— Пройдем мимо. Не оглядывайся.
Краем глаза Педро все же заметил, что из-за угла на них внимательно смотрит какой-то человек.
— Руй, ты готов? Урганда!
— Сейчас.
— Спускайся скорей. Что ты там возишься? Урганда!
— Сейчас.
— Прихорашивается. Нашла время! Донья Леонора, скажите ей!
— Урганда, детка, нам пора. Совсем стемнело.
— Сейчас, только пуговицу пришью.
— Какую пуговицу? Ничего не понимаю. Урганда, я тебя не узнаю! Ну наконец-то...
— Донья Леонора, давайте оставим записку...
— А, вот что! Эта она оболтуса нашего дожидается, время тянет. Да не реви ты, найдется! Донья Леонора, выходим?
— Урганда, никаких записок! Это опасно. Очень жаль, что Педро не вернулся, но больше ждать нельзя. Пошли.
В соседнем ненавистном доме окна не светились. Уже второй день как Лучник куда-то исчез. Ну что же, это к лучшему. Три тени выскользнули за решетчатую калитку и пошли туда, где начинался лабиринт. Впереди, мягко шурша шинами, ехал красный велосипед.
Им предстояла немыслимо трудная задача. Воспользоваться случайным открытием Педро оказалось невозможно: ведь они несли с собой Аккумулятор, и свечение заряженного лезвия или, скажем, иглы объяснялось бы просто его присутствием. Вспомнили самый древний и простой способ: клубок ниток. Пропитали его фосфором. По крайней мере не придется повторять один и тот же путь.
Они шли гуськом вдоль холодных стен лабиринта, держась друг за друга, чтобы не потеряться в кромешной тьме. Три лучика от их карманных фонарей втыкались в нее, как три тонюсенькие иголочки в огромную и пухлую бархатную подушку. Часам к трем ночи тяжелый пятикилометровый клубок ниток превратился в маленький блестящий орешек. Дальше шли наудачу. Но недолго.
— Ой, Руй, я чуть не упала! Почему ты сел?
— Здесь тупик.
— Донья Леонора, что же делать?
— Сядь тоже, отдохни. А я пока займусь велосипедом: он отчего-то завилял.
— Руй, не молчи, пожалуйста! Говори что-нибудь!
— Давай лучше петь. Не хочешь? Тогда я буду свистеть. Вот послушай.
— Красиво. Что это за музыка?
— Моя. Это про тебя.
Руй хотел опять засвистеть, но тут наверху захлопали крылья.
— Драк-драк-драк!
— Опять ты! Тут как тут! А ну, убирайся! Ой, нет, погоди, стой! Не бойся, не трону! Урганда, дай скорей хлебушка!
— Держи. А зачем он тебе? Это что, Дра-Дра?
— Она самая. Донья Леонора!
— Да-да, я поняла. Это просто удача. Теперь у нас есть проводник.
Дон Исхудалес торопливо семенил по переулкам. Вот оно, вот случай, который нельзя упускать! Едва он увидел дона Фадрике с незнакомым мальчишкой, как его будто кольнуло. Неспроста, неспроста Почтенный, давно уже не выходивший из дому и переставший здороваться с согражданами в знак протеста, быстро шагает по дороге, ведущей из города, с походной сумкой на плече. Успеть бы только. Дон Исхудалес — человек пожилой, и со здоровьишком у него неважно. Ох, одышка... Где же они, ах, вот, в заднем кармане. Две под язык, одну за щеку. Нет, лучше еще одну за щеку. Так, теперь в обход, а то как бы дон Рыжундо не привязался. Сейчас через задний двор, на машину — и вперед. Старый ворчун как раз будет подходить к убежищу дезертиров. Тут-то дон Исхудалес их и застукает! А то что же это? Никто в городе не уважает, считают недотепой, ничтожеством... Наконец-то он им всем утрет нос! Ах, собачка! Извините, проходите, пожалуйста... Даже дворняги дороги не уступают... Ну, слава богу, дошел, вот мы и дома... Где ключи? Тут они, милые, на шее, на шнурочке. Первый замок, второй замок, третий потайной, четвертый сверхсекретный... Ф-фу, пылища! Ты что ж это творишь?
В переднюю навстречу хозяину ковылял робот-слуга с трясущейся металлической башкой.
Он мел пол. Выставив вперед клешни и равномерно размахивая растрепанным веником, он поднимал тучи пыли. К его брюху была привинчена эмалированная емкость, напоминавшая сумку кенгуру. В ней варился суп.
— Я тебе сколько раз говорил, болвану: крышкой накрывай, крышкой! — завопил дон Исхудалес, обдувая изрядно пропылившееся варево. — Ты меня в гроб сведешь!
Робот остановился, сунул передние конечности в кастрюлю и стал выбирать оттуда бумажки и соринки. Потом наклонился, ткнулся повинной головой в грудь хозяина и, плеща ему под ноги кипящим супом, захныкал, требуя утешения.
— С-столько-ко-ко ррабо-бо-ты, ник-ка-кой благгггодарности! — скрипуче рыдал слуга.
Подумать только, что за это чучело дон Исхудалес получил десять лет назад первую премию на Конкурсе гуманных машин. Вроде старательный получился, а толку-то? В доме беспорядок наипечальнейший. Ходить опасно: того и гляди, ногу сломаешь. Пыль по всем углам сугробами, посуда битая, чертежи под кроватью. А окна? Занавесок не надо. Худо, ох худо!.. А зато душевный. Есть с кем поплакать и сердечную тоску избыть. Смазать бы его... А-а, некогда. Что же это я? Торчу тут...
— Ладно, не плачь, я тебе пылесос подарю. — И дон Исхудалес побежал в сарай за машиной.
Вылезай, милая, вылезай! Ох и тяжела! Это при моем-то отложении солей... ничего, ничего, ход у нас замечательный, инерционный! Остроумнейшее по простоте изобретение. Э-э, спина! Таблеточку под язык — нет, не та... ага, вот она!
— Куда вы собрались, любезный?
Тебя тут только не хватало!
Дон Рыжундо топтался у забора, привставал на цыпочки и подпрыгивал, насколько ему позволял его немалый вес.
— Оставьте меня в покое! Что вы здесь высматриваете?
— Я не высматриваю, я рассматриваю вашу чудесную машину. Эта конструкция мне кажется очень знакомой.
— На что вы намекаете?! Это мое изобретение, совершенно оригинальное решение! Инерционный двигатель!
— Да-с, инерционный, только тормоза отсутствуют!
— Ваша тоже не тормозит!
— Не извольте беспокоиться, с моей-то как раз все в порядке!
— Интриган! Злодей! Когда я наконец от вас избавлюсь?! Я больной и одинокий человек!
— Я тоже больной! Я еще тяжелее болен! — И дон Рыжундо потряс увесистыми конопатыми кулаками.
— Я принял сегодня четыре пилюли от сердцебиения, две от изжоги и...
— А я десять! Нет, пятнадцать!
— Прекратите ваши издевательства! Оставьте меня! Уходите, или я вас... я вас... оскорблю!
Дон Исхудалес швырнул в рот горсть разноцветных таблеток и с грохотом выкатил за ворота.
— Гоп-ля-ля! Гоп-гоп-тру-ля-ля!
Педро скакал, как кузнечик, вспрыгивая на большие валуны, отлетал то вправо, то влево, отталкиваясь от отвесных скал, и мячиком падал на дорогу.
— Вот так ботинки, вот так пружинки!
Что за мальчишка! Пять минут назад плелся, как инвалид, а теперь, того и гляди, сломает себе шею. Дон Фадрике только головой качал. В конце концов Крокодил так разбуянился, что взобрался на скалу и совершил грандиозный прыжок, едва не сбив с Почтенного шляпу. Тут уж старик не выдержал:
— Педро, хватит! Поди сюда. Да уймись ты, говорю! Вот ведь... Смотри лучше на дорогу...
Они уже вышли на тот участок, где дорога раздваивалась. Отсюда действительно не было видно скал, за которыми прятались беглецы. Здорово все-таки ребята выбрали себе убежище!
— Здесь, что ли? А, Педро? Тогда веди.
— Да нет их там! Говорю, ушли они. Лучше сразу спустимся в лабиринт. Тут рядом... Мы с Руем... Ах я олух! Веревку-то мы не взяли! Как же без веревки?
С минуту они молча смотрели друг на друга, не зная, на что решиться. Эта заминка имела неожиданные последствия. Тарахтелка дона Исхудалеса догнала их там, где они беседовали, спутав все его планы. Остановиться он уже не мог и вихрем пронесся мимо. Проехав метров двадцать, он исчез за поворотом, и тут же послышался глухой удар, грохот металлических частей и испуганный крик водителя. Вслед за этим горы огласились победными воплями, свистом и улюлюканьем.
