Нам тогда наняли репетиторшу по русскому языку, она дружила с матерью и по выходным ходила с нами гулять. А пока гуляли, рассказывала о домах: мы шли – и она рассказывала. И я впервые увидел архитектуру. И так постепенно увлекся, стал разбираться в стилях… А сейчас с ужасом думаю: не стань я художником – кем мог бы я стать?
…Яркий солнечный день с сильным ветром, какие бывают в апреле, недавно прошел дождь – и день сияет, сегодня у него был банный день, я бегу к метро, тороплюсь, люди тоже куда-то бегут, лавируя между луж с крошкой колотого льда по краям, их переплетающиеся траектории напоминают спешку муравьев на садовой дорожке. Где-то невдалеке строят дом, слышно, как забивают сваи. Ветер доносит запах бензина – я вспоминаю Валю.
…Вот мы едем на танцы, на дискотеку в клуб «Тэксман», Валя будет учить меня танцевать буги-вуги. У меня получается плохо, потому что начинать надо с другой ноги, а стоять – согнувшись, в позе обезьяны. Но бальная выучка распрямляет мне спину в струну, я словно кол проглотила: обезьяна не выходит никак.
– Ну вспомни, как негры по телевизору танцуют! В процесс обучения встревает девочка в пиратской шляпе, в кожаной жилетке с бахромой: давай, может, я объясню?
– Мы, в отличие от бальников, колени не выпрямляем.
– Хорошо, я попробую.
Но мое тело не слушается, оно протестует против расхлябанных па. Да ну ее, эту обезьяну!
Валя, не скрывая своего недовольства, приглашает другую партнершу. Я отхожу в сторону с бокалом кампари и наблюдаю, как они танцуют буги. See you later, alligator! – дразнит из динамиков голос Билла Хейли.
See you.
…Вот, уступив моим просьбам, Валя ставит кассету. VHS, домашняя порносъемка, записано полтора года назад. Валя и его бывшая подруга Марина занимаются сексом.
Фигурки в визоре выглядят очень счастливыми, о чем-то говорят, смеются, потом самозабвенно совокупляются. Где-то за кадром работает радио, в эфир долетают позывные «Эха Москвы». Неожиданно начинаю рыдать. Эй, да ты чего! А я сама не знаю. Подушка вся в черных разводах туши.
…Вот Валя хулиганит, в супермаркете его озарило насыпать мне льда в штаны – рыбный отдел украшал ледник с форелями и осетрами. Валя подкрался тихонечко со спины, оттянул джинсы за хлястик – и напихал пригоршню. Хорошо, была без трусов, вытрясла через штанину.
…Вот я у него на кухне, на часах полчетвертого утра, я стою у окна и долго смотрю на фонари и арочные окна соседнего особняка, на черные прутья ограды и белые спины мастодонтов, – наконец, чмокая по скользкому полу задниками огромных Валиных тапок, возвращаюсь в полумрак единственной комнаты.
Мне до сих пор снятся ночами эти слова. Молдинги… Страпонтены…
Морок, морок все это!
Я решила больше не звонить Вале. Никогда не звонить Вале. После случая с Потапом он для меня прекратился. Видимо, и он так решил. За месяц ни одного звонка, ни одного привета.
История наша клонилась к закату.
Бах! – вместо того чтобы включиться, лампочка полыхнула – я только и увидела, как в темноте по всему полу рассыпались искры, много искр, – и тут же погасли. Секунду в воздухе висела струйка дыма, для полноты картины осталось только убедить себя, что пахло серой. Я посмотрела наверх. Патрон был пуст. Пошла искать веник и, пока искала его, поняла: я же видела, что на полу ничего нет. То есть как – нет? А так. Наверное, просто очень мелкие осколки, сказала я себе. И тщательно вымела пол.
И вот я стою в туалете и внимательно рассматриваю содержимое совка. Щепотка пыли и несколько прозрачных не то крупинок, не то осколков. Вот она, лампочка, думаю я, но все же беру один кристаллик и пытаюсь размочить в воде. Так и есть, сахар.
В таком случае, сгорела. Раскалилась до такой степени, что взяла и сгорела. А вот и нет. Лампочка была холодная. Она просто исчезла. Может, еще найдется?
Что этому предшествовало. Я разбирала бумаги в столе и обнаружила фотографию Вали: лето, «Автоэкзотика», он сидит на капоте своего «ЗИМа», улыбается нагло и сладко. Надо вернуть, подумала я, а потом передумала: нет, лучше выкину. Нет, лучше сожгу!
И вот я иду на кухню за зажигалкой, тянусь к выключателю… Ба-бах!..
Что было после. Устроив освещение от ночника, я нашла зажигалку, взяла Валину фотографию и спалила ее в ванной комнате в раковине. Она полыхнула и осыпалась пеплом… Я посмотрела на прах. А если я вдруг узнаю, что он в тот момент умер? Что ж, значит, это его судьба.
Лампочку я так и не нашла. Вероятно, по закону сохранения энергии она материализовалась где-нибудь в другом месте. Поищи у Валентина в отверстии – шепнул на ухо бес.
Я долго сидела перед телефоном, снимала и вновь возвращала на место трубку, пока наконец не решилась. Валя ответил как ни в чем не бывало, словно расстались вчера, и это было так неестественно, что стало понятно: на самом деле он тоже скучает, и сильно. Обещал перезвонить вечером и приехать; все это время я не могла ничем заниматься, просто лежала ничком на диване и ждала его. Но он так и не появился…
Валя мучает меня по всем канонам жанра.
Звонок (мой, ему) – не берет трубку.
Еще и еще.
Мобильный.
Пейджер.
Нет ответа.
Через час, через два – нет ответа.
Ночью звонил из автомата и целовал трубку.
…Я шла мимо Дома на Котельниках, был очень теплый, словно весенний вечер, – и вдруг почувствовала, что живу в непрерывном потоке счастья. Сегодня растаял последний снег и вернулся Валя, – я уж было решила, что мы расстались совсем. Когда я сказала себе: все, не придет, – он приехал и торжественно водрузил свою зубную щетку в стакан для туалетных принадлежностей.
Ночью Валя обнимал меня так, будто завтра ему на войну; странно: обычно во сне человеческое тело расслаблено – он же душил меня в объятьях и не ослабил их ни на секунду.
«Деточка, жизнь – это джунгли. Когда ты убегаешь, тебя догоняют – и наоборот». Афоризм Лялиной бабушки, княгини Мурузи. Впрочем, сама Ляля о реанимированных чувствах: это все равно, что докуривать бычки. Я с ней не соглашусь. Нет одной и той же реки – соглашусь с Гераклитом.
Но воды, новые воды оказались еще мутнее, чем прежде, прожитые вместе три дня показали, что мы решительно не можем друг друга понять, все слова утекли, мухи превратились в слонов, отчаянье мое росло, как числа в ряду Фибоначчи, – все наше недовольство друг другом, вся моя досада на Валю и его на меня разбухла свинцовой тучей и закрыла собою горизонт, но обидней всего было то, что подспудной причиной Валиного возвращения были деньги, у него просто кончились деньги, и на третий день он, помявшись, одолжил у меня двадцать долларов на сигареты и карточку для мобильного телефона. Меня это вконец разозлило: я и так постоянно заправляла его за свой счет. Что он вообще здесь делает, подлежащее-сказуемое? Простой парень без белого «ЗИМа»?
Надо эту лавочку прикрывать.
И я ее прикрыла. Последнее sorry я сказала сама, по телефону – с глазу на глаз у меня вряд ли хватило бы мужества.
Валя сидел у себя дома в ванне, пил джин-тоник и с тоски обзванивал знакомых; пока очередь в его записной книжке продвигалась к странице, где была я, ко мне пришел в гости Мишутка с коробкой клубничного зефира и бабаевской шоколадкой, и мы собирались пить чай. Нет, нет и нет. Никогда. Ни за что. Не хочу, твердо, пожалуй, даже слишком твердо сказала я Вале. Я была кратка, как надпись на камне. – Я сейчас телефон утоплю-у… Я слышу плеск воды на том конце провода, потом гудки. Может, все-таки чайник поставим, игнорируя мое смятенное состояние, самым будничным тоном предлагает Мишутка. И, пока я набираю воды, поясняет: – Ты ничего не поняла. Он тебя пугал. Вода, телефон, провод… – И, видя мои расширяющиеся зрачки: – Да ничего с ним не случится. Подумаешь, тридцать вольт постоянного тока… Ты что, физику в школе не учила?
От долгого глядения в одну точку начинает кружиться голова. Иногда сидеть просто невыносимо, но я стараюсь не обращать на это внимания, я стараюсь быть невесомой, я хочу раствориться в дрожании света, мерцании огней и блеске близкой воды. Как я вообще попала на этот окутанный драпировками трон, вознесенный на высоту птиц и рубинов, кренящийся над Москвой и готовый рассыпаться от малейшего неосторожного движения? Лет восемь назад, в нищей студенческой жизни, я позировала за деньги. Потом перестала, с первой приличной получкой. И тогда Кустовы позвонили и попросили: нужна модель, выручайте. Несколько сеансов. И я сказала: хорошо. Зачем-то сказала.
