Когда последний документ обошел всех, Тим засунул его в папку и взглянул на остальных:

– Давайте голосовать.

Виновен. Единогласно. Аненберг, которая последней отдала свой голос, скрестила руки на столе со странно довольным выражением лица.

– Есть одна трудность, – заметил Рейнер. – После того как Баурик свидетельствовал в пользу обвинения, он ушел в подполье. Хорошая новость – то, что он не попал в программу защиты свидетелей. По крайней мере, формально. Но его угрожали убить, а после того, как кто-то поджег его квартиру, он изменил имя и переехал. О том, где он, знает только отвечающий за него офицер по условно-досрочному освобождению.

– Я его найду, – тихо сказал Тим.

– Если он все еще под надзором этого офицера, он сидит где-то в Лос-Анджелесе, – заявил Роберт.

– Я сказал, что найду его, – повторил Тим. – Не разжигая костров. Я сделаю это тихо. А вы все сидите спокойно и держите рот на замке.

Рейнер стоял у сейфа спиной к остальным. Тим не успел подняться, как он повернулся и бросил на стол еще одну черную папку, но Тим смотрел не на нее, а на последнюю папку в сейфе. На папку Кинделла.

Он задал себе вопрос, пыталась ли Аненберг достать ему записи государственного защитника из этой папки.

Рейнер проследил взгляд Тима, коротко улыбнулся и закрыл сейф. Он все еще играл в свои мелкие игры, несмотря на то, что все это понимали.

– Что скажете, если мы рассмотрим еще одно дело, пока наши мозги настроены на нужный лад?

Тим посмотрел на часы. 23:57.

– Я никуда не спешу, – рявкнул Роберт.

Смех Аненберг отразился эхом от обшитых деревом стен:

– Думаю, мы все никуда не спешим. Тим, тебе нужно идти домой?

– У меня нет дома, помнишь?

Усы Роберта приподнялись:

– Точно. Ни у кого из нас нет дома. Так ведь, Митч?

– Ни дома, ни семьи, ни записей в базах данных. Мы призраки.

– Призраки, – Митчелл ухмыльнулся. – Мы просто время от времени выходим из могил, чтобы решить проблемы.

Тим кивнул на папку:

– Что за дело?

Рейнер сложил руки на папке и сделал паузу, как фокусник достающий кролика из шляпы:

– Ритм Джоунс.

Нельзя жить в округе Лос-Анджелес и хотя бы в общих чертах не знать о деле Ритма Джоунса – Долли Эндрюс. Бывший рэппер, Джоунс был мелким наркодилером, питавшим слабость к девушкам. Его назвали так потому, что он все время подпрыгивал, как будто слышал свой собственный ритм. Молва утверждала, что мать нарекла его этим именем еще в колыбели. Когда он повзрослел, то все время широко улыбался и дергал головой. Обычно на нем была рубашка с надписью «Доджерс», которую он расстегивал на груди, чтобы была видна татуировка «Ритм» готическим шрифтом.

Когда ему было лет двадцать с небольшим, он провел несколько уик-эндов с диджеями из Ист-Сайда, но быстро оказался снова в своем родном городе. Через три года он стал сутенером-наркодилером, к которому шли маленькие белые девочки, готовые трахаться за двадцатку или дозу «нирваны». У него были печально известные сексуальные аппетиты: объекты его «любви» приползали в больницу с полотенцем в трусах, чтобы остановить кровотечение.

Его обвиняли по двум эпизодам хранения наркотиков для продажи и одному эпизоду сводничества и сутенерства, но благодаря слепой удаче и запугиванию свидетелей он так и не был осужден.

До Долли Эндрюс.

Эндрюс приехала на автобусе из Огайо и проследовала типичным для Голливуда путем – от актрисы, подрабатывающей официанткой, до проститутки. Но в конце концов она осуществила свою мечту: после того как ее тело нашли размазанным по истрепанному дивану Джоунса со следами семидесяти семи ножевых ранений, модельные фотографии Долли размером восемь на двенадцать попали в руки голодной прессы, и ее коротко остриженные светлые кудри и идеальная ширина бедер высекли ее имя в анналах времени.

За Джоунсом пришли, когда он отсыпался после лошадиной дозы наркоты в соседней комнате. Он утверждал, что вообще ничего не помнит. На его теле, одежде и под ногтями не нашли следов крови Эндрюс, однако эксперт-криминалист обнаружил их в водосточных трубах под душем. Оружие с четкими отпечатками всех десяти пальцев Джоунса обнаружили в мусорном баке на улице. Мотив? Прокурор пытался доказать, что таковым стал отказ в сексуальном контакте. Одна из коллег Эндрюс сняла ее на камеру, когда та говорила, что никогда не будет делать этого с черным мясом.

Большой неудачей для Джоунса была вопиющая некомпетентность адвоката – юнца с прыщавым лицом, только что окончившего учебу. Присяжным понадобилось менее двадцати минут, чтобы приговорить Джоунса.

Этот вердикт вызвал возмущение неких Леонарда Джефрисеса и Джесса Джексона, которые заявили, что Джоунсу не обеспечили честного разбирательства, потому что он был темнокожим, обвиняемым в убийстве белой женщины. Возникшее в результате этого политическое давление привело к тому, что Джоунс подал ходатайство о неэффективной помощи защитника. Его удовлетворили, и вердикт был отменен.

Как раз в это время какой-то урод в хранилище записей по делам положил улики и вещественные доказательства не в ту папку, в результате чего прокурор остался без отчетов экспертов и без фотографий тела.

Новый вердикт гласил: «Невиновен».

Папку с делом нашли на следующий понедельник. Ее ошибочно поместили в хранилище с пометкой «Ритм».

Джоунс исчез из вида, затерялся где-то в лос-анджелесских трущобах, защищенный законом, по которому нельзя вторично привлекать к уголовной ответственности за одно и то же преступление.

Рейнер закончил рассказывать о подробностях дела. Взгляд Тима был прикован к фотографии Джинни, стоявшей перед ним на столе. Он вдруг понял, что дискуссии о мерзких преступлениях были для них своеобразным чистилищем. Вот как он решил почтить свою дочь.

– …разумное сомнение, – говорил Митчелл. – Не бывает однозначных дел без тени сомнения.

Но Аненберг держалась стойко:

– Если бы кто-то хотел его подставить, это был бы идеальный способ. Он известный наркодилер с бесчисленными врагами. Засеки, когда он под кайфом и ничего не соображает, положи тело ему в гостиную – и voila!

– Конечно, – сказал Роберт. – Подделай удары ножом и обмани экспертов. Плевое дело. Особенно семьдесят семь ударов.

Рейнер оторвал взгляд от бумаг:

– Ой, да ладно тебе. Мы все знаем, что факты можно подтасовать. Государственный защитник не смог представить ни одного экспертного заключения в защиту подсудимого.

Роберт положил на стол руки:

– Может быть, не нашлось эксперта, который мог бы представить версию защиты…

– …добросовестно, – закончил Митчелл.

Тим внимательно наблюдал за Робертом. Его возбуждение усиливалось, когда речь заходила об убийце женщин. Тим поразмышлял над тем, почему сам он настолько убежден в виновности Баурика, и понял, что в нем живет та же ярость по отношению к убийцам детей. Ярость, не дающая ране зажить и требующая мести.

– Вердикт был отменен только потому, что улики положили не в ту папку в хранилище и не смогли их представить, – Аист листал отчет судмедэксперта.

– Весьма убедительный факт.

– В первый раз дело развалилось из-за некомпетентного защитника, – сказала Аненберг. – Возможно, были моменты, которые не изучались. Плюс доказательства, которые едва ли можно назвать обличающими, тем более что на нем не нашли никаких следов крови. Семьдесят семь ударов ножом и ни следа крови? Он был под наркотой, загружен по самое не могу. Я сомневаюсь, что у него хватило бы ума на то, чтобы сжечь свою одежду и отскрести себя мочалкой.

Митчелл заговорил медленно, как будто контролируя себя:

– Но есть труп в гостиной, оружие с его отпечатками пальцев и следы крови жертвы в стоке его душа.

– Неопровержимые улики, – сказал Тим.

Аненберг удивленно посмотрела на него, словно он разрушал их негласный альянс.

– Чего, черт возьми, ты хочешь? – спросил Роберт. – Запись убийства в режиме реального времени? Если бы эти чертовы улики не потерялись, парня давно бы уже поджарили! Его поймали на месте преступления, которое оказалось его квартирой. Ты обходишь вниманием этот факт, Аненберг.