К сожалению, в этом плане был один огромный минус, увидеть который способен был даже неискушенный в военном деле человек. Весь план базировался на одном-единственном предположении, что американцы будут захвачены врасплох. Предположить обратное японцы были неспособны, как и в большинстве случаев — отказ признать свою неправоту был равносилен самоубийству. И выводы были неутешительны — если американцы не поведутся на отвлекающий маневр, то в этом случае у Мидуэя будут бить японцев. Американский флот обрушится на авианосцы в то время, как силы поддержки будут еще в трехстах милях позади.

Такие опасения были высказаны во время отработки плана на командно-штабных учениях в середине апреля. Во время одного из маневров японские авианосцы были «потоплены» неожиданным нападением американцев, но Угаки, выступавший в роли посредника, отыграл назад и поторопился переписать правила. Других адмиралов это не убедило. Вице-адмирал Кондо, только что вернувшийся с Яванского моря, и контр-адмирал Ямагучи, командовавший авианосцами у Тринкомали, посчитали план неверным. Им не понравилось такое распыление сил. Офицер оперативного планирования ВВС при Нагумо капитан третьего ранга Генда полностью поддержал мнение адмиралов. План должен опираться на максимальное использование авианосцев, в то время как в нынешнем варианте он повторял черты, присущие эпохе линкоров.

Такая мысль была абсолютно верной, но Ямамото, которому спешка застилала глаза, в упор отказывался ее воспринимать. Он был непоколебим — операция Мидуэй начнется 25 мая. Жребий был брошен. Капитан Куросима тем временем заинтересовался критическими замечаниями в ходе разбора маневров, подтверждавшими его собственное недовольство планом. На свой страх и риск он начал разрабатывать альтернативу по большей части для самоудовлетворения.

Но наброски Куросимы оказались гораздо более ценными, чем он предполагал. В конце апреля Ямамото скрепя сердце был вынужден отказаться от плана Угаки. Причина — единственная непререкаемая причина — крылась в том, что японцы обнаружили, что американцы взломали шифр Главного штаба ВМФ.

Первое указание на такое положение дел прозвучало, когда адмирал Нагумо находился в Индийском океане. Адъютант адмирала заметил, отмечая на карте курс двух британских военных кораблей, недавно потопленных японскими самолетами, что курс англичан был направлен строго в ту точку, где у японских кораблей было назначено рандеву. Нагумо внимательно изучил карту и согласился, что совпадение несколько странное. Либо же штабной шифр взломали — предположение настолько невероятное, что его сразу отмели. Свое беспокойство по этому поводу Нагумо представил отдельным абзацем в последующем рапорте и практически сразу же забыл об этом. Так же как и двое других командующих на других оперативных просторах, отметивших подобные «совпадения». Только зоркий глаз штабного офицера в Токио капитана Йоринаги, читавшего рапорты, увязал эти сомнения в логическую цепочку. Йоринага также не верил, что шифр можно взломать. Но, может быть, шифр просто попал в руки американцев?

На каждом японском корабле находилась шифровальная книга, переплетенная в свинец, — в случае гибели корабля это обеспечивало гарантию, что она мгновенно пойдет на дно. Йоринага внимательно изучил статистику по тем немногим затонувшим судам, что погибли с началом военных действий. Вскоре его внимание сосредоточилось на одном. Субмарина 1–124 представила свой последний доклад о местонахождении 19 января 1942 года, находясь в патрулировании около гавани города Дарвин, у берегов Северной Австралии. Предполагалось, что подлодка затонула, но где именно? Предположим, что ее забросали глубинными бомбами либо в гавани, либо вне ее. Йоринага исследовал океанографические таблицы и обнаружил, что максимальная глубина в гавани не превышала 140 футов,[33] что вполне достаточно для спасательной операции.

В середине апреля Йоринага поделился своими соображениями с контр-адмиралом Фукудоме, начальником оперативного отдела Главного штаба ВМФ. Контр-адмирал был впечатлен расследованием и, не ставя в известность ни Ямамото, ни объединенный штаб морских операций, решил проверить теорию Йоринаги. Зашифрованная информация, имеющая отношение к вымышленной проблеме (ситуация с водоочистной станцией на Гуаме), была передана с японских кораблей на Тихом океане. Через неделю один из японских агентов на Гавайях подтвердил, что информация оказалась в руках американцев. Шифр действительно был взломан.

28 апреля Фукудоме доложил об этом адмиралу Ямамото. У того не оставалось выбора, кроме того, как признать, что частичная информация о планах японцев в отношении Кораллового моря и острова Мидуэй стала известна противнику. План «Коралловое море» отложили на неопределенный срок, план «Мидуэй» же необходимо было переделывать. Так считал Ямамото. К его удивлению, у Куросимы оказался альтернативный план, наполовину подготовленный. Учитывая то, что операцию в Коралловом море сняли с повестки дня, Ямамото решил ускорить решение вопроса с Мидуэем.

В январе 1942 года у высшего немецкого военного командования появилась новая забота: выздоровление лидера Германии Адольфа Гитлера. С того времени как на аэродроме в Растенбурге самолет совершил ту злосчастную аварийную посадку, прошло более 20 недель, и все это время фюрер пребывал в состоянии нестабильной комы, не подозревая о ходе войны, которую он разжег. Повреждения были залечены, и Гитлер, будучи слаб физически, морально был готов к тому, чтобы принять поводья управления войной, которые он выронил в августе предыдущего года.

Но он не собирался рисковать понапрасну, как уже было однажды. В конце ноября он, казалось, полностью выздоровел и попытался, несмотря на активные протесты доктора Зодернштерна, взять власть в свои руки. Это немедленно вызвало повторное кровоизлияние в мозг, и фюрер опять впал в кому. На этот раз Гитлер намеревался приступить к руководству постепенно. Выздоровление лишний раз убедило его в том, что судьба уготовила ему особый путь, но вот то, что он едва избежал смерти, напомнило о том, сколь хрупко его тело, ведущее Гитлера по этому пути. Поскольку ему предстояло выполнить еще очень и очень многое, Гитлер благоразумно решил не искушать судьбу во второй раз.

Находясь в Бергхофе, среди по-вагнеровски величавых зимних гор, фюрер располагал изрядным количеством свободного времени для размышлений о войне и о том, как она велась в его отсутствие. В общем и целом он был доволен. Конечно, будь он у власти, некоторых ошибок удалось бы избежать, но в общем его подчиненные проявили себя в той степени, в какой от них это ожидалось. В конце концов, за исключением Геринга, они все были профессиональными солдатами. И для воплощения идеи в жизнь им необходимы были только планы, его, фюрера, планы.

17 января Гитлеру обрисовали общий стратегический план, принятый на совещании в Каринхалле предыдущим сентябрем. Соответственно фюреру доложили о необходимых мерах, принятие которых прямо проистекало из этих решений. Фюрер согласился с общей стратегической линией. Разве не он сам предложил на совещании с Редером в июне 1941 года директиву № 32? Принимая Геринга 23 января, фюрер признался ему, что некоторые детали он помнит несколько смутно. Гитлер не разделял полностью мнение ОКХ по поводу того, что СССР потерпел сокрушительное поражение. Он заметил, что лучше было бы сначала завоевать Украину, а потом уже наступать на Москву. Он также был удивлен, что все операции на Восточном фронте были прекращены с наступлением декабря. Разве немецкий солдат не сражался лучше, чем унтерменш? Разве он не мог воевать в любую погоду, на любой территории? Фюреру было очевидно, что воспитание армии в духе идей национал-социализма сильно хромало. Когда он полностью выздоровеет, он займется этим вопросом лично и будет твердо проводить в жизнь политику НСДАП.