Через три дня я уехал в провинцию. Я больше не видел их. Когда два года спустя я вернулся в Париж, садоводство было уничтожено. Что сталось с ними, когда они лишились своего старинного милого сада, его дорожек, сплетавшихся в лабиринт, этого аромата прошлого, веявшего в нем, этих причудливых грабовых аллей?

Умерли они? Или блуждают по современным улицам, как изгнанники, утратившие всякую надежду? Или, может быть, они — нелепые призраки — танцуют фантастический менуэт где-нибудь на кладбище при свете луны, между кипарисами, по дорожкам, идущим вдоль могил? Воспоминание о них не дает мне покоя, преследует, мучает меня, словно старая рана. Почему? Не знаю.

Вам, наверно, это покажется смешным?