Его проблема больше не возвращалась. У него был дом. У него был двор. И не было излишков энергии".
Приведенный случай является не только типичным примером эриксоновской терапии тяжелым испытанием, но и наглядно показывает, как Эриксон сначала создавал терапевтическую процедуру, а затем встраивал ее в повседневную жизнь пациента таким образом, чтобы воздействие продолжалось и без терапии.
Когда применяется метод четко сформулированного испытания, заданием может быть все, что клиент сам определяет как полезное для себя. Классический случай лечения бессонницы по Эриксо-ну – задание проводить всю ночь за чтением книг, которые клиент давно должен был прочесть, но откладывал на потом. Так как сидя в кресле, клиенты могли уснуть, доктор Эриксон требовал, чтобы они читали стоя. Это задание ставило клиентов перед выбором: либо спать и проститься с бессонницей, либо читать книги, которые им давно следовало прочесть. Эриксон пишет, что один из клиентов так видел свое будущее: «Если проблема вернется, я встречу ее во всеоружии. Я уже купил полное собрание сочинений Диккенса». Подобные решения дают клиентам уверенность в том, что они сами справятся с симптомом, если он возникнет снова.
Парадоксальное испытание. Парадокс заключается в том, что сам болезненный симптом может стать тяжелым испытанием. Задание формулируется так, что пациент получает разрешение на симптом, от которого он желает избавиться с помощью терапевта. Например, человеку, который хочет избавиться от депрессии, предлагают определить ежедневное время возникновения депрессии. Лучше всего, если это будет время, когда клиент предпочел бы делать что-нибудь более приятное. Например, терапевт может назначить клиенту время проявления депрессии на те редкие часы, когда тот свободен от всех обязанностей (дети уложены, дела закончены) и может позволить себе расслабиться и посмотреть телевизор.
Разве не является тяжелым испытанием парадоксальное вмешательство, когда пациентов просят проявить тот симптом, от которого они хотят избавиться? Примером может служить прием «утрирования» в бихевиоральной (поведенческой) терапии: человеку, боящемуся клопов и желающему избавиться от этого страха, предлагают пережить крайнюю степень страха, представляя, как по всему его телу кишмя кишат клопы. Этот тип парадоксального вмешательства есть не что иное, как тяжелое испытание. Аналогично, требование устраивать скандалы от скандалящей супружеской пары или просьба довести отношения до разрыва, которого пара хотела бы избежать, является не просто парадоксальным вмешательством, но и тяжелым испытанием.
С другой стороны, если протест пациента против терапевта, проявляемый через отказ вести себя в соответствии с симптомом, определяется как терапевтический парадокс, то смысл тяжелого испытания выражается в принуждении человека сопротивляться.
Еще один важный аспект парадоксального вмешательства состоит в том, что оно переводит непроизвольное действие, чем по определению является симптом, в намеренное. Человек должен намеренно делать то, что он не может не делать, например, спонтанно есть или избегать пищи, или чувствовать боль, или беспокоиться. Когда все это делается осознанно, это уже не симптом, по определению. Например, человек может получить задание намеренно вызывать симптом каждый раз, когда тот возникает непроизвольно, и таким образом симптом превращается в задание испытывать симптом. Если у человека два симптома, можно потребовать вызывать один из них сразу же, как только проявляется другой, тем самым назначив парадоксальное испытание, воздействующее сразу на оба симптома. Например, человек, страдающий одновременно и компульсивным поведением, и крайней застенчивостью, получает задание общаться с незнакомыми людьми каждый раз, когда ведет себя компульсивно.
Терапевт как испытание. Существует несколько видов испыта-ний, которые эффективны лишь потому, что влияют на отношения клиента с терапевтом. Все тяжелые испытания связаны с терапевтом и лишь поэтому результативны, но некоторые из них специально ориентированы на терапевта.
Например, когда терапевт «переопределяет» некий поступок, сообщение становится испытанием. Любой поступок, рассматриваемый клиентом с одной точки зрения, должен быть описан терапевтом с менее приемлемой стороны и стать чем-то таким, что не нравится клиенту. Например, клиент описывает свои действия как месть, а терапевт называет их защитой и выполнением своих требований. Или же поступок, который, по мнению клиента, он совершает независимо от терапевта, терапевт может определить как реакцию на терапевтические предписания, а в результате поступок выглядит так, что клиент предпочел бы не совершать больше ничего подобного.
Другой вид тяжелых испытаний – приемы конфронтации, используемые некоторыми терапевтами. Когда терапевт заставляет клиента столкнуться лицом к лицу с тем, чего тот всеми силами избегает, и намеренно вызвать болезненные ощущения, это может считаться тяжелым испытанием. Таковым является и интуитивное толкование, неприятное для клиента. В таких случаях скорее терапия сама по себе, нежели какое-то определенное действие терапевта, становится испытанием для человека, причем испытанием, которое длится до тех пор, пока не исчезает симптом.
Гонорар терапевта также может быть использован как испытание, если связать его рост с продолжением или усугублением симптома. Кстати, это один из весьма любимых терапевтами видов тяжелого испытания.
Испытания, вовлекающие двух или более участников. Тяжелое испытание может предназначаться как одному человеку, так и группе людей. У Милтона Эриксона для лечения детей была разработана серия тяжелых испытаний, предназначенных и для родителей, и для ребенка. Типичным приемом было дать задание ребенку, страдающему энурезом, практиковаться в каллиграфии каждый раз, когда кровать утром оказывалась мокрой. Мать ребенка была обязана ежедневно просыпаться на рассвете и, если кровать оказывалась мокрой, будить ребенка и помогать ему тренировать почерк. Если кровать была сухой, заниматься каллиграфией ребенку не требовалось, – но матери все равно приходилось просыпаться на рассвете. Такая процедура – тяжелое испытание как для матери, так и для ребенка, которое, к их обоюдной гордости, завершалось прекращением энуреза и улучшением почерка.
Для семейной пары испытание может заключаться в церемонии «похорон» прошлой измены одного из супругов. В этом случае создается впечатление, что испытание имеет целью заставить страдать обидчика, но на самом деле оно предназначено обоим. Или же испытанию подвергается вся семья, когда плохо ведет себя один из ее членов.
Все эти примеры показывают широкий выбор возможностей, и терапевту следует лишь предложить такое испытание, которое заставит человека скорее расстаться с симптоматическим поведением, нежели подвергнуть себя испытанию. Однако необходимо провести четкое разграничение между терапевтическими испытаниями, полезными для клиента, и испытаниями, приносящими клиенту страдания, – либо к выгоде терапевта, либо по причинам общественных установлений. Просто упрятать человека в тюрьму за воровство еще не означает дать ему терапевтическое задание; это всего лишь метод общественного контроля. Все терапевты должны быть внимательны, чтобы не допустить публичного преследования под предлогом терапии. Для большей ясности уточним: испытание должно быть добровольным и полезным для выполняющего его человека, но не для того, кто его дает, кроме случаев, когда и терапевт, и клиент испытывают удовлетворение от успешных действий в достижении желаемого изменения.
Каждый терапевт должен четко осознавать контекст терапевтического вмешательства. Например, Милтон Эриксон однажды изобрел процедуру, в которой мама садилась на своего несдержанного сына, чтобы помочь ему стать менее агрессивным. Позднее такая процедура была подхвачена рядом детских учреждений как силовой способ принуждения детей вести себя определенным образом. Однако существует большая разница между любящей матерью, исправляющей ребенка для его же пользы и под руководством терапевта, и персоналом детского учреждения, отыгрывающимся на ребенке под прикрытием помощи.
