Дерек замолчал, и я понял, о чем он думает. Через полчаса начнется чертова Полынь, и трудно представить себе место надежнее, чем эльфийская твердыня, стоящая как утес посреди бушующего города. Ради того, чтобы они укрыли Мардж, он мог и рискнуть.
– Я понял, – сказал он. – Но почему вы выбрали именно нас?
– Мне вас порекомендовали.
Милорд не сделал ни одного жеста, но в глубине комнаты отворилась дверь – помещения в Башне были, видимо, вложены друг в дружку, как матрешки. Оттуда ударил сноп света, а на нем обрисовался силуэт, очевидно, еще одного эльфа. Мы оба узнали его.
– Мистер Альбин?
Журналист поклонился, приветствуя нас. Он был, как обычно, в голубых джинсах, в рубашке с закатанными рукавами, и с волосами, связанными в хвост, и выглядел дико в этой благообразной гостиной. Я только сейчас сообразил, что никогда не видел на нем тартана.
– Милорд прислушался к моему слову, – признался он. – Это я рассказал ему историю о «Стреле, что могла убить, но не хотела».
– Спасибо, – сказал Дерек без особой сердечности.
– Не за что. Я пойду с вами.
Мы вытаращились на него оба.
– Это ваш сын? – догадался я. – Я просто не знал, что вы Шиповник, вы не носите тартана…
– Я не Шиповник, – журналист неловко глянул в сторону патрона, – хотя Дом милорда предоставил мне кров. И пропавший мальчик со мною не в родстве. Это не мой сын. Но это – мой репортаж. – И что такого особенного было в той стреле?
Вот тут я ему мысленно возразил. Дерек Бедфорд, первый снайпер Отделения, державший на прицеле Марджори Пек, избегнул бы очень многих проблем, когда бы исполнил приказ пристрелить ее при попытке к бегству. Другой сказал бы, что у него нет выбора, и очень жаль… Рохля промазал. Он правильно понимает честь.
– Мне нужны исполнители, которым я смогу доверять, – сказал милорд Кассиас. – Я не знаю, кто похитил Люция, и с какой целью это было сделано, но никто не поможет ему в Полынь по долгу службы. Вы не являетесь членами Дома Шиповник, стало быть, не вовлечены в его внутренние интриги, в каковых исчезновение мальчика могло бы играть какую-то роль. Мне, насколько я понимаю, удалось заинтересовать вас в том, чтобы доставить его назад в целости и сохранности в кратчайшие сроки. А стрела… – это был первый раз, когда он изменил манере выговаривать тяжеловесно-округлую фразу, -…она убедила меня в том, что есть вещи, которые вы не сделаете ради выгоды. Если вы найдете Люция, вы не попытаетесь использовать его по своему усмотрению. Это вопрос наличия морали. У кого-то есть. У кого-то нет.
– А если мне это просто-напросто не удастся? Это Полынь!
– В таком случае в моих силах сделать так, что вы никогда не увидите вашу леди, – просто сказал лорд Шиповник. – У нас мало времени.
– Хорошо, – голосом, в котором не было абсолютно ничего хорошего, согласился Дерек. – Идет. Кому я тут могу задать вопросы насчет мальчика… Люция?
– Миссис Флиббертиджиббет, управительница, с радостью поможет вам. Бартонс, – дверь в галерею отворилась, давешний служитель поклонился с порога, – доставит вас к ней. А сейчас разрешите проститься с вами на сутки.
Мы уходили, а он остался под абажуром лампы, сидя в кресле прямо и пригубливая из крохотной чашечки. Дверь закрылась за нашими спинами. Не на чары, а на добрый стальной замок. * * *
Помимо прочих доблестей полицейский обязан уметь выговорить любое самое заковыристое имя. Взаимная вежливость и терпимость – основа нашего общества. Экономка с лицом прекрасной рыбы – не спрашивайте меня, как это! – встретилась с нами в помещении, напоминающем бар-буфет, но выпить не предложила. В преддверии Полыни, хотя ее и объявят еще через четверть часа, все в Доме Шиповник убиралось, опечатывалось и запиралось на замок. Похоже, они все уединятся и даже есть не будут. Останется только охрана на стенах, а остальные… Остальные будут в руках того, кто командует охраной: так я подумал, но вслух, разумеется, не сказал. Если милорд Кассиас знаток в области морали, то это его собачье дело. Убедившись, что язык Рохли справился с ее имечком, госпожа управительница в знак ответной вежливости разрешила называть себя просто Джиббет, и терпеливо ждала наших вопросов, сцепив руки на уровне талии.
– Когда пропал мальчик?
– Ему относили пятичасовой чай в комнату, и мистер Люций его выпил. Но к ужину семья милорда собирается вся в Синей столовой. Тогда его и хватились.
– Когда вы хватились его, было уже известно, что завтра – Полынь, мэм?
– Официально об этом до сих пор не известно.
– Простите.
Действительно, глупый вопрос. Милорд Кассиас из тех, кто решает, когда Полыни быть: уж о своем-то доме он позаботится.
– Скажем иначе. Люций знал, что завтра особый день?
– Лично я не говорила ему, но ничто не мешало мистеру Люцию узнать от других.
Мааать! Таково-то оно – эльфов допрашивать!
– Но вы, мэм, к этому времени уже знали?
– Да, я узнала одна из первых. В мои обязанности вменяется подготовка Дома к катаклизмам и общественным возмущениям.
Уф. Шерсти клок, правда, небольшой.
– Простите, мэм, а вы уверены, что он вообще пропал?
Миссис Джиббет поджала тонкие губы.
– Его нет в доме. Я первым делом опросила Дом, а Дом мне не солжет. Или вы сомневаетесь в моей компетенции?
Пришлось заверить ее, что не сомневаемся. Мы должны были покинуть этот заколдованный замок до полуночи, как три Золушки, если не хотим, чтобы все наши планы прискорбным образом обратились в тыквенное пюре. В полночь они перекроют даже мышиные норы, если они тут есть. Приходилось скоренько придумывать, как коротко спросить о главном.
– Кому он может быть нужен? Какую ценность он представляет?
– Да кому угодно, кто нуждается в средстве давления на Дом. Младший отпрыск есть высшая ценность Дома, Старейший отвечает за него лично. Милорд Кассиас очень заботился о Люции. Если Люций попадет к Плющам, или, например, к Боярышнику, они смогут добиваться от милорда уступок в Парламенте.
– Они могут убить его, – устало сказал Дерек. – Завтра. Ну, или представить дело так, будто он убит завтра. И не ответить ни перед кем. Вы понимаете?
– Ответить им придется, – возразила миссис Джиббет. – Не перед писаным законом, так перед законом пролитой крови. Это не последняя Полынь, да для возмездия Полынь и не нужна.
– И еще одно, последнее. Какова натура у Люция?
– Простите, что?
– Характер у мальчика какой? Нрав. Понимаете?
– Какой у него может быть нрав? Ему всего четырнадцать. Но – да, с ним трудно. Ему не нравятся правила.
* * *
Обратно мы шли пешком, улицами предместья и все под гору, и ночь казалась бездонной, холодной и очень тихой. Настоящая ночь никогда не бывает такой. А эта затаила дыхание, или, может, это затаили его мы сами. Фонари, улицы и пар изо рта. У нас есть немного времени: Полынь объявлена и действует, но основной ее контингент пока спит, и узнает все только утром.
– Альбин, – сказал Рохля, – колитесь. Экономка прямо тряслась, чтобы не сказать лишнего, но вы-то не Шиповник.
– Вот именно.
– Но вы эльф и знаете ваши правила. К тому же, если Шиповник давал вам кров, вы могли знать мальчишку. Что он такое – четырнадцатилетний эльф? Что у него у голове, у этого Люция?
– Вы заметили, – подумав, промолвил эльф, – что Полынь всегда приходится на полнолуние? Резонирует со смятением духа.
– Не морочьте нам голову, Альбин. Вы нам должны кое-что: это вы нам все дельце подсудобили. Так что выражайтесь яснее. Вы эльф, и иного способа понять эльфа, у нас нет. Найдись у нас время, я бы наблюдал за вами, делал выводы, потом, может, написал бы книгу, что-то вроде: «Эльфы, какие они: реальность и мифы» Я был бы деликатен. Но времени на деликатность нет.
Улица вилась по склону вниз, наши подметки звонко щелкали по булыжнику. Луна круглым глазом смотрела нам навстречу, заглядывая почему-то снизу. Краткий час, когда все кажется простым.
