– На посту не спать! – грозно рыкнул старший лейтенант, заметив, что сержант из караульного взвода, отвечавший за доступ в штаб, закемарил.

Солдат не положил голову на стол, лишь подпер ее кулаком, но Мезенцев прекрасно знал: стоит дать немного слабины, и вахтенный не просто закроет глаза, а вырубится. Оно, конечно, ничего страшного не произойдет – железная дверь в штаб все равно заперта, открыть ее можно только изнутри, для чего, собственно, и сидит на стуле боец. Это его обязанности: разбираться, кто и зачем идет к оперативному дежурному, и лишь в случае внятных, предусмотренных инструкциями ответов – отпирать засовы.

– Не спать! Не спать! На губу отправлю! – с угрозой рыкнул офицер.

Не положено молодым спать на посту. Право на небольшой «расслабон» имеет лишь тот, кто давно тянет лямку. А молодняк пусть несет вахту, как положено Уставом гарнизонной и караульной службы.

– Мезенцев! – вдруг донесся из рубки оперативного дежурного окрик подполковника Доронина. – Мезенцев, загляни ко мне на минуту!

– Есть! – Старший лейтенант мигом подобрался, попытался придать лицу выражение честного службиста, размышляющего не о том, как поскорее добраться до медчасти, нет, думающего лишь о прямых обязанностях.

– Прошу разрешения... – Он бодро вошел в рубку оперативного дежурного, остановился в двух шагах от пульта, за которым сидел Доронин.

– Выпусти из штаба! – приказал подполковник, мотнув головой так, чтобы старший лейтенант понял: речь шла о дрогле, также находившемся в помещении. – Выпусти, а потом, когда закончит обход, впусти обратно.

Мезенцев молча отдал честь, развернулся и первым вышел из рубки, словно показывая чужаку, кто здесь главный.

– Сержант! Выпустить! – приказал старлей.

Имени дрогла Мезенцев не помнил, да и не считал нужным запоминать. Он, хоть и служил на Саванге второй год, так и не научился различать «гномиков». Для него все дроглы были изготовлены на копировальном аппарате: невысокие, кожистые и костистые, с подвижными лицами и лопухами ушей. Когда карлики говорили, у них так работали лицевые мышцы, что менялось все: глазные впадины становились то больше, то меньше, щель рта то уже, то шире, даже нос немного вытягивался, а уши шевелились, почище чем у слона или осла.

Поначалу, когда Мезенцев только прибыл на Саванг, его это забавляло – тогда он воспринимал дроглов как экзотических животных. Позднее мимика чужих во время диалогов стала раздражать, даже бесила, по этой причине старший лейтенант старался как можно реже контактировать с представителями иной расы. «Кожаные» гномы чувствовали его неприязнь и отвечали той же монетой, впрочем, это ничуть не беспокоило Мезенцева – он не ждал беды от них.

Говорят, раньше, пару веков назад, дроглы были очень опасны. Тогда они могли силой ментального воздействия остановить вражеский флот, если, конечно, верить сказкам. Сами дроглы уверяют, что тогда они не боялись никаких врагов, просто потому, что никто не мог приблизиться к их планетам. Мысленного импульса нескольких мощных ментатов было достаточно, чтобы вражеская армия увидела перед собой глухую непреодолимую стену.

Карлики не желали воевать, они считали более правильным внушить атакующей армии, что перед ней вообще нет никакой планеты, которую можно захватить – лишь пустота на десятки световых лет... Однако цивилизация дроглов пришла в упадок, ныне этот вымирающий народ не способен на былые подвиги. Чужаки утратили, растеряли прежнее могущество, вот и вынуждены теперь кормиться людскими подачками. А значит, обязаны знать свое место, и нечего с этими «кожаными» гномами миндальничать!

...Выпустив заморыша из штаба, Мезенцев проконтролировал, чтоб дверь была хорошо заперта, а потом вновь прошел в рубку оперативного. Все же Мариночка томилась в медчасти, и ждать дольше уже не хватало терпения и сил.

– Прошу разрешения... – вновь сказал старший лейтенант, переступая порог рубки. – Выпустил, как приказывали, господин подполковник! Чего ему посреди ночи вздумалось гулять?! Понесла нелегкая...

– Почувствовал что-то, – отозвался Доронин. – Попросил: «Выпусти наружу, неспокойно у меня на уме...»

– Вот твари инопланетные! – выругался старлей и тут же осекся, вспомнив, что беседует не со своим приятелем. – Виноват, господин подполковник! Все-таки странные они, дроглы, правда? Человек так никогда не сказал бы... «Неспокойно у меня на уме». Бред какой-то! Человек сказал бы: «Неспокойно у меня на душе».

– У дроглов душа и ум – нечто единое, – напомнил оперативный дежурный, глянув на дисплеи, и Мезенцев – вслед за ним.

Чужак медленно двигался к тыльной стороне охраняемого периметра, к непроходимым болотам, простиравшимся за «колючкой». Дрогл ставил ноги так мягко и аккуратно, что сейчас напоминал кошку. Складывалось впечатление, будто представитель иной расы идет по тонкой-тонкой корочке льда, которая в любой момент может проломиться под ним. Глаз этой нелепой мартышки Мезенцеву видно не было – дрогл смотрел в сторону гнилой топи, – зато уши шевелились и подрагивали.

– А и черт с ним, господин подполковник! – Старший лейтенант легкомысленно махнул рукой, его мало заботило поведение дрогла. – Ум... душа... Пусть идет куда хочет. Все равно мы внутри защищенного периметра, везде часовые, сканеры тепловых полей, детекторы движения...

Полковник Доронин нахмурился, посмотрел на молодого коллегу, затем на дисплей: дрогл исчез из зоны видимости – изменив направление движения, скрылся за казармой.

– Ладно, старлей, хватит пустой болтовни! – приказал оперативный.

– Есть! – В душе у Мезенцева все запело. – Разрешите идти?

– Давай! Не забудь впустить Оорха, когда вернется.

– Есть! Отдам команду сержанту! Я сейчас с проверкой, обойду штаб... по-быстрому... чтоб, значит, все правильно было...

И он выскочил из рубки оперативного дежурного, пока подполковник Доронин не придумал какое-нибудь глупое задание для подчиненного, не отвлек от главного.

А что главное? Конечно, пышногрудая красавица Мариночка, которая заждалась в медчасти, среди таких удобных коек!

– Слышь, сержант! – Мезенцев заговорщически подмигнул вахтенному у двери и приложил палец к губам. – Если оперативный будет меня спрашивать, скажи: ушел с проверкой по штабу! Но если вдруг припрет – быстро-быстро мотай в медчасть, найдешь меня там! Только никому ничего не говори! Просто мотай туда, пулей! Предупредишь! Все понял?!

Секунду-другую солдат молча взирал на старшего лейтенанта, а в его полусонных глазах жило непонимание. Потом взгляд стал более осмысленным, на губах бойца нарисовалась похотливая улыбочка.

– Прапорщик Ведищ...

Сержант не успел договорить – Мезенцев, сделав угрожающее лицо, поднес кулак к самым губам бойца, вынуждая заткнуться.

– Тихо! – прошипел старший лейтенант. – Услышит оперативный, я тебе трое суток «губы» выпишу! За нерадивое несение службы! Все понял?!

Улыбка исчезла с губ солдата. По глазам было понятно, что он думает об офицере, но сказать это вслух сержант не мог: «весовая категория» не позволяла. Приказы старших по званию не обсуждаются, их следует выполнять, а уж потом, если возникнет желание, можно накропать рапорт командованию, обжаловать действия офицера.

– Вижу, что понял. – Мезенцев чуть расслабился, сверху вниз посмотрел на солдата. – Ну, коли понял, значит – молодец! Сиди тут и бди! Бди! Я скоро вернусь!

И старший лейтенант, опасливо покосившись в сторону рубки оперативного дежурного, торопливо зашагал к медчасти.

...Красавица-блондинка, которую сморило от долгого ожидания, прилегла на койку прямо в одежде. Мезенцев так и застал ее, переступив порог санитарного блока. Впрочем, он так долго ждал этой минуты, желание было так велико, что старший лейтенант даже не стал толком будить спящую, не стал тратить время на какие-то прелюдии и долгие «танцы» вокруг да около...

– Красотуля моя пышногрудая! – горячо прошептал он, не позволяя очнувшейся от полудремы девушке приподняться, что-либо сказать. – Детка, как я истосковался по тебе!!!