Веблен считал, что согласно законам общественного развития «денежная цивилизация», если она сохранит позиции, неизбежно заведет человечество в тупик. Цивилизация эта будет погружаться все глубже в бездну варварства по мере того, как усиливается институт праздного класса (прямой наследник варварской культуры). Верхние слои общества освобождены от материально-производительного труда, довольствуясь стрижкой купонов в самой различной форме. Физический труд стал делом недостойным и позорным, как в рабовладельческом обществе. Современный труженик представлялся ему новым типом раба, которым всячески помыкают власти. (В нашем понимании это современный прикованный Прометей, сердце и мозг которого хищно клюют воры, бюрократы и спекулянты.) Как он видел место и роль высшего образования в обществе? Предоставим слово самому Веблену. Характерные черты академических дисциплин, да и системы образования в целом формируются на Западе денежными тузами, вытекая из ценностей и критериев праздного класса. Высшее образование он называл «выражением денежной культуры». В образовании вообще и в высшем образовании в частности наиболее ярко проявились идеалы праздного класса. Вузовская интеллигенция взирает на капитал подобно дикарю, что некогда в страхе и трепете поклонялся сверхъестественным проявлениям могучих богов. Ее деятельность сопровождается обетами подчинения и лизоблюдства. Это выражается в омерзительных актах идолопоклонства, источаемых власти предержащей и капиталу. Выпускник колледжа и университета должен быть чуть выше слуги, подающего хозяину в трактире рюмку водки. Посвящение в жрецов науки или политики сопровождается целым джентльменским набором «магических ритуалов и шаманского мошенничества». Ученость, как оккультные науки, стала средством одурачивания неграмотных людей. И чем ниже уровень развития общества, тем большую дань оно воздает эзотерическим ценностям (статус, ритуалы, ранги, звания, мантии, регалии). Ректоров награждают орденами, титулами, чтобы те рабски служили власть имущим, а не народу! По мнению Веблена, высшее образование преимущественно стало занятием «праздного класса» (класса, находящегося на службе у власти и денежной аристократии). Утверждению ценностей богачей служит и тенденция ставить во главе вуза капитана индустрии или крупного банкира. Создаются и особые «братства», объединяющие студентов согласно классовой принадлежности и степени состоятельности родителей. Колледжи и университеты захлестнула волна делячества. Многие руководители высших учебных заведений видят свою миссию не в достижении высокого уровня знаний (фабрики знаний), а в превращении вузов в «фабрику денег», дойную корову. Они стремятся выкачать больше денег, давая студенту не знания, а некий «престиж» или «марку». Эти негативные процессы обостряют без того острые социальные контрасты. Сегодня схожие процессы наблюдаем и в России.

Внешние проявления консерватизма дополняются консервативностью мышления… Ученые круги американских вузов «на все нововведения смотрели косо» (особенно это касалось новых взглядов, затрагивавших теорию общественных отношений и капитал). Образование в избытке плодило людей, в сознании которых господствовали эгоцентричная система потребления, созерцательство и никчемная праздность. В таких учебных заведениях, по мнению Веблена, формировался паразитический класс, глубоко враждебный народу. Этот класс («жирные коты») цинично переделал на свой собственный лад известную фразу из «Послания» Горация «Рождены, чтобы кормиться плодами земными» в девиз – «Пусть нас кормит низкий плебс!». Отмеченные ученым тенденции прослеживаются не только в США, а и в России. «Коты» есть и в науке.[300]

Против этих тенденций выступил и Генри Джордж (1839–1897), который с 14 лет прошел суровую школу жизни (моряк, золотоискатель, клерк, издатель). Его перу принадлежала книга «Прогресс и бедность» (1879). В ней он, в частности, отмечал, что XIX в. стал свидетелем невиданного роста производства богатств. Благодаря электричеству, машинам, разделению труда, массовому производству, транспорту, достижениям науки и техники эффективность труда чрезвычайно возросла. Всем казалось, что не сегодня-завтра наступит подлинный «золотой век». Эти настроения особенно были заметны в США, на которых многие тогда взирали как на чудо прогресса. Но капиталистическую цивилизацию США необходимо воспринимать двояко. Одно видение у тех, кто преуспел. Это удачливые и сытые: круг элит, верхушка общественной пирамиды, хищники с железной и деловой хваткой (ловкие, сноровистые, циничные, безжалостные), их окружение. Разумеется, эти вынесли о капитализме и царящих в американском обществе порядках благоприятное мнение. Иной круг был, по меньшей мере, далеко не в восторге от капиталистической цивилизации. Среди недовольных – не только неудачники, пьяницы, лодыри. По мере развития умственных и культурных горизонтов человечества среди ревностных сторонников капитализма оказывалось все меньше его адептов.

При близком знакомстве с капитализмом янки у многих «открывались глаза». В 1842 г. туда прибыл Ч. Диккенс (вместе с женой). Визит был заранее подготовлен. В. Ирвинг уверял Диккенса, что триумф неизбежен. Успех «Пиквикского клуба» также внушал его автору оптимизм. По итогам путешествия Диккенс создал американские главы в «Мартине Чезлвите» и серию очерков «Американские заметки». Акцентируем внимание вначале на положительных впечатлениях писателя. Первая реакция Диккенса после прибытия в США: эйфория; казалось, он попал в страну утопии. Диккенс пишет о Бостоне: «В этом городе, да и во всей Новой Англии, не найдется человека, у которого не пылал бы огонь в камине и который не имел бы каждый день мясо к обеду. Меч, охваченный пламенем, появись он внезапно на небе, привлек бы меньше внимания к себе, чем нищий на улице». Общество приняло писателя «на ура». Встреча походила на путь триумфатора. Говорили, что его принимали с такой же помпой, как Лафайета. Вокруг все сливки культурной Америки – историк инков Прескотт, Лонгфелло, известные ученые. Когда Диккенс остановился проездом в Нью-Иорке, студенты Иельского университета пели серенады. Вокруг одна сплошная свобода и, казалось, сплошное благоденствие. И вдруг страшный конфуз и фиаско. Что же разочаровало Диккенса в янки? Не философия, которая готова из любой знаменитости сделать клоуна и предмет развлечений, не увлечение политиканством, не вакханалия рабства на Юге и даже не линчевание бедных негров. Возможно, все это он перенес бы. Он возненавидел янки за стяжательство и отъявленное скупердяйство. Его книги вышли в США миллионами экземпляров, но писатель и полпенни не получил со своих изданий. Вот тебе уважение свобод и международное авторское право, вот тебе и рынок! Он потребовал от американцев законной оплаты своего труда. Но претензии произвели эффект разорвавшейся бомбы. Газеты США (выжиги) обвинили его в корыстности, алчности. Гнусное лицемерие американского жулья: оно не упустит случая ограбить вас до нитки. Больших жуликов, чем янки, нет на белом свете.[301]

Многим становилось ясно (по мере того, как пелена спадала с глаз), что в США возник суррогат цивилизации, в создании которой приняли участие культуры целого ряда народов и этносов. Вряд ли можно считать случайным то, что ни в одной великой исторической теории Америке не нашлось места как самостоятельной цивилизации. В глазах О. Шпенглера, Америка представлялась «отростком» от древа Европы. А. Тойн-би отодвинул США на задворки культурно-индустриального мира. М. Твен и вовсе увидел в слове «цивилизация» чуть ли не синоним бранного слова: «Наша цивилизация представляется мне дешевым убожеством, полным жестокости, тщеславия, самонадеянности, мелкой злобы и лицемерия. Мне противно даже слышать это слово, поскольку за ним скрыта ложь». Как сказал Э. Каммингс, «не сострадай больному бизнесмонстру, бесчеловечеству». Хотя у идеи американской цивилизации были и защитники. Гегель считал, что Америка – это «страна будущего, где в грядущие эпохи еще проявит себя груз общемировой истории» («Философия истории»). В разные времена ею восхищались Маркс, Энгельс, Ленин. Американские историки Ч. и М. Бирд в трактате «Становление американской цивилизации» писали: «Ни одно понятие, будь то свобода, демократия или американский образ жизни, не может так исчерпывающе и адекватно выразить дух Америки, как идея цивилизации». М. Лернер полагал, что Америка – страна, одновременно соединяющая культуру, цивилизацию и общество.