Не говоря ни слова, он сел на коня и присоединился к родичам Илзы. Они тоже ничего не сказали, просто продолжили свой путь к замку Огилви в Мьюирлейдене. Он был благодарен им за молчание, поскольку ему требовалось время, чтобы осмыслить этот новый наплыв воспоминаний, а также успокоиться и подготовиться к предстоящему разговору.

Несмотря на угрозы Сигимора, Лайам отказался что-либо еще рассказать, и Дэрмот счел это недобрым знаком. Он понял, что при встрече с лэрдом Огилви ему придется взвешивать каждое свое слово.

Дэрмоту очень хотелось отбросить все волнения и заботы и мыслями вернуться в то уютное местечко, где он впервые овладел Илзой. Ему хотелось вновь ощутить ту радость, которая охватила его тогда, страстные объятия, за которыми последовало умиротворение и ощущение счастья, которого он не испытывал очень долгое время. Вместе с воспоминаниями к нему вернулись и все чувства, которые он тогда испытывал. Слова, которые она шептала ему, лежа в его крепких объятиях, отзывавшиеся эхом в кустарнике, нежные слова любви, которых он с тех пор не слышал от нее. Голосом, исполненным страсти и радости, Илза говорила, что любит его. Он знал теперь, как знал и тогда, что она говорила правду.

Он хотел вернуть все это. Он страстно желал пережить это вновь. Он сам виноват, что его счастье утекло сквозь пальцы. Дэрмот понимал, что не может оправдать свою грубость и недоверие к Илзе только потерей памяти. Он также понимал, что его вновь обретенные воспоминания не помогут ему добиться того, чтобы ее чувства вернулись — чувства, которые он так упорно отвергал в течение последних недель. Когда его отношение к ней начало меняться, когда теплота начала вытеснять недоверие, Дэрмот ничего не сказал Илзе, и сейчас он очень жалел об этом. Если он признается ей в любви теперь, Илза подумает, что только вернувшаяся память заставила его отбросить подозрения.

«Сейчас не время об этом беспокоиться», — подумал он, грустно вздохнув. Они уже въезжали в ворота Мьюирлейдена. Спешившись, Дэрмот огляделся вокруг и внезапно осознал, что он уже был здесь прежде. В тот раз лорд отказался принять его, и он ускакал в гневе, поклявшись вернуться, но той же ночью был страшно избит, после чего совершенно забыл и об этом человеке, и о своем визите к нему. На этот раз он просто так не уедет.

Как раз когда он пришел к такому решению, Сигимор и Сомерлед предприняли первые попытки пробиться на прием к лэрду Огилви. Тот довод, что Сигимор — сосед лэрда, не подействовал, и ему не открыли ворота. И тогда Сигимор просто поднял стражника в воздух и легко, как пушинку, отбросил в сторону. Сомерлед поступил точно так же со вторым стражником. Остальные люди лэрда Огилви, видевшие это, решили, что самое правильное — просто улизнуть, и чем быстрее, тем лучше. Сигимор вместе с Сомерледом и остальными людьми, защищавшими его со спины, ворвался в главный зал Мьюирлейдена.

— Ты должен признать, что у моего кузена довольно своеобразная манера представляться соседям, — тихо сказал Лайам, стоя рядом с Дэрмотом.

Дэрмот покачал головой. Он начинал думать, что все Камероны слегка не в своем уме. Взгляд, которым лэрд Огилви наградил Камеронов, сказал Дэрмоту, что и он того же мнения. Когда Сигимор и Сомерлед уселись по обе стороны от лэрда и принялись угощаться его вином, Дэрмот взглянул на Лайама. Тот только пожал плечами, подошел и сел возле Сомерледа. Дэрмот направился к Сигимору и уселся возле него, Тейт тут же сел рядом.

— Что вам здесь надо? — грозно спросил лэрд Огилви.

— Мы пришли задать вам несколько вопросов о вашей жене… — начал Сигимор.

— Лоррейн умерла одиннадцать лет назад!

— А как насчет двух девочек, которых она воспитывала примерно в то время?

Лэрд Огилви слегка побледнел.

— Я не желаю говорить об этих дьявольских отродьях!

— Меня не волнует, чего вы хотите, милорд, — надменно произнес Сигимор, и голос его звучал холодно и твердо. — Вы скажете мне все, что я желаю узнать. Видите ли, это может помочь сохранить жизнь моей маленькой сестренке. Так как я очень люблю свою сестру — ведь она у меня единственная, — я не стану церемониться с тем, кто откажется помочь мне ее защитить.

— Я даже не встречался с вашей сестрой. И не сделал ничего, что могло бы ей навредить.

— Я не обвиняю вас. Я пытаюсь узнать то, что вам известно с давних пор, потому что надеюсь, что это выведет меня на врага моей сестры. Вы узнаете этого человека? — спросил Сигимор лэрда Огилви и указал на Дэрмота.

— Нет, — ответил лэрд Огилви. — Почему я должен его знать?

— Потому что я приезжал сюда, чтобы поговорить с вами год назад, — процедил Дэрмот и кивнул в ответ на вопросительный взгляд Сигимора. — Я вспомнил, как заехал сюда по дороге домой после того, как покинул Дабейдленд, но этот человек отказался разговаривать со мной.

— И в ту же ночь он был избит до полусмерти в вашей деревне, — добавил Сигимор. — Вам не интересно узнать, о чем он собирался с вами поговорить или почему кто-то счел необходимым заставить его замолчать?

— Вы не собираетесь уезжать отсюда, да? — спросил Огилви голосом усталого, потерпевшего поражение человека.

— Нет, милорд, не собираемся, — ответил Сигимор.

— Я думаю, моя покойная супруга была одной из девочек, которых воспитывала ваша жена десять лет назад или около того, — пояснил Дэрмот. — Я имею в виду Анабель.

При этих словах Огилви разразился потоком грязных проклятий, что заставило его непрошеных гостей изумленно воззриться на негостеприимного хозяина.

— Моя бедная Лоррейн не могла иметь детей, — пояснил лэрд. — Она подумала, что было бы чудесно иметь рядом двух девочек, растить и обучать их. Женщина, решившаяся на такое, рассчитывает на ласковых и нежных девочек, которые брали бы с нее пример, учились бы у нее и приносили ей радость. Вместо этого она получила двух демонов из преисподней. Ваша Анабель была прекрасна снаружи, но внутри — черна как ночь.

— Если дети, которых ей прислали, были настолько дурны, почему она позволила им остаться?

— Упрямство. Моя Лоррейн была очень упряма. Она не хотела уступать двум девчушкам и признать свое поражение. — Лэрд нахмурился. — Мне кажется, она также верила в то, что это ее долг — попытаться спасти их. — Он презрительно рассмеялся. — Я мог бы сказать ей, что этих двоих ничего не спасет, что они были прокляты еще до своего рождения. Если бы я только знал, чего мне это будет стоить, я бы сам вышвырнул их отсюда прямо в первый же день.

— И чего же вам это стоило, милорд? — тихо спросил Лайам.

— Моей жены. О, я не могу этого доказать. Если бы мне удалось это доказать, маленьких мерзавок давно бы повесили на стенах моего замка. А уж эту Анабель — наверняка. Не уверен, что мне удалось бы остаться в живых, повесив вторую, хотя я совершенно точно знаю, что именно она совершила убийство.

— Почему ее повешение было бы так опасно для вас?

— У нее могущественная семья.

Тут Дэрмот заметил, что лэрд Огилви осушил уже не один кубок и еле ворочает языком. Потрепанный вид этого человека свидетельствовал о том, что в таком состоянии лэрд Огилви проводит большую часть своего времени.

— Что случилось с вашей женой, милорд? — спросил он, обеспокоенный тем, что не успеет получить ответы на свои вопросы прежде, чем Огилви свалится пьяный и будет не в состоянии отвечать.

— Эта Анабель была шлюхой, — ответил лэрд Огилви, покачав головой. — Она была злоязычной стервой. Моя жена испробовала все, что возможно, чтобы исправить девочку. Сначала она просто разговаривала с Анабель, пыталась взывать к ее здравому смыслу. Не подействовало. Когда она застала Анабель с сыном пастуха, то заперла ее в комнате на три дня без пищи и давала только одну воду. В ту же ночь моя жена чуть не погибла, упав с лестницы. Она не могла сказать точно, толкнули ее или нет, не могла поверить, что девочки способны на такое. Я же считал, что они вполне способны. Лоррейн не прислушивалась к моим словам. Она была уверена, что все, что нужно, — это подходящее наказание.