К двери бара подбежал почти незнакомый Чине парень. В первое мгновение она едва не приняла его за клиента, но потом увидела, что на нем лишь набедренная повязка и кожаная сбруя. Значит, это артист из танцевального зала, расположенного где-то дальше по спиральному коридору порта, ближе к ободу. В середине третьей смены клиентов в баре почти не было. Конечно, если бы в порту стоял корабль, то в баре толпились бы моряки, и она работала бы не покладая рук, помогая им поддерживать веселье и тратить деньги. Но сейчас у причалов пусто. Танцзал был далеко от ее бара, находящегося намного ближе к центру порта, и появление чужака насторожило Чину. Она выключила музыку — ее все равно никто не слушал, — и парень заговорил: — Эй, слышала? Крушение, крушение! Уже вылавливают обломки. Дверь с шипением закрылась. Парень ушел.

Чина вклинилась в толпу, уже собравшуюся в ремонтном доке. Сила тяжести была здесь настолько мала, что люди скорее летали, чем стояли, и толпа то медленно взмывала в воздух, то опускалась обратно. Чина заметила парня-танцовщика, сообщившего ей новость, кучку других барменш и танцовщиков, нескольких техников, штурманов и горстку моряков, ждущих в порту работу.

— Отойдите, отойдите, — вяло покрикивал одинокий охранник. — Смотреть пока не на что.

Однако никто не торопился отойти.

— Какой это был корабль? — спросил кто-то из толпы, и еще двое или трое подхватили:

— Какой корабль? Какой корабль? — Это хотели знать все.

— Еще не знаю, — ответил охранник. — Да сдайте же назад, кому говорю?

— «Гесперия», — сообщил кто-то сзади. Чина обернулась, толпа последовала ее примеру. Там стоял пилот буксира, все еще в желтом люминесцентном полетном комбинезоне, хотя и без шлема. — Погибла «Гесперия».

На мгновение воцарилась тишина, потом по толпе пронесся легкий вздох, сменившийся все нарастающим бормотанием — кто-то выражал облечение, кто-то любопытство, но некоторых новость ошеломила, «Гесперия», — мысленно повторила Чина, и это слово внезапно стянуло ей сердце шелковой ленточкой.

— Сейчас сюда доставят обломки, — добавил пилот.

У некоторых знакомых Чине девушек было по несколько мужей-моряков одновременно. Девушки не очень-то и рисковали — корабли заходили в порт лишь по разу или по два за год, и каждого моряка ждала трогательная легенда о том, что Зия, Дейл или другая из них (вставьте нужное имя) все это время прозябала одна, терпеливо и с надеждой дожидаясь его, и только его. Если все же случалось маловероятное, и два корабля с двумя мужьями оказывались в порту одновременно — что ж, немного везения, торопливо сочиненных отговорок, и оба мужа никогда не встретятся.

Чина, однако, блюла супружескую верность, и для нее всегда существовал только один мужчина — ее Дарин, штурман. Она могла заработать несколько флоринов, выпив пива с другим моряком и даже пофлиртовав с ним. Ну и что с того? В конце концов, именно за это барменшам и платят, ведь напитки с тем же успехом может разливать и автомат. Но ее сердце принадлежит только одному мужчине, и она будет счастлива, если избранник будет любить только ее. А Дарин любил ее. Во всяком случае, однажды он так и заявил — до того, как они поссорились.

Дарин.

Дарин Бей, невысокий и смуглый, настолько коренастый, что его можно принять за рабочего из доков. Кожа у него иссиня-черная, как и у всех, кто летает в далеком космосе — такой цвет ей придан биохимическим красителем для защиты от ультрафиолетового облучения. Каждый видимый сантиметр его кожи покрывают ярко-белые люминесцентные татуировки. Когда он наконец добился внимания Чины, завоевал ее сердце и отвел туда, где они смогли изучить друг друга наедине, она обнаружила, что и все его тело покрыто восхитительными татуировками. Он был ходячим произведением искусства, и она могла часами разглядывать его, сантиметр за сантиметром.

И Дарин улетел на «Гесперии».

Червоточины были самой причиной существования порта, центром вселенной Чины. Учитывая их важность, было, пожалуй, странно, что Чина почти никогда не ходила на них посмотреть. Охваченная унынием и дурным предчувствием, она закрыла бар и отправилась по коридорам вверх, к ободу порта. Патриос, владелец «Коварного тигра», рассердится на нее, потому что в первые несколько часов после известия о крушении, когда ни у кого еще нет реальной информации и все лишь обмениваются слухами, людей, само собой, потянет в бар, и бизнес пойдет хорошо. Пусть сам приходит и обслуживает их, решила Чина, а ей сейчас нужно побыть одной. Сама мысль о том, что придется натянуто улыбаться и добавлять к напиткам сплетни, вызывала у нее отвращение.

Все-таки моряки — и даже штурманы — иногда меняли корабли. Дарина могло и не оказаться на борту «Гесперии». И вообще пока нельзя утверждать наверняка, что погибла именно «Гесперия». Не исключено, что это древние обломки, только сейчас вынесенные из червоточины странными временными приливами. Это вполне могут оказаться обломки из далекого будущего, принадлежащие совсем другому кораблю с таким же названием и еще даже не построенному. Жесткие законы относительности означали, что червоточина пронзает не только пространство, но и время.[1] Дарин ей как-то объяснил, что половина обязанностей штурмана, причем наиболее важная половина, как раз и заключается в обеспечении того, чтобы корабль попал не только в правильное куда, но и правильное когда. Полет по петле Кочи разорвет корабль на части, и штурман должен заботиться о том, чтобы корабль никогда не попадал в собственное прошлое, если только оно не расположено на безопасном расстоянии в несколько световых лет. Корабль может лишь скользить по собственному горизонту Кочи,[2] но никогда не пересекать его.

Чина шагала по коридорам, пока наконец не оказалась в главном смотровом холле. Здесь имелось огромное пятиметровое круглое окно, выходящее на червоточину. Она переступила порог и сразу отпрянула — обычно пустой холл был набит зрителями. А как же иначе, подумалось ей, ведь они наблюдают за катастрофой.

Пока она стояла в замешательстве, к ней, словно дрейфующий обломок, приплыло воспоминание о том, как Дарин однажды привел ее в другую зону наблюдения — служебный ангар, где имелся иллюминатор. Разумеется, свободный доступ туда был запрещен, но Чина прекрасно знала, что если будет шагать уверенно и войдет в дверь сразу вслед за Дарином, никто не станет задавать ей вопросов. И уже через несколько минут она оказалась в пустом служебном ангаре.

Здесь не было гравитации, и девушка зависла перед иллюминатором, пытаясь ни о чем не думать.

Станция-порт медленно кружила по орбите возле червоточины под названием Дорадо, крупнейшей из трех червоточин в скоплении. Они находились в межзвездном пространстве вдали от какой-либо звезды, но свет просачивался сюда скудно, и смотреть было не на что.

Червоточину Дорадо диаметром около тысячи километров можно было заметить только после того, как глаза адаптируются к звездному полю и поймут, что звезды, видимые сквозь червоточину, отличаются от звезд, медленно проползающих на темном космическом фоне. Когда глаза Чины настроились на этот фон, она разглядела дюжину искорок, вращающихся у входа в червоточину — автоматические маяки, направляющие корабли на правильные транзитные траектории сквозь отверстие входа. А вскоре различила и крохотные одноместные служебные шлюпки, не крупнее гроба, с металлическими руками, целенаправленно дрейфующие в пространстве и собирающие обломки.

Чина сознательно заставила себя ни о чем не думать. Ей не хотелось даже предполагать, какого рода улов собирают шлюпки. Она смотрела на червоточину и напоминала себе, что это дыра в пространстве длиной в десять тысяч световых лет, что сквозь нее она видит звезды почти на другом конце Галактики, непостижимо далекие и одновременно близкие.