Похоже, это они и были — старые винные погреба. В стене горел факел, освещая тусклым светом закопченный сводчатый потолок, истертый каменный пол и большую плиту с железным кольцом. Вокруг плиты, как черные изваяния, сидели семь черных псов, не сводя с людей горящих красных глаз.
Немного в стороне, уставившись куда-то вбок невидящим взглядом, валялась голова Ферндина; видно было, что ей изрядно досталось от собачьих зубов — щегольская бородка и воинственные усы превратились в жалкие клочья, длинные черные волосы, за которые псы тащили голову, сбились в безобразный колтун. Конан подошел ближе и склонился над останками врага.
— Бёрри, смотри: вроде как он — и не он! Ферндин ведь был ненамного старше меня, а это — башка дряхлого старика, даром что волосы черные…
— Колдовство, друг Конан, колдовство! Эти проклятые маги и столетнюю старуху могут обратить в невинную девушку, уж ты-то об этом знаешь получше меня! Помнишь, рассказывал про ту милашку, которая так и вешалась тебе на шею?
Псы смотрели на них и словно ждали чего-то. Конан подошел к Альграсу, с опаской косившемуся на собак, и взял висящую на его поясе толстую веревку.
— Должна выдержать… Ну-ка я сейчас привяжу ее к кольцу, и попробуем сдвинуть плиту. Раз, два — Бёрри, подсунь чего-нибудь под край! Так, хорошо! Еще немного! Пошла!
Плита со скрежетом сдвинулась с места и, царапая пол, отъехала в сторону. Альграс и Конан, выпустив веревку, хотели было заглянуть в зияющее отверстие, но угрожающее рычание заставило их отступить на шаг назад. Один за другим псы прыгали вниз и исчезали в кромешной тьме. Последний, сверкнув глазами, схватил обезображенную голову Ферндина, яростно потрепал, колотя ее о камни, и метнулся вслед за остальными.
Некоторое время царила тишина, потом Конам взял факел и, заглянув вниз, сказал:
— Ничего не видно, глубоко и темно. Надо спускаться! Здесь тоже есть лестница.
Мгновение — и он скрылся в подземелье, оставив Альграса и Бёрри наверху. Прислушиваясь к его затихающим шагам, они поспешно стали спускаться следом.
Конан молча стоял, освещая факелом груду костей, почти дочиста обглоданных крысами. Остатки когда-то богатых одежд говорили сами за себя: это были они, несчастные сыновья барона Дисса…
Альграс застонал и упал на колени:
— О Митра! Теперь я все понял! Это их души блуждали по замку в облике черных псов, это они помогли разделаться с Ферндином!
— Да, Альграс, это они! Ферндин убил и старого барона, и баронессу, и их сыновей, а теперь и его собственная голова оказалась в этом подвале! Но где же она? Бёрри, где голова этого негодяя?!
Бёрри, не отвечая, стоял к ним спиной и пытался острием кинжала извлечь из стены какой-то камень. Подойдя поближе, они увидели, что он расшатывает кладку из светлых камней, которыми была заложена одна из ниш для бочек. Не сговариваясь, Альграс и Конан выхватили кинжалы и с остервенением стали врубаться в кладку. Закаленная сталь звенела, во все стороны летела каменная крошка, и вскоре в образовавшееся отверстие можно было просунуть руку. Приблизив лицо к дыре, Конан невольно отшатнулся — смрад разложения ударил в ноздри, тошнота подкатила к горлу. Закашлявшись, он с удвоенной силой принялся крушить податливый камень. Один за другим отваливались светлые куски, открывая глазам неглубокую нишу. Стараясь туда не смотреть, Бёрри орудовал затупившимся кинжалом, сражаясь с камнями, как с живым врагом. Из-под рук киммерийца и уразумевшего наконец, в чем дело, Альграса отлетали целые глыбы. Вскоре кладка была разобрана. Взяв в руки факелы, они подошли ближе и заглянули внутрь. Да, это была она, Мергит! Едва увидев псов, сидящих вокруг плиты, Конан уже понял, кого они повстречали в лесу. И теперь он узнал это платье, головной убор и волосы, густой волной укрывавшие плечи… Только вместо лица на него пустыми глазницами смотрел голый череп, оскалив белоснежные зубы в торжествующий ухмылке… Невольно опустив глаза, киммериец увидел у ее ног голову Ферндина. Прикованные к стене руки словно тянулись вниз, и Конан, не выдержав, взмахнул мечом, перерубая цепи. То ли вздох, то ли стон раздался в подземелье — и остов женщины рухнул на голову своего врага.
— Все… Теперь нужно исполнить их последнюю волю. Сейчас мы как-нибудь выберемся отсюда, и надо будет перетащить в подвал и другие комнаты замка все дрова, весь хворост, какой тут только есть… Если будет мало — подвезете из деревни. Идем, надо сегодня же все успеть!
Не оглядываясь, Конан пошел наверх, за ним заторопился и Бёрри, а Альграс все еще стоял на коленях среди разбросанных камней и бормотал слова поминальной молитвы.
… Солнце уже клонилось к закату, когда были уложены последняя охапка дров и вязанка хвороста. Во дворе замка собрались чуть ли не все жители Венты, которым Альграс рассказал все, что видел сам и о чем узнал от киммерийца. Конан стоял на широкой лестнице, оглядываясь и кого-то ища глазами.
— Куда он запропал, бедовая голова? Еще немного-и надо будет поджечь хворост, а его все нет… Неужели где-нибудь нашел кувшин с вином и присосался напоследок? Эх, Рыжий, Рыжий, придется, видно, снова обшаривать весь замок…
Но тут из ворот конюшни выглянула знакомая физиономия и, тряхнув встрепанными волосами, уставилась вверх, прямо на Конана. Киммериец открыл было рот, чтобы привычно выругаться, но Бёрри прижал палец к губам и замахал рукой, призывая его к себе.
Конан велел Альграсу еще немного подождать и, быстро сбежав по ступеням, заторопился к конюшне.
— Рыжая бестия, я уж думал, что придется сжечь тебя живьем вместе со всеми этими покойниками! Где ты шляешься, Нергал тебя задери? Отвечай, что жмуришься, как сытый кот?! Получишь добрую затрещину, так живо перестанешь ухмыляться! Я тут…
Бёрри перебил варвара:
— Ты вроде говорил, что у тебя в Редборне больше нет никаких дел? Ферндин убит, замок скоро сгорит, и можно будет отправляться на все четыре стороны…
— Ну да, чего тянуть? И так я за этим ублюдком слишком долго охотился… Погоди, погоди, Рыжий! А меч-то! Тьфу, проклятый Ферндин! Со всеми этими мертвецами чуть не забыл о самом главном! Да ведь я только что был в конюшне, когда искал тебя, — там пусто, где же может быть жеребец? А доспехи и меч наверняка в баронских покоях, наверху. Надо подняться туда, пока еще…
— Да не кипятись ты, иди сюда, я тебе что-то покажу. — И Бёрри за рукав потянул приятеля куда-то в темный угол, где кучей лежала прелая солома. — Смотри, сколько в этом замке потайных дверей! И до чего же приятно, когда в некоторых торчат ключи, как в этой, например. Видишь?
Глаза киммерийца, одинаково хорошо видевшие и днем, и в полумраке, уже разглядели невзрачную, но крепкую дверь, обитую поперечными железными полосами. Огромный ключ торчал в скважине, и Бёрри, торжествуя, два раза повернул его, отпирая замок. То, что открылось их глазам, заставило киммерийца восхищенно выругаться. Хлопнув Рыжего по плечу, он вошел следом за ним в просторную комнату с зарешеченным окном под самым потолком. Привязанный к стальному кольцу, вбитому в стену, прямо перед ним стоял золотистый жеребец и, глядя на него горящими глазами, нетерпеливо потряхивал светлой гривой.
У противоположной стены, словно в оружейной, стояла широкая лавка, покрытая дорогим ковром. На ней были разложены герцогские доспехи — награда победителю Священного Турнира, — а на стене висел меч в богато отделанных ножнах. Не глядя на доспехи, Конан подошел к стене и снял клинок. Вынув его из ножен, всмотрелся в сверкающее лезвие. Да, это был тот самый меч, за обладание которым он сражался на Турнире: вот священный знак Митры, а вот и герцогский герб…
Конан вздохнул полной грудью и обвел глазами тайник: снова увидел коня, доспехи, Рыжего Бёрри, глядевшего на него с плутовской ухмылкой, и словно стальной обруч, сжимавший до сих пор его грудь, наконец лопнул — стало легко, снова захотелось смеяться, мчаться во весь опор неведомо куда, звеня доспехами и подгоняя горячего коня… Золотисто-рыжего коня!
