— Кто была эта леди, мэм?

Миссис Хендред вздрогнула, но Эдуард, взявший на себя инициативу, спокойно ответил:

— Это леди Стипл, дорогая Венеция. В ложе она была, как сообщила мне миссис Хендред, вместе со своим супругом, сэром Лэмбертом Стиплом. Но думаю, что эти имена говорят вам очень мало.

— Вы, как всегда, правы, Эдуард, — заявила Венеция. — Они не говорят мне ровным счетом ничего, и я бы очень хотела, чтобы вы позволили тете ответить самой! Мэм, когда я впервые увидела эту женщину, то испытала странное чувство… Я знала, что это невозможно, и подумала, что причина всего лишь в сильном сходстве. Но леди внимательно смотрела на меня, привлекла ко мне внимание мужа и подняла руку, не просто помахав мне, а таким жестом, будто она меня узнала! Тогда у меня в голове мелькнула фантастическая мысль — я подумала, что эта женщина… моя мать!

Миссис Хендред со стоном глотнула успокоительное:

— О, мое дорогое дитя!

— Ваша сообразительность, Венеция, облегчает мою неприятную задачу, ставшую необходимой из-за непредвиденных обстоятельств, — сказал Эдуард. — Должен сообщить вам, что она действительно ваша мать.

— Но моя мать умерла много лет назад! — воскликнула Венеция.

— О, если бы это было так! — Миссис Хендред поставила стакан и с горечью добавила: — Я говорила это раньше и буду говорить всегда! Я знала, что она никогда не прекратит досаждать нам! И как раз теперь, когда мы думали, что она обосновалась в Париже!.. Меня не удивит, если она вернулась только для того, чтобы погубить тебя, дитя мое, ибо эта женщина всегда причиняла только неприятности, не говоря уже о том, что была никудышной матерью!

— Но как такое могло произойти? — допытывалась ошеломленная Венеция. — Леди Стипл — моя мать? Значит…

— Меня не удивляет, что вам трудно это осознать, — мягко заговорил Эдуард. — Все же не сомневаюсь, что, подумав, вы поймете, как это произошло. Позвольте предложить вам, дорогая Венеция, присесть на этот стул, пока я принесу вам стакан воды. Для вас это явилось сильным потрясением. Иначе и быть не могло, и, хотя правда так или иначе должна была стать вам известной, я искренне надеялся, что этого не случится, пока вы не найдете свое место в жизни.

— Разумеется, это было потрясением! Но мне не нужна вода, благодарю вас! Только сообщите мне всю правду, а не ту ее порцию, которую вы сочтете подобающей! Насколько я понимаю, мои родители развелись. Господи, неужели моя мать бежала с этим мужчиной?

— Думаю, Венеция, вам незачем знать все подробности, — веско произнес Эдуард. — Уверен, что, придя в себя, вы сами не захотите в них вникать. Эта тема не из тех, на которые я рискнул бы вас просвещать. Кроме того, не забывайте, что во время этого злополучного события я еще учился в школе.

— Ради бога, Эдуард, не будьте таким напыщенным! — сердито сказала Венеция. — Тетя, моя мать бежала с ним?

Теперь, когда ее племянница уже знала самое главное, миссис Хендред начала понемногу оживать. Она выпрямилась в кресле, поправила элегантную шляпу и отозвалась сравнительно спокойно:

— Нет, любовь моя! Она не бежала в буквальном смысле слова. Хотя не могу не пожалеть, что этого не случилось… Такие истории происходили с ней не первый раз, и люди болтали о ней годами, хотя поначалу она держалась так скромно, что я ни о чем не догадывалась до тех пор… Ну, не важно! Тогда бедный генерал еще был жив, и он уговорил Франсиса смириться, так как обожал ее! А она не заботилась ни о нем, ни о Франсисе! Самая бессердечная…

— Подождите, мэм! Какой генерал?

— Господи, Венеция, конечно ее отец — твой дедушка, хотя ты, естественно, не можешь его помнить! Генерал Чилтоу — такой чудесный, обаятельный человек! Все его любили — и я в том числе. Орелия была его единственным ребенком, и он ничего для нее не жалел, тем более что его жена умерла вскоре после родов. Она была настолько избалованной и испорченной, что каждый мог предвидеть, чем это кончится. Бедная мама — твоя дорогая бабушка — умоляла Франсиса не жениться на ней, но все напрасно! Твой отец абсолютно потерял голову, а ведь он был очень разумным человеком! Твоя бабушка представляла его многим достойным молодым леди, но он не обращал на них внимания, а как только увидел Орелию, влюбился без памяти и не желал никого слушать! — Миссис Хендред тяжко вздохнула и покачала головой. — Мне она никогда не нравилась! Конечно, Орелия была очень красива — все считали ее восхитительной, — но в ней всегда ощущалось что-то не то. Я не одна это чувствовала, уверяю тебя! Многие мои приятельницы считали нелепой всю шумиху вокруг нее, но, разумеется, джентльмены не замечали в ней никаких недостатков! Они ходили за ней, как собачонки! А ведь у нее даже не было никакого состояния, что делало это особенно смешным… Но должна признать, для твоего отца явилось великим триумфом завоевать ее, хотя, видит бог, лучше бы он женился на Джорджиане Денни — сестре сэра Джона, которая впоследствии вышла за старшего сына Эпплдора. Ты ведь знаешь, дитя мое, что твой отец был не то чтобы скуп, но бережлив, а Орелия понятия не имела об экономии, поэтому сразу начались неприятности. Она пристрастилась к игре, заказывала дорогие наряды, заставляла Франсиса покупать ей драгоценности… Эти бриллианты, которые были на ней сегодня вечером! В жизни не видела ничего более вульгарного! А платье, под которым не было ничего, кроме нижней юбки! Хотела бы я знать, как ей удается сохранять фигуру! Правда, выглядит она, как… — Эдуард предупреждающе кашлянул, и леди Хендред, оборвав фразу, смущенно добавила: — Не знаю, как она выглядит, но, безусловно, не так, как нужно!

— Как райская птица, — услужливо подсказала Венеция. — Я сама так подумала. Но…

— Венеция, — укоризненным тоном прервал ее Эдуард, — не позволяйте вашему языку произносить то, что вам не подобает!

— Как случилось, мэм, что папа развелся с ней? — осведомилась Венеция, игнорируя его вмешательство.

— Ничто на свете не заставит меня это обсуждать! — содрогнулась миссис Хендред. — Если бы только Франсис не позволил генералу примирить его с ней после истории с Йеттенденом! Но Орелия всегда умела обвести мужчин вокруг пальца!.. Было бы лучше для всех, если бы твой отец оставался непреклонным, но он позволял ей обманывать его, а когда родился Обри… Перед этим, обнаружив, что она снова беременна, Орелия впала в такое раздражение… Ну, потом этот ужасный сэр Лэмберт Стипл начал за ней волочиться, и всем стало ясно, чем это кончится! Его отец только что умер, оставив ему огромное состояние, и, конечно, он был хорош собой, хотя и жуткий распутник… Сэр Лэмберт принадлежал к компании принца — тогда он еще не был принцем-регентом, — а более непристойной публики, думаю, никогда не существовало! Умоляю тебя, дорогая племянница, не спрашивай меня, как вышло, что твоему отцу пришлось развестись с ней! Я даже думать не могу об этом скандале!.. Боже мой, где моя нюхательная соль? Ах, вот она!

Венеция, с удивлением слушавшая этот монолог, медленно произнесла:

— Так вот почему папа замуровал себя в Андершо и никому не позволял упоминать ее имя! Более глупую выходку трудно себе представить! Но это было очень в его духе!

— Перестаньте, Венеция! — строго сказал Эдуард. — Помните, о ком вы говорите!

— Не перестану! — заявила Венеция. — Вы отлично знаете, что я никогда не испытывала привязанности к отцу, и если вам кажется, будто сейчас самое время притворяться, что я его любила, то у вас в голове ветряная мельница! Ну как только можно быть таким глупым эгоистом? По-вашему, он любил меня, если вместо того, чтобы позволить мне расти, как другие девочки, он похоронил меня заживо? Очевидно, отец боялся, что раз я похожа на маму внешне, то могу пойти в нее и в других отношениях!

— Вот именно, дорогая! — подтвердила миссис Хендред, закрывая пробкой флакон с нюхательной солью. — Поэтому я всегда говорила, что ты не должна давать людям ни малейшего повода считать, будто ты на нее похожа! Поэтому я не могу порицать твоего бедного папу, хотя твой дядя изо всех сил убеждал его, что он совершает величайшую ошибку. Но твой дядя никогда не обращал внимания на сплетни, а Франсис был не в состоянии вынести подобное унижение. Это неудивительно, так как Орелия вместо того, чтобы спрятаться от общества, выставляла себя напоказ всему городу, хотя ее, конечно, нигде не принимали. Прости, что я говорю такие вещи о твоей матери, но мне кажется, дитя мое, ты должна знать правду! Как только сэр Лэмберт женился на ней — чудо, что он вообще это сделал, так как все знали, что она была его любовницей и стоила ему целое состояние! — Орелия стала вести себя просто вызывающе! Ей словно доставляло удовольствие вгонять нас всех в краску и заставлять окружающих глазеть на нее! Каждый день она приезжала в парк в фаэтоне, сидя на козлах и правя четверкой лошадей кремовой масти в серебряно-голубой сбруе, которых сэр Лэмберт купил у Эстли, как будто она не его жена, а нечто совсем другое!