Погребальная камера царя представляла собой простое прямоугольное помещение, отделанное колоссальными блоками из красного гранита. И вновь его простота выглядела весьма странной. Лишенные каких-либо украшений пол и стены завершались ровным потолком. Там не оказалось ни священной книги, ни божества с птичьей головой. Лишь в дальнем конце маячил незакрытый саркофаг из черного гранита, такой же пустой, как весь зал. Размеры его составляли около семи футов в длину, три с половиной в ширину и три фута в высоту,[55] и, следовательно, он был слишком велик для того узкого последнего участка, по которому мы проползли; должно быть, его притащили сюда до завершения строительства. Наполеон, впервые проявив настоящую заинтересованность, тщательно осмотрел пустой гроб.

— Как они посмели опустошить его? — возмутился он.

— Размеры этого зала также весьма интересны, генерал, — сказал Жомар. — Я намерил тридцать четыре фута в длину и семнадцать футов в ширину. Пол этого помещения представляет двойной квадрат.

— Подумать только, — брякнул я, не сумев скрыть явной насмешки.

— Он хотел сказать, что длина зала в два раза больше его ширины, — пояснил Монж. — Пифагор и великие греческие архитекторы отмечали гармоничные размеры такого идеального прямоугольника.

— А высота зала равна половине длины его диагонали, — добавил Жомар, — что составляет девятнадцать футов. Гейдж, помогите-ка мне, и я покажу вам еще кое-что. Держите конец ленты в этом углу.

Я выполнил его поручение. Жомар протянул рулетку наискосок к середине противоположной стены, потом, велев мне оставаться в углу, отмерил замеченную им длину вдоль моей стены.

— Ну вот! — воскликнул он, и эхо разнесло по комнате его торжествующее восклицание.

Опять-таки я не выразил ожидаемого восхищения.

— Разве вы не понимаете, что получилось? Мы же именно об этом говорили на вершине пирамиды! Золотое число, или золотое сечение!

Тогда я понял, что он имеет в виду. Если разделить это помещение на два квадрата, измерить диагональ одного из них и отложить эту величину по длинной стороне комнаты, то отношение этой длины к оставшейся части составит волшебное, по общепринятому мнению, число — 1,618.

— Вы подразумеваете, что в размерах этого зала, как и в самой пирамиде, отражены числа Фибоначчи? — как можно небрежнее уточнил я.

Монж вытаращил глаза.

— Числа Фибоначчи? Гейдж, я даже не предполагал, что вы так глубоко знаете математику.

— Ну что вы, просто странствия по миру многому учат нас.

— И какова же практическая польза этих размеров? — спросил Наполеон.

— Они отражают фундаментальные естественные пропорции, — рискнул заметить я.

— И они представляют основные единицы измерений, бытовавшие в древнем Египетском царстве, — добавил Жомар. — В длине и пропорциях этого сооружения, на мой взгляд, они отталкивались от старинной локтевой системы, так же как мы, к примеру, спроектировали бы музей в метрической системе.

— Интересно, — заметил наш генерал. — И все-таки такое громадное строительство… Загадка какая-то. Или это своего рода линза, подобная оптическим линзам для фокусировки света?

— Вы просто читаете мои мысли! — воскликнул Жомар. — Любая мысль здесь, любая задуманная идея, видимо, усиливается размерами этой пирамиды. Вот послушайте.

Он тихо загудел, потом затянул какой-то монотонный мотивчик. Возникло странное колдовское эхо, а вибрация воздуха достигла наших тел. Создавалось ощущение, будто эта ритмичная мелодия атаковала воздух, пронизывая все вокруг.

Наш генерал недоуменно покачал головой.

— Непонятно только, что же она фокусирует? Может быть, электрическую силу? — обратился он ко мне.

Если бы я с важным видом подтвердил его предположение, то он, наверное, похвалил бы меня. Но я лишь бессмысленно таращился на него, как идиот.

— Эта гранитная камера тоже примечательна, — вступил Жомар, заполняя неловкую паузу. — Ее внутренний объем точно равен половине внешнего объема. Судя по размерам, она вполне могла служить в качестве человеческого гроба, но я подозреваю, что ее размеры выбраны не случайно.

— Вкладывающиеся друг в друга объемы, — заметил Монж. — Сначала этот зал, затем внешний объем саркофага, дальше внутренний… что бы это могло значить? В общем, я пришел к выводу, что у нас множество самых разных гипотез, но ни одного точного подтверждения.

Я возвел глаза к потолку. Мне вдруг представилось, что на нас давят миллионы тонн известняка, угрожая в любой момент обвалиться, прекратив наше существование. На мгновение у меня возникло ощущение, что потолок начал опускаться. Но нет, я прищурился, и все вернулось на свои места.

— Оставьте меня, — внезапно приказал Бонапарт.

— Что?

— Жомар прав. Я чувствую, что здесь сосредоточена сила. Разве вы не ощущаете ее?

— Да, и я ощущаю напряжение, и в то же время мне как будто добавили энергии, — согласился я. — Несмотря на то что это гробница, в ней царит странная легкость.

— Мне нужно остаться здесь в одиночестве, — сообщил нам генерал. — Я хочу узнать, смогу ли почувствовать здесь незримое присутствие духа покойного фараона. Его тело украли, но, возможно, душа его еще обитает в этом зале. И как знать, вдруг Силано с его разговорами о магии не так уж неправ. Или мне удастся подзарядиться электрической силой Гейджа. Оставьте мне один незажженный факел. Я выйду к вам, когда буду готов.

Монж выглядел озабоченным.

— Думаю, надо оставить кого-то для охраны…

— Нет. — Бонапарт перелез через край черного саркофага, лег на дно и уставился в потолок. Видя наши удивленные взгляды, он слегка улыбнулся. — Здесь уютнее, чем вы думаете. Этот камень не слишком холодный, не слишком горячий. И я не слишком высокий, чему вы так удивляетесь? — Он улыбнулся своей шуточке. — Не бойтесь, я не собираюсь уснуть здесь навсегда.

Жомар встревожился.

— Об этом месте рассказывают ужасные…

— Надеюсь, никто не сомневается в моей смелости.

Геолог поклонился.

— Напротив, я потрясен ею, мой генерал.

Мы послушно удалились, факелы поочередно ныряли в провал низкого туннеля, и вскоре наш командующий остался один в темном зале. Держась за веревку, мы осторожно спустились по наклонной Большой галерее. С потолка слетела летучая мышь и направилась в нашу сторону, но араб махнул факелом, и эта слепая тварь, почувствовав ток теплого воздуха, уселась обратно. Когда мы добрались до узкой шахты, ведущей к выходу, я уже истекал потом.

— Я подожду его здесь, — сказал Жомар, — а вы все можете двигаться дальше к выходу.

Мне только этого и хотелось. Когда мы наконец выбрались из пыльных и грязных недр пирамиды, день словно расцветился тысячами солнечных дисков, слегка затуманенных слетавшими с нашей одежды облачками пыли. В горле у меня пересохло, а в голове пульсировала ноющая боль. Найдя тень на восточной стороне этой махины, мы присели отдохнуть и выпить воды. Члены экспедиции, остававшиеся снаружи, уже разбрелись по развалинам древнего храмового комплекса. Наиболее любопытные отправились к соседним пирамидам. Часть народа, соорудив небольшие навесы, уже вовсю подкрепляла свои силы земной пищей. Несколько энтузиастов карабкались к вершине пирамиды, а более ленивые соревновались в том, кто дальше забросит камень на ее грань.

Я устало вытер лоб, остро осознавая, что ни на шаг не продвинулся в разгадке тайны медальона.

— Неужели всю эту огромную гору камня возвели ради трех маленьких комнат?

— Да, бессмыслица какая-то, — согласился Монж.

— У меня такое ощущение, что мы чего-то не замечаем.

— Остается только еще поиграть с числами, как говорил Жомар. Эта пирамида может оказаться загадкой, над которой человечество будет ломать голову веками.

Математик вытащил лист бумаги и принялся за свои собственные вычисления.

Бонапарт отсутствовал не меньше часа. В конце концов, услышав призывный крик, мы пошли ему навстречу. Как и мы, он появился из темноты грязный и ослепленный солнечным светом, отряхиваясь от густой пыли. Но когда мы подошли ближе, я увидел, что он сильно побледнел, его рассеянный взгляд затравленно блуждал, как у человека, внезапно вырванного из глубокого и тяжелого сновидения.