погибли. Это их звезда. Всех ребят. Санькина, командира… Антона Перемыста, помнишь? Его в плен тогда взяли, он вынужден был в полицаи записаться. Я случайно на него выскочила. Но это неважно. Важно, что он целую деревню спас. Гитлеровцы жечь ее шли, а он предупредить успел. Погиб он, когда поезд с молодежью брали. Десять вагонов битком набитые почти детьми…Он погиб, а перед смертью притчу мне рассказал, — они уже не танцевали — стояли. Николай внимательно слушал, каменея лицом, она ему за плечо смотрела скорбным взглядом. И видела тех, кому уже не дано видеть. — Из его притчи я многое поняла. Если хочешь — смысл своего существования. Цель…Удивительный человек был, светлый… а ведь «урка». И полицаи — однозначно сволочи, предатели. Сколько их гадов людей перебили, перевешали, сдавали, расстреливали, морадерничали, насиловали. Я бы их всех стреляла, всех!…. Но Антон ведь тоже был полицаем… Но он ушел к партизанам. Те кто хотел, уходили, своих не стреляли, людей не убивали по приказу рейха…