— Ну, Маш, вы вон с Катериной вдвоем…

— А я причем? — выгнула бровь блондинка. — Я тяжелей косметички ничего не поднимала и поднимать не собираюсь.

— Вот-вот. Так что катись-ка ты братик, куда мама послала.

— Маш? Ну, Маш? Я же тебя редко о чем-то прошу, — загудел парень.

— Ага? Перечислить? Нет? Вот и иди. Не нарушай идиллию девичника. Общаться мешаешь.

Парень решил обидеться, гордо вскинул голову, прищурился, приготовившись высказать сестре все, что думает и о ней, и о девичнике, но передумал, сообразив, что перед ним не подружка. С Машей лучше по-хорошему, тонко, умно.

Вздохнул и, рухнув на колени, брякнул лбом о паркет:

— Отслужу, сестрица родная! — взвыл дурашливо. — Только не руби мне планы! Век твою доброту помнить буду!

— Вот шут, — хохотнула Катя, восхищенно поглядывая на Ярослава.

Маша, тяжко вздохнув, махнула ему ладонью:

— Сгинь, изверг!

Парень вскинул на сестру лукавый, довольный взгляд и с улыбкой… пополз к выходу.

— Да встань ты!

— Не смею, твоя доброта меня сразила.

— Перестань паясничать! — скривилась Маша. Ярослав поднялся и вышел, осторожно прикрыв дверь.

— А парнишка далеко пойдет. Ох, змей-искуситель растет. Респект, — с плутоватой улыбкой заметила блондинка.

— Напоминаю: он младше тебя на четыре года, — зная Катеринину любовь к доступным и неразвращенным мужским телам, предупредила Маша, поднимаясь с дивана.

— Возраст для любви не помеха.

— Помеха, поверь. Мысли прочь от Ярослава. Пойдешь со мной в магазин?

— Ну, вот, приглашала на романтическую прогулку с целью окручивания пары десятков молодых и интересных, а получила пошлое предложение о молочно-сосисочном рандеву. Фи! Позвони домработнице.

— Зачем?

— За тем, чтоб в магазин не бежать.

— Стыдно загружать домработницу, когда две незагруженные работой женщины в доме. И потом, мама Лику к кухне и продуктам все равно даже на пушечный выстрел не подпустит. Пища — святое, готовка — таинство, плита — алтарь, — буркнула Маша, внимательно перечитывая список. Странно: у них намечаются гости? — Тебе кто дверь открыл?

Блондинка хлопнула ресницами:

— Вероника Львовна, мама твоя.

— Что сказала?

— Что ты у себя.

— И все?

— Все. А что?

— Никого больше не видела?

— Нет. А должна была? Вы пару комнат в аренду сдали?

— Странно. Глянь на список: здесь на роту провианта, — не обращая внимания на ехидство подруги, сказала Маша, подавая ей лист бумаги.

— Гости? Высокие персоны? — выгнула та бровь, пробежав взглядом по списку.

— Не в курсе. Что тоже странно. Пойду за разъяснением. Подожди меня.

— Легко. Кроме Барикко еще что-нибудь есть, мозг занять в ожидании?

— Осокин вон на столе. И Ницше. Могу еще конспектами по молекулярной химии порадовать.

— Дура ты, Грекова, — скривилась Катерина.

— Извини: дамские романы и желтая пресса в книжном магазине за углом, — кинула Маша, выплывая из комнаты.

Вероника перешагнула сорокалетний рубеж, но рядом с детьми выглядела, не как их мать, а скорей, как сестра. Никто не давал ей отмерянных природой сорока двух лет не из-за тактичности, а оттого, что и мысли не возникало посчитать годы этой приятной во всех отношениях женщины. Миловидное лицо, простая и в тоже время элегантная прическа, мягкая улыбка и добрый взгляд голубых глаз. Стройная фигурка, обтянутая водолазкой и легкими брючками теплых цветов. Плавные движения, идеальная осанка.

Маша, прислонившись к косяку двери, с гордостью и долей зависти рассматривала мать и думала: почему материнская мягкость, застенчивость не достались ей и в урезанном варианте? Они обе любили дом, тишину, покой и уют, но на этом их сходство заканчивалось.

— Мама, мы кого-то ждем в гости? — спросила, проходя в кухню.

Женщина выключила миксер и повернулась к дочери:

— Ждем, Машенька, но будут ли гости, точно сказать не могу.

— Это как, мам? Зачем тогда готовить, покупать столько продуктов?

— Видишь ли, девочка, я не уверена что гости придут именно сегодня, но очень на то надеюсь.

— Позвони и узнай.

— Не могу. К тому же неприлично тревожить человека. Когда он посчитает нужным, тогда и придет. Церемонии абсолютно не уместны среди своих. Но мы должны быть готовы к встрече и максимально тактичны в беседе.

— И кто ж такой ранимый к нам наведаться думает?

— Дядя Вадим, — нехотя ответила женщина, отвернулась от дочери, пряча расстроенное лицо, поставила кастрюльку на плиту.

Маша опустилась на табурет — вот это новость!

— Дядя Вадим?! — выдохнула, не скрывая радости и удивления.

Вероника покосилась на дочь:

— Да, Вадим приехал, но прошу тебя вести себя как можно скромней, когда он придет. Будь деликатна, Маша. И ради Бога, не лезь к нему с расспросами и… лобызаниями. Ты уже взрослая девочка, должна понимать, что неприлично бросаться с визгом на шею взрослого мужчины, по многим причинам.

— Например? — насторожилась Маша, и скрывая волнение, принялась грызть грушу, взяв ее с вазы. Девушка прекрасно понимала, что мама чего-то опасается, и даже догадывалась чего, но не принимала ее страхи всерьез. Конечно, Вадим — папин брат, фигура весьма загадочная и многозначительная, что и привлекает к нему тела и души неокрепших созданий. Но Маша его племянница.

И тяжело вздохнула — а жаль. Губы изогнулись в улыбке, мысли уже полетели в те годы, когда они виделись, и перед глазами возник незабвенный образ элегантного, улыбчивого, остроумного мужчины. Невысокая, но стройная фигура, мужественное, немного жесткое лицо с пристальным внимательным взглядом блестящих черных глаз. И смех — заразительный и снисходительный.

Вера уловила настроение дочери, встревожено нахмурилась:

— Маша, о чем ты думаешь? — подсела рядом.

— Ни о чем, — пожала та плечами и, вспомнив о груше, принялась вновь вгрызаться в плод.

— Возьми вазу, угости Катю фруктами, — предложила мать.

— Позже, мы сейчас в магазин пойдем.

— Я же просила Ярослава!

— Мама, он мужчина, что он может купить? Опять принесет половину, треть из которой будет выкинута в мусоропровод. Я лучше сама. Тем более для дяди Вадима нужно купить что-нибудь изысканное.

— Оставь, пожалуйста, того, что я написала, довольно.

— Мама, а он надолго прилетел?

— Не знаю.

— А давно?

— Не знаю, — женщина была явно недовольна расспросами. Впрочем, как всегда. Тема Вадима Грекова была запретной, тайной. О нем можно было лишь шушукаться, но не говорить открыто. Машу всегда притягивали чужие тайны, а здесь секрет в родне! Как не залезть носиком и не разведать?

— Мама, а почему он редко бывает у нас? А мы к нему вообще ни разу не ездили. Почему?

— Неприлично навязывать свое общество…

— Мам, он наш дядя. Что неприличного, если к нему в гости раз в двадцать лет приедут племянники? Я лично хотела бы посмотреть, как он живет. Ярославу тоже не помешало бы путешествие за границу.

— Маша, вы почти каждое лето отдыхаете за границей…

— Мам, по путевкам, в гостиницах, бунгало, а не в доме родного брата отца! Согласись, это странно. Почему нам не навестить его ответно?

— Сначала пусть он навестит нас, — поджала губы мать.

— Ну вот, ты опять расстроилась. Мамочка, я не хотела тебя огорчать, я просто хочу понять, почему вокруг дяди Вадима столько таинственности. Мистер Икс — не меньше. Почему вы ничего нам о нем не рассказываете?

— Сплетни и пересуды — недостойное уважающей себя женщины занятие.

— Мамочка, какие же сплетни?…

— Любые разговоры о человеке, за его спиной и есть сплетни. Стыдно, Маша, — качнула головой Вероника Львовна.

— Хорошо, а если я спрошу его сама?

— Тем более неприлично лезь к человеку с расспросами. Что он подумает о тебе и о нас?

— А что он подумает? — пожала плечами девушка, не видя ничего предосудительного в желании узнать подробности жизни заморского родственника. — И причем тут вы?