В середине июня зачитали приказ о том, что наш полк входит в состав 4-й танковой армии. Своим ходом доехали до Наро-Фоминска, а оттуда до города Козельска. Прибыли мы в Козельск 23 июля. А уже через несколько дней вступили в бой в составе Брянского фронта. Что сказать? Жара. Температура 25-27 градусов. Тяжко было. Понимаешь, убьют человека, через два часа труп уже пахнет. Такая вонь, а тут обед привезут - ничего в горло не идет, только воду пили. Непрерывные атаки. Авиации, и нашей, и немецкой, было очень много. В небе все время шли воздушные бои. Мы до того озверели от постоянных налетов, что я свои орудия ставил на бугорок и стрелял бронебойным по ним. Меня потом командир ругал: "Ты смотри, ты не зенитчик, ты снаряды не расходуй по самолетам".
В конце июля потребовалось срочно поехать в ночную разведку на машине потеряли связь с пехотой. Выполнить задачу должны были разведчик, офицер и шофер. Командир полка подполковник Торохов Вениамин Кузьмич говорит: "Надо послать командира батареи". Начальник штаба: "Да нет, пошлем Рогачева, он фронтовик, в 41-м воевал". Тем не менее командир полка настоял, и в разведку уехал командир моей батареи Петров. Они уехали и пропали. Утром поехали на поиски и нашли только останки - они наскочили на противотанковую мину. На следующее утро меня вызвали в штаб и говорят: "Рогачев, принимай батарею". "Да вы что?!" - "Не разговаривай! Приказ!" А буквально через несколько дней, 7 августа, мне пришлось принимать участие в тяжелейшем бою. Приказано было поддержать атаку танковой роты и пехоты на деревню Зуевская. Я явился к командиру танковой роты, доложил, что прибыл в его распоряжение. Штаб полка на время боя часто придавал отдельные батареи подразделениям и фактически нами не руководил - связи не было. Старший лейтенант говорит: "Сейчас пойдет в атаку пехота, я буду двигаться за ней на расстоянии 50-100 метров, интервал между танками 20-40 метров. Ты двигайся за моими танками не далее как метров в 50-80-ти. У вас обзор лучше, так что твоя задача подавить противотанковые орудия и танки". Я вернулся к командирам взводов, объяснил задачу, приказал зарядить орудия и подцепить их к машинам.
Атака на деревню началась примерно в полдень после короткой артподготовки. В атаку пошла пехота, а за ней танки. Шли по высокой спелой ржи. "Виллисы" с трудом прокладывали себе дорогу. Подпустив танки на 300-400 метров, немцы открыли сильный огонь. Несколько наших танков загорелось. Мы отцепили орудия примерно в 300 метрах от окраины деревни и открыли ответный огонь. Пехота сначала залегла, а потом побежала назад. Танки стали маневрировать, постепенно смещаясь влево, а мы остались одни на открытой местности. Мы успели сделать траншейки для колес и откинуть щиток. Орудия практически утонули во ржи. Я приказал командиру второго огневого взвода сосредоточить огонь орудий по минометной батарее, которая вела по нам сильный огонь, а сам управлял огнем первого и второго орудий по танкам и противотанковым орудиям. От разрывов мин и снарядов загорелась рожь. Дым мешал стрелять, но отчасти прикрыл нас от немцев. А тут еще танк горит справа в двадцати метрах. Немцы пошли в атаку при поддержке танков, а у меня все мысли о том, что у него боекомплект 100 снарядов. Как рванет и куда башня полетит? Огонь веду, а правым глазом смотрю, когда же он взорвется. И он, когда рванул, башня подлетела, но, слава богу, не упала на орудие. Огонь, дым, пламя. Ой, страшно!
Подпустили мы пехоту метров на 50-60 и открыли огонь на картечь. Конечно, пустили в дело и автоматы. Они откатились. В это время наша пехота опять пошла в атаку при поддержке оставшихся четырех танков и заняла деревню. В этом бою батарея уничтожила два средних танка, три штурмовых орудия, четыре миномета и порядка двух взводов пехоты. При этом мы потеряли два орудия вместе с расчетами, одно орудие было повреждено. Целым осталось только первое орудие, вместе с которым я находился. Погибли два водителя "виллисов" вместе с машинами. Мы лежали, обессиленные от жары и от этого боя, возле орудия. Чувствую, кто-то бьет меня по плечу, открыл глаза - вроде командир полка: "Жив?! Рогачев!" - "Пить!" Откуда-то появился бочонок с водой. Мы с наводчиком первого орудия Михайличенко вдвоем припали к этому бочонку. Сколько воды выпили, не помню... За этот бой я был награжден орденом Красной Звезды...
Сколько всего на моем счету? Я не считал, но за всю войну больше двадцати танков и бронетранспортеров моя батарея сожгла.
Уральцы - героические люди. Они шли вперед, невзирая ни на что. Смелости и отваги много было, но опыта военного мало, поэтому потери были очень большие. Из тех пятерых ребят, что со мной командирами взводов пришли, никого не осталось... В августе армию отвели на переформировку. Перед этим произошел такой случай. Немцы отошли за реку Нугрь. Мы выдвинулись вперед и начали окапываться, занимая позиции у малозаметной, но нанесенной на карту дороги. Окопы копаем во ржи, метрах в пяти от кромки поля. Копают все - от командира батареи до станинных. Водители для "виллисов" тоже укрытия копают. Рожь высокая, нас за ней не видно, а первый выстрел бронебойным сделал, и она ложится - можно стрелять осколочным. Вдруг видим, "виллис" едет мимо нас прямо к немцам. Остановился. Вылезает майор: "Эй, бойцы, кто ваш командир?" - А там все разгоряченные, командиры взводов торопят солдат, ругаются, немцы того гляди в контратаку пойдут - видно, пехота накапливается, бронетранспортер подошел. Старший сержант Чичихин, вологодской богатырь: "Что кричишь? Кого тебе нужно?" - "Ты как разговариваешь?! Кто командир?!" - "Лейтенант Рогачев". - "Давай его сюда!" - "Товарищ комбат, там вас какой-то майор зовет". - "Какой еще майор? Какие у него погоны, артиллерийские или пехотные?" Майор уже кричит: "А ну немедленно ко мне!" Я выбегаю на дорогу, жара, пот градом, портупея, полевая сумка, бинокль болтаются: "Командир батареи лейтенант Рогачев!" - "Какой полк?" - "1513-й истребительный". - "Что вы делаете?" - "Оборудуем огневую. Немцы готовятся к атаке". - "А впереди кто?" - "Никого нету". - "Как никого? А где штаб Родина?" - "Вы проскочили поворот. Вам надо было километрах в полутора отсюда направо свернуть. - "А точно?" - "Точно". - "А ну, садись в машину". Он развернул "виллис", мы отъехали метров 500 в тыл, где его поджидали еще несколько машин. В них сидели какие-то люди в защитных комбинезонах без знаков различия. Я подошел, смотрю, сидят Жуков, командующий фронтом Петров. Жуков спрашивает: "Кто такой?" "Лейтенант Рогачев, командир 3-й батареи 1513-го истребительного полка". "Что вы делаете?" - "Оборудуем огневые позиции". - "Где штаб 30-го Уральского корпуса?" - "Так вы проскочили". Он как на них зыркнул - "Давай, продолжай. Смотри, никого не пропускай". - "Будем стоять насмерть". Они умчались, а я вернулся на батарею. Вскоре прибыл посыльный на мотоцикле с приказом сосредоточиться в таком-то районе - нас отводили на переформирование.
Когда Жуков попал в опалу и про него начали говорить, какой он подчас был плохой, как не жалел людей, я под Новый 72-й год написал ему поздравительную открытку. Пожелал ему доброго здоровья, написал, что мы, офицеры, его ценим и всегда помним. Напомнил про этот случай на Курской дуге. Попросил его книгу с автографом. Вскоре меня вызвали и вручили ее. Там многие генералы безуспешно пытались получить автограф, а я получил... Пойми - без потерь войны не бывает, а ему ставились такие задачи, при выполнении которых невозможно было считаться с потерей какого-то полка или дивизии. Так что я всегда ценил Жукова.
На отдыхе стали немножко в себя приходить. Пришло пополнение - новые расчеты, новые пушки. Полк получил звание гвардейского и сменил номер на 357-й.
Примерно в начале октября собрали офицеров и объявили, что полк будет переформироваться в истребительно-противотанковый, но на Су-76. Его офицеры должны будут пройти трехмесячную переподготовку. Было сказано, что те офицеры, которые желают переучиваться, должны дать согласие, остальные будут откомандированы в распоряжение командующего артиллерии Красной Армии. Я подумал, поговорил с оставшимися в живых ребятами и решил, что на этих самоходках я воевать не буду. Мы же видели во время Курской битвы, чего она стоит, эта Су-76. Пушка ЗИС-3 малоэффективная, броня тонкая, сверху она даже не прикрыта от минометного огня. Горели они... Их так и называли Горьковские свечи. "Сорокапятка" на земле, чуть что, можно спрятаться, а из самоходки не выберешься.
