— Как это? — нахмурился парень.

— Так это! — скривила в ответ рожицу Лесс. — Вот для тебя все, это что?

— Не что, а кто. Ты.

— А-а, чудно. А для меня он. Он умный, сильный, славный. Я — это он, он — это я.

Мы с ним понимаем друг друга…

— Он вампир? — осторожно спросил Игнат.

— Фыр-р-р!

— Вампир, я сразу понял. Он же тебя в себе подобную и превратил.

— И что? Завидно?

— Противно! Послушай, Лесс, — качнулся к ней Игнат, и обнял бы, да та взглядом

остановила. — Ладно, я не трону тебя, не прикоснусь. Просто послушай меня — он

не такой славный, как тебе кажется. Тебе нужно спасаться от него, пока не поздно,

а возможно, еще не поздно. Я помогу, Лесс, я встану на твою защиту. Оставайся у

меня, я закрою этот дом, и он не сможет зайти, воздействовать на тебя, забрать.

— Вздор, — скривилась Варн.

— Нет, нет! Я все сделаю ради тебя, на все пойду, даже на все. Только не уходи,

останься. Я все эти дни только о тебе и думал, окна не закрывал… не закрою.

Что хочешь проси, сделаю. Ну, хоть приходи.

— А в окно выпрыгнешь? — пытливо прищурилась Варн.

— В окно? — растерялся Игнат. — Если тебе надо…. Если ты будешь приходить.

Лесс вздохнула, поднимаясь:

— Ты безнадежен, человечек. Сам подумай, к кому же я буду приходить, если ты

выпрыгнешь из окна? Или ты научился летать? Нет? А на могилку точно не приду, не

люблю мертвых.

— Это твой Бэф мертв! — не сдержал крика отчаянья парень, видя, что Варн

собралась вновь покинуть его и вернуться к тому ублюдку, что превратил ее в

нежить.

Лесс, услышав замечание, остановилась, повернулась, заинтересованно уставившись

на Игната:

— Почему ты решил, что он мертв?

— Его сердце не бьется! Он холоден как шапка ледника, расчетлив как калькулятор!

Лесс выгнула бровь, сделала круг вокруг Игната, обдумывая услышанное, и

остановилась перед его лицом так близко, что он мог прикоснуться к ней, чуть

качнувшись. Но парень не мог пошевелиться, зачарованно смотрел в ее глаза,

любовался чертами лица.

— Значит, жив тот, у кого бьется сердце? — спросила тихо.

— Да, — так же тихо выдохнул он, моля о том, чтоб эти мгновенья никогда не

кончились.

— Не правда, — качнула она головой, с непонятной печалью глядя на Игната. —

Не каждый, у кого бьется сердце — жив, и не каждый, у кого оно не бьется — мертв.

Иной, имея сердце, его не имеет.

— Тебя кто-то сильно обидел? — пальцы парня несмело убрали локон со лба

девушки, провели по нежной коже щеки.

— Не знаю, — честно призналась она.

— Я знаю. Останься, и больше никто, никогда не обидит тебя. Обещаю.

Лесс улыбнулась, почти с материнской нежностью глядя на юного Ромео:

— Ты хороший человечек, и кого-то напоминаешь мне. Я обязательно вспомню, кого,

и тогда пойму, почему меня сюда тянет. Ложись спать, человечек, для тебя время

позднее.

Варн скользнула к окну и ввела тем в отчаянье парня. Он кинулся следом в слепом

желании удержать ее хоть силой, но не рассчитал — вывалился из окна.

Игнат ничего не успел понять, как его тряхнуло, и стремительное приближение

земли стало плавным, над ухом что-то недовольно шипело, третируя перепонки. Он

вскинул взгляд и увидел скалившуюся Лесс, держащую ее за ворот и плечо толстовки.

Варн опустила его на землю с таким лицом, что Игнат непроизвольно отшатнулся,

решив, что она сейчас плюнет ему в глаза.

— Страусам — беговую дорожку, птицам — взлетную полосу. И впредь не путай!

Игната качнуло от порыва ветра.

— Я, нечаянно, — выдохнул он, с трудом приходя в себя.

Лесс фыркнула и, взмыв вверх, исчезла в темноте. А парень еще с час простоял на

улице, подставляя холодному ветру лицо и голову. С сожаленьем смотрел в небо,

что было обителью его любимой. Ему же была отмерена земля.

Несправедливо.

— Ничего, страус тоже птица, — успокоил он себя и пошел домой.

— Где была? — недовольно нахмурился Бэф, уловив исходящий от Лесс знакомый

запах человека.

— За службу спасения работала, — с тем же недовольством фыркнула Варн,

прижавшись к груди вожака.

Бэф промолчал — ему хватило сегодня разборок: сначала он поставил на место Хоф,

вспомнив ему прошлый инцидент, потом предупредил Ойко, что строго накажет ее,

если она и дальше будет обострять отношения в клане. Последнее было особенно

неприятным, потому что бесполезным — Ойко была вне себя от ревности, зависти и

злости. А в таком состоянии она готова на любую крайность. Понимая это, он

наказал Таузину и Майгру хорошо присматривать за ней, но лучше бы, конечно,

отправить ее на время вон из замка, за Нэш, например. Что-то загостилась та в

других кланах, все на месте ей не сидится. Путешественница!

Бэф вздохнул — он бы и сам с удовольствием слетал куда-нибудь, как раньше, но

ответственность за Лесс мешала привычным путешествиям. Да и не сможет он

оставить ее здесь, а взять с собой — опасно — юна еще для больших перелетов,

ночевок вне дома.

Лесс уловив раздраженное настроение Бэфросиаста, потерлась щекой о его плечо,

успокаивая, и заскучала, не почувствовав положительных изменений, оглядела

собравшихся. И резко села, ткнув пальцем в Хоф, оккупировавшего привычное место

на подоконнике:

— Он опять букашек Вергилия считает.

Бэф поморщился:

— Не букашки, а буквы, — и встал — хорошая мысль: почему бы не пойти в

библиотеку и не занять бодрствование интеллектуальным чтивом?

Лесс тоже встала, подлетела к Хоф, взглянула на обложку:

— Вергилий?

Хоф нехотя оторвался от чтения, неласково оглядел сестренку и уже хотел рявкнуть,

чтоб ее сдуло от него на тот конец залы, да вспомнил наставления вожака и почти

прилично прорычал:

— Аристотель.

— Скажит-те, пожалуйста… А почитай?

— Щаз! — все ж не сдержался тот. Лесс впечатало в стену:

— Хам! — бросила она в ответ, приготовившись к атаке, и пошла бы, но была

притянута к Бэф. Он перехватил ее за талию, и она повисла на его руке, пытаясь

из чистого упрямства хоть виртуально, но дотянуться до Хоф и, если не покусать,