— Что мне нравится в «Радо», это обслуживание и салаты, — заявила я, удовлетворенная сытым обедом.
— Еще порцию заказать?
— Нет! — испугалась я и рассмеялась, увидев, смех в глазах Андрея.
Мы сидели на втором этаже, возле огромного аквариума. Симпатичный, уютный интерьер ресторана располагал к приятным, неспешным беседам. Зал внизу был заполнен лишь наполовину, а здесь, и вовсе никого не было. Второй этаж открывали после семи вечера, но Андрей был вне законов и правил. И мы сидели, по-домашнему уютно расположившись в креслах, одни на весь этаж, слушали мерное жужжание компрессора в аквариуме, потягивали сок и наслаждались обществом друг друга.
Вкусный обед сделал свое черное дело — я расслабилась, потеряла резвость мыслей и сонно посматривала на вуалехвостых рыбок и прочую экзотическую живность, снующую в аквариуме меж керамических замков и сундуков с фальшивыми сокровищами, и вяло потягивала сок из высокого фужера. Где-то на задворках сознания, как те рыбки, плавала пара мыслей, не очень приятных, диссонирующих с общим состоянием души и тела, и оттого изгнанных на время: позвонить Татьяне Леонидовне и Олегу. Первой на счет завтрашней процедуры, второму на счет свидетельства о браке. Андрей словно угадал мою последнюю мысль:
— Малыш, я договорился о восстановлении свидетельства. Через пять дней оно будет у меня. Начинаем развод?
Я вяло кивнула: дерзай. Пузырьки воздуха, бегущие вверх за стеклом аквариума, меня увлекали больше, чем прения о столь неприятном процессе.
— У меня к тебе предложение.
— Угу, — выдавила с трудом. Это все, на что я была способна в таком состоянии.
Андрей вздохнул и повторил более жестким тоном, привлекая мое внимание:
— Серьезное предложение.
Я сонно хлопнула ресницами и милостиво качнула ладонью:
— Излагайте, сударь.
— Я предлагаю тебе стать моей женой.
Если б я пила, я бы подавилась. Но этого, к счастью, не случилось. Однако сонливое состояние сбежало и затерялось где-то в районе опальных мыслей. Я встрепенулась и воззрилась на брата с долей недоумения:
— Прости?
— Я думаю, нам стоит оформить наши отношения официально. Ты знаешь, как я отношусь к тебе и что ты для меня значишь. Уверен, я значу для тебя не меньше…
— Стоп! — я даже выставила ладонь, желая остановить не только признание брата, но и само время. Получить пару минут форы, чтобы сообразить, переварить услышанное. Но Андрей знал, когда затевать подобный разговор. Пока мой желудок переваривал пищу, голова основательно отдыхала и фактически не работала. Как бы сказал господин адвокат — клиент был не способен на сопротивление.
И все же я смогла мобилизовать силы разума, мужественно преодолев приобретенную за обедом релаксацию всего организма. Подобралась и вполне четко спросила:
— Андрюша, хочу тебе напомнить, что мы брат и сестра, и даже с твоими связями сей факт обойти будет очень трудно.
— Да? — выгнул бровь Андрей, а я насторожилась. Его взгляд словно сомневался в моем заявлении, не верил и не знал о той непреложной истине, что я поведала.
— Открыла тебе великую тайну? — мой голос не скрыл скепсиса и удивления.
— Нет, но…Кого именно смущает степень нашего родства, малыш? Тебя? Меня?
— Маму, — подсказала первого и самого главного кандидата, нашего палача и добровольного гонителя. — Ату их, ату, она закричит первой.
— Не думаю, — безмятежно протянул Андрюша, и я потеряла остатки вялой расслабленности. Меня изрядно настораживала уверенность брата, странный загадочный блеск глаз и его абсолютное, более того, искреннее, спокойствие.
Я что-то не знаю?
— А что ты думаешь? — спросила осторожно.
— Думаю, что легко смогу убедить родителей не предавать нас анафеме.
— Как? — разговор становился все интересней.
— Не важно. Малыш, тебя больше не коснуться проблемы, обещаю. Я решу их сам, а как, к чему тебе знать?
— Любопытно.
Он рассмеялся:
— Удовлетворю позже.
Естественно — подкрасит, подлатает, наведет лоск и подаст на золотом блюдце заманчивую конфетку правды, внутри которой возмутительная начинка самой бессовестной лжи.
Ах, Андрюша…
— Да, выдашь очередную ложь за истину? — не сдержалась я от намека на новогодние события.
Андрей вздохнул и придал лицу покаянно несчастное выражение:
— Ты же знаешь, Аня, обман порой необходим, более того привлекателен именно тем, что скрывает правду. Ты могла бы заметить, что люди чураются истины, ложь им милей и понятнее. Мир обмана привычен и приятен сердцу, глазу, слуху. Правда давно уже не в чести.
— Почему мама назвала тебя Андрей? По-моему, самое верное имя — Мефистофель.
— Сравнила!
— Констатировала.
Андрей задумчиво посмотрел на меня и грустно заметил:
— Если б я был праведником, мы бы не выжили.
Мне стало не по себе: он прав. А какое право я имею судить его? Как посмела?
— Прости, Андрюша, я не хотела тебя обидеть.
— Я не умею на тебя обижаться, малыш. Согласен с тобой, методы выживания, увы, не очень красивы и, увы, именно этим действенны. И я стану кем угодно, буду совершать, что угодно ради тебя…и ради ребят.
— Андрюша…
Я совершенно расстроилась, почувствовала одновременно стыд за свои выпады и жалость к этому самому славному, самому сильному, но такому ранимому человеку. И безмерную любовь, слепую до самопожертвования
— Чем собираешься заняться вечером? — решил сменить тему брат.
— Не знаю. Возможно пойду к Оле.
— А если вместо девичника устроить культпоход? В театре премьера. Пойдем?
— Нет, не могу, — протянула, искренне жалея, что не могу согласиться.
Мне предстояло звонить Татьяне Леонидовне и после собираться, морально настраивать себя. Сидеть в таком состоянии в ложе, рассеянно поглядывая на сцену, и не воспринимать ни актеров, ни сюжет постановки…К чему так издеваться над собой и окружающими? А завтра тем более — меня ждет самое отвратительное событие в моей жизни, и вряд ли я смогу после идти в театр, вообще кого-то видеть и адекватно воспринимать. Нет, лучше в пятницу, как раз немного приду в себя, и развлечение будет кстати.
— Пойдем в пятницу?
— В пятницу? — Андрей огорчился и не скрыл этого. — Я планировал забрать тебя в конце недели на горнолыжный курорт в Бовец. Сделать подарок к восьмому марта, как ты мечтала. Документы уже оформили…ребята в курсе, собираются.
Я чуть не вспрыгнула с места и не кинулась на шею Андрюше: в Бовец! На лыжах! С гор! О-о-о!! Ветер в лицо, солнце, слепящий снег и виражи! И с кручи за руку с братьями!…
— А-а-а!! — взвизгнула и все ж кинулась к брату, снося фужеры со стола.
— Тихо, — приложил он палец к губам, усмиряя мой восторг, и улыбался:
— Значит, идея по нраву? Мы отчего-то так и подумали.
— Вы самые хитрые…нет, вы самые лучшие братья на свете! — заявила я с патетикой, гордо вскинув подбородок, и опомнилась. — А загранпаспорт, Андрюша?
— Еще действителен, я проверял. Год спокойно терпит.
— Ура! Когда летим?!
— В четверг. Самолет на одиннадцать. И не вздумай собираться сегодня, я тебя знаю.
— Как скажешь, — заверила с самым честным видом, мысленно уже прикидывая, что и где лежит, что возьму, что еще куплю…
Естественно, вернувшись домой, я в первую очередь позвонила Кравцовой, чтобы поделиться радостью:
— Олька! Я уезжаю в четверг в Бовец! На горнолыжный курорт! Представляешь?!
— Представляю, — буркнула Оля. — И поздравляю, завтра тебе к Лазаренко идти.
Меня словно спустили с небес на землю, причем не в лифте и без парашюта.
— Спасибо, Оля, умеешь ты настроение поддержать, — ответила глухо, и сама свой голос не узнала.
— Да какое настроение, Аня? О другом думай. Ты звонила, назначилась?
— Нет.
— "Нет". Так и знала, — и неожиданно всхлипнула. — Ты мне сегодня снилась, отвратительно. Позвони завтра, как сможешь, только обязательно позвони! Не забудь, Ань!.. А может, стоит все-таки Алешу твоего в известность поставить?
