Он подозрительно смотрел на молодую чернявую жену с пушком над вздернутой верхней губкой, с длинными косами, с томными глазами газели, подернутыми влагой. Уж не она ли пытается избавиться от тучного похотливого супруга? Да нет, куда ей. С младенчества приучена к покорности, к беспрекословному подчинению мужчине. Дрожит от боязни не угодить, вызвать гнев своего господина. И руки у нее слабые, изнеженные, пальчики тонкие, как тростинки. Таких пятен не оставят – сил не хватит.
Врач уходил, щедро одаренный за поздний визит, а для Ислам-Али продолжалась пытка бессонницей и головной болью.
Жена ложилась рядом и глядела на его серое, в испарине, лицо, обтирала лоб розовой водой, подавала питье с капелькой опиума, прописанное доктором.
Ислам-Али забыл, как выглядел крестьянин, который принес ему золотые вещи, завернутые в грязную рогожу. Не надо было брать! Нечистый попутал, жадность взыграла. Увидел знакомый желтый блеск, дивную красоту изделий и аж затрясся от вожделения. Денег дал, сколько тот запросил, не торгуясь. Этакому чуду не место в крестьянской лачуге, пропахшей дымом и овечьим пометом.
Ислам-Али торопливо спустился в кладовую, где хранились припасы, уселся на ларь с мукой, зажег свечу и, затаив дыхание, развернул рогожу. Ах, какая прелесть! Какая тонкая работа! Купец, который знает толк в старинных драгоценностях, отвалит за это немалую сумму, отвезет в Стамбул, выручит вдвое больше. Но отдавать жалко. Хочется самому любоваться… смотреть и смотреть… прикасаться, ощущая пальцами колдовской жар золота…
Служанка сунулась было в кладовку за мукой для лепешек. Он тогда закричал на нее, прогнал. Чуть с кулаками не набросился. Нервный стал, будто с цепи сорвался. Сокровища чужих глаз не любят…
То, что он сделался обладателем бесценных сокровищ, не вызывало сомнений. От вещей, купленных у деревенского бедняка, исходил особый ток силы и могущества. По всей видимости, они принадлежали особе царского звания, влиятельному вождю степного народа или даже владыке целого государства. Вещи впитывают в себя мысли и чувства хозяина – если тот был мудр и удачлив, то новый владелец получит не просто украшения и ритуальные предметы, а еще и благосклонность судьбы в придачу.
– Аллах велик… – бормотал Ислам-Али. – Он снова одарил меня, ничтожного, безграничной милостью…
Ислам-Али давно жил в Крыму и много слышал о зарытом в степях золоте бесчисленных поколений людей, обитавших на здешних землях веками, тысячелетиями. Кочевники не имели домов, кладовок и тяжелых сундуков. Все свои украшения они носили на себе, а потом, после смерти, уходили в них в мир иной. Если души усопших пировали в языческом раю, то золото оставалось в затерянных под землей гробницах. Мертвым оно ни к чему, а живым может пригодиться…
Ислам-Али вдруг вспомнил выражение лица крестьянина, когда тот отдал ему рогожу с завернутыми в нее находками. На его губах появилась улыбка, а глаза сияли. Бедняк радовался!
«Я заплатил ему слишком много, – на мгновение огорчился богач. – Надо было не торопиться и сбить цену».
Той же ночью он подумал, что крестьянин мог быть счастлив по другой причине: он избавился от чего-то пугающего и непонятного, появившегося в его жизни вместе с этими золотыми изделиями…
Ислам-Али надежно спрятал приобретенные вещи и, довольный, приказал подавать обед. У него был отменный аппетит, однако он переел… и к вечеру прекрасное настроение неожиданно испортилось. Он позвал молодую жену, но даже черноокая красавица не сумела развеселить его.
Ночью ему приснился первый кошмар. Огромный могучий всадник на коне, убранном с царской пышностью, проскакал по тихой евпаторийской улочке. Колокольчики на лошадиной сбруе громко звенели, эхом отдаваясь от глухих высоких заборов. Воин вломился во двор Ислам-Али, выхватил короткий обоюдоострый меч и крикнул:
– Знаешь, что мы делаем с головами врагов?
Он замахнулся… Ислам-Али увидел, как его голова отделилась от туловища и покатилась по земле… Всадник ловко подхватил ее, насадил на острие меча и ускакал.
Богач пробудился в ознобе, вскочил, прижал руки к горлу, проверяя, на месте ли голова… У него вырвался вопль ужаса. Проснулась жена, испуганно побежала за водой. Его трясло, голос пропал, как будто ему в самом деле перерубили шею.
К утру он с трудом уснул. Страшный сон продолжился, едва Ислам-Али сомкнул веки…
В степи горел большой костер. Поблизости паслись лошади, несколько воинов собрались у кибитки из войлока, один из них распилил и вычистил череп, другие обтянули его сыромятной кожей, а внутри покрыли позолотой.
– Что они делают?
Ислам-Али не поверил своим глазам. Воины налили в череп какую-то жидкость и… по очереди выпили. Самый высокий и широкоплечий, одетый в красивые доспехи, повернулся к испуганному соглядатаю, спросил:
– Видишь, что тебя ждет? Мы превращаем черепа своих обидчиков в чаши. Таков наш обычай…
Ислам-Али долго не мог сообразить, спит он или потерял сознание от страха. Он не воин. Он торговец и сроду не держал в руках оружия. Разве что нож при разделке барашка. Но таким ножом не отобьешься от закаленных в сражениях мужчин…
К полудню он очнулся от тяжелого забытья. Голова казалась налитой свинцом. Переносицу, в месте «распила», терзала боль.
Ислам-Али терпел, сколько хватило сил. Измучившись, он, никому не говоря ни слова, забрал сокровища и тайно перевез их в маленькое горное селение, где жили его родственники. Подальше от своего дома. Он не хотел потерять череп…
Кошмары постепенно отступили. Воин приходил все реже, будто понимая, что до реликвий ему не добраться…
* * *
– Что скажешь? – спросила Астра, закрыв дверь за госпожой Евлановой. – Мы беремся ей помочь?
– По-моему, ты уже дала согласие.
– Предварительное. Сначала я должна ознакомиться со всеми обстоятельствами дела.
Но Матвей уже понял, что они приступают к расследованию. Интересно, какой из эпизодов на кассете всплывет в этот раз? Афродита в венке? Римский фонтан? Пиршественный зал средневекового замка?
– Они могут повторяться…
– Читаешь мысли? – удивился он.
– Это легко. Все написано у тебя на лбу…
– Жаль. Разведчика из меня не получится.
Они решили начать с окружения Дмитрия Евланова. Возможно, друзья и знакомые знают больше, чем его мать. Та умоляла действовать осторожно, окольными путями, чтобы ничего не просочилось в прессу, не дошло до мужа и сына.
– Не мешало бы взглянуть на главного героя, – предложил Матвей. – Завтра же и съездим к его дому. Фотографию клиентка оставила, узнать будет несложно.
– Красивый мужчина…
Со снимка улыбался респектабельный молодой человек с бокалом шампанского в руке. Рядом, прислонившись к его плечу, стояла эффектная, но несколько располневшая брюнетка в ярком вечернем платье. Бриллиантовое колье на ее шее, должно быть, стоило уйму денег.
Как пояснила жена банкира, фотография была сделана на недавней годовщине свадьбы Дмитрия и Златы, после которой тот ни с того ни с сего подал на развод. Колье – подарок сына невестке.
– Когда мужчина собирается бросить жену, он не дарит ей бриллианты, – рассудила Марина Ивановна.
– Почему же? – возразил Матвей. – Возможно, это прощальный подарок. Отступное, так сказать.
– Вы не знаете Диму. Он не чувствует себя виноватым. Нисколечко! Видели бы вы его перед судом… Он смотрел на Злату, как на постороннюю женщину… словно и не было совместно прожитых лет, постели, наконец…
Последние слова она вымолвила, смущенно опустив глаза. И, помолчав, добавила:
– На сами заседания он отказался приходить… присылал своего адвоката. Тот вел себя вызывающе, даже… агрессивно. Злата мне жаловалась.
– Вы ей поверили?
– Она раньше никогда не обманывала.