Кроме политики, его почти ничто не интересовало. Когда директор местного театра предлагал ему бесплатные места для прессы, он часто отказывался. Исходя из собственных амбиций, он сидел только на балконе вместе с простым народом, считая себя его частицей. Главную его гордость составляла скрипка, приобретенная им с рук и висевшая на гвозде над кроватью. Бенито упросил профессора Архимеда Монтанелли давать ему уроки музыки, и, хотя тот заявлял, что ученик уже стар, чтобы овладеть искусством скрипача, он старательно исполнял все предписанное, зачастую режа слух какофонией звуков, пытаясь овладеть игровой техникой.

Будучи трезвенником и предпочитая в качестве напитков молоко и кофе, он иногда заказывал спиртное, что служило для его товарищей свидетельством наличия у него каких-то неприятностей или забот. Однажды, сильно перебрав спиртного, он заявился домой в 5 часов утра и проспал девять часов. Когда же проснулся, оказалось, что он перебил в доме почти всю посуду – вазу, супницу и тарелки.

– Если ты хоть еще раз придешь домой в таком виде, я убью тебя, – пригрозила ему Рашель.

Второго такого предупреждения Муссолини не потребовалось. Подобно герою какой-то мелодрамы, он поклялся головою дочери, что спиртное более в рот не возьмет, и сдержал свое слово.

Особенности его характера проявлялись иногда довольно драматично. Однажды, когда цена на молоко подскочила, он отправился в городскую администрацию и заявил мэру:

– Либо цена на молоко будет установлена на прежнем уровне, либо я посоветую местным жителям повесить вас вместе с городскими «шишками» на балконе.

Цена на молоко была тут же снижена.

Темп жизни все увеличивался, и у Муссолини не оставалось времени ни на что другое, кроме действий. Книги он не читал, а лишь просматривал, посоветовав еще в Тренто своему коллеге-социалисту:

– Девяти страниц в книге вполне достаточно, чтобы понять ее содержание, – первые три, последние три и три в середине.

Считая, что революции и социальные изменения могут быть осуществлены только насильно, он читал лишь писателей, говоривших о насилии, – Джорджа Сореля и Фридриха Ницше. Довольно часто он приводил в замешательство «умеренных» в партии своими призывами к экстремизму.

– Надо жить с риском, – заявил он на конференции социалистической партии в 1910 году.

Все последующие тридцать пять лет его жизни были связаны со смертью и насилием.

Империалистическая война Италии против Турции в 1911 году, когда основные боевые действия развернулись в Триполи, предоставила Муссолини шанс, которого он ждал.

– Прежде чем покорять Триполи, итальянцы должны завоевать Италию, – писал он в «Ла Лотта». – Надо подвести воду в высохшую Пуглию, установить справедливость на юге страны и дать повсеместное образование. Все – на улицы, начнем генеральную забастовку!

Последовавшие события приняли кровавый характер. Когда забастовщики, ведомые Муссолини и Ненни, стали разбирать железнодорожные пути, чтобы воспрепятствовать подвозу войск, против них была использована кавалерия. Введением военного положения правительство подавило забастовку. Муссолини был арестован и предстал перед судом, обвиненный в «подстрекательстве к правонарушениям». Однако он превратил зал судебного заседания в театр, а скамью подсудимых в сцену.

– Если вы меня оправдаете, – заявил он судьям, – то доставите мне удовольствие. Если же осудите, то окажете мне честь.

И такая «честь» ему была оказана. Приговор гласил: один год тюремного заключения. Срок был потом сокращен до пяти месяцев, которые он провел в камере номер 39 форлийской тюрьмы.

Хотя мало кто слышал его имя за пределами сорокакилометрового радиуса от Форли, Муссолини мечтал о лучшей судьбе. В своем дневнике в тот период времени он записал: «У меня неуемный и горячий темперамент. Что из меня получится?»

Что из него получилось, не смог предугадать никто, даже Алессандро, умерший в возрасте пятидесяти семи лет за несколько месяцев до его прихода к власти. Через девять месяцев после выхода из тюрьмы он, которого стали звать дуче итальянских социалистов, был избран в состав Национального исполнительного комитета социалистической партии и перешел на работу в миланскую газету «Аванти» с окладом 500 лир в месяц.

1 декабря 1912 года, оставив Рашель и Эдду в Форли, он перебрался в Милан в качестве заместителя главного редактора газеты. Вскоре его смелые статьи увеличили ее тираж с 28 до 100 тысяч экземпляров. В возрасте еще до тридцати лет он становится известным в стране человеком – не без помощи нападок журналистов, своих конкурентов. Их статьи он хранил в отдельном ящике стола, называя журналистов «оплаченным кем-то рабочим инструментом», «подобострастными пресмыкающимися», «параноиками», «литературными поденщиками» и даже «уголовно помешанными».

В Милане его навестила Анжелика Балабанова.

– Ну вот видишь, – сказал он ей, – как русские относятся к Маринетти?

Анжелика покачала головой, услышав, что лидер авангардистско-футуристического направления Филиппо Маринетти находился с визитом в Москве. Муссолини, буквально сияя, пояснил:

– Как только он появляется на сцене и начинает читать свои лекции, в аудитории начинаются крики, свист, и в него летят помидоры. Как я ему завидую. Мне хотелось бы быть на его месте…

24 ноября 1914 года эта мечта Муссолини исполнилась. Когда он шел вдоль длинного прохода миланского театра «Пополо», то ему пришлось инстинктивно нагнуть голову от неистово размахивавших кулаков. Сквозь гвалт голосов до него донеслись возгласы: «Кто за это платит?»

Не успел он тогда подняться на сцену, как к его ногам полетели мелкие монеты, а какая-то женщина громко крикнула:

– Иуда, вот твои кровавые деньги!

И тут же ее голос был перекрыт возгласами трех тысяч делегатов-социалистов:

– Кончай! Предатель! Убийца! Затем снова послышалось:

– Кто за это платит?

Бледный, не брившийся три дня и с сухостью во рту Муссолини посмотрел на председательствующего Джиацинто Менотти Серрати, ища его поддержки.

– Товарищи! – обратился к залу Серрати. – Дайте ему сказать!

Но его слова потонули в гвалте и шуме.

В тот холодный вечер миланские социалисты не были настроены на разумные дебаты. И хотя один из поддерживавших его социалистов попробовал призвать собравшихся к благоразумию, не успел Муссолини открыть рот, как началось скандирование:

– Громче, громче! Говори яснее!

Вообще-то неистовство было и понятно. 29 июля, за пять дней до начала Первой мировой войны, Муссолини вместе с другими членами исполкома подписал антивоенный манифест Итальянской социалистической партии, в котором клеймилась любая попытка втянуть Италию в милитаристский, капиталистический конфликт. Даже если правительство объявит войну, социалисты были намерены бойкотировать это решение. Невероятно, но 18 октября, находясь один в редакции «Аванти», Муссолини вдруг напечатал статью, призывавшую партию к поддержке вступления Италии в войну.

За этим последовало то, что и должно было случиться. За девять дней до упомянутого митинга в театре «Пополо», когда партийные лидеры решали вопрос о судьбе Муссолини, на улицах города появилась неизвестная до тех пор газета «Иль Пополо д'Италиа». Редакционная статья в ней была прямо направлена против Муссолини, подчеркивая два положения: «У кого есть сталь, у того есть и хлеб» и «Революция – идея, основанная на штыках». Газета была распродана в течение часа.

Муссолини должен был объяснить своим товарищам, почему он столь быстро изменил свою позицию, но его старания были тщетными. К ногам его продолжали дождем сыпаться мелкие монеты. В зале нарастали гвалт, шум, крики и свист.

– Если вы считаете меня недостойным… – слабо прозвучал его голос.

В ответ раздалось многоголосое: «Да». Однако обвиняемый стремился стать судьей, бросив предупреждающе:

– Я буду беспощаден к тем, кто не желает открыто высказать свое мнение в этот трагический час.