И все же религии в общепринятом смысле слова тут не было. А строительство церквей не означало торжества религии. Янки точнее было бы назвать антирелигиозным народом. Конечно, в Америке были проповедники типа Кальвина, строгие ревнители веры и морали. От проповеди Дж. Эдвардса (1703–1758) «Грешники в длани разгневанного Бога», прочитанной в 1741 г., говорили, буквально веет запахом адского пламени и серы. Зря он пугал американцев, сравнивая их положение с положением паука, раскачивающегося над роковой бездной, повиснувшего на тонкой нити, которую якобы держит карающий Бог. Янки знали, что Бог где-то там, наверху. Кровожадных пауков они сколько угодно встречали на каждом шагу и в повседневной жизни. Им были непонятны все эти увещевания и призывы к истинной добродетели. Следов таковой вокруг не наблюдалось нигде. Дж. Эдвардс был противником дешевой благодати проповедников-ривайвелистов. Однако именно такого рода «благодать» и такого рода «спасение душ», приобретаемые за деньги, как некогда в Европе индульгенции, получили распространение. Глядя на это, гуманист Р. Эмерсон позже сложит с себя сан проповедника, заявив: «Иногда ко мне приходит мысль, что для того, чтобы стать настоящим священнослужителем, необходимо прежде покинуть церковь».[191] С годами религия становилась пропитанной денежным духом. Иные пытались сделать из Христа накопителя и дельца. Эббот утверждал, что тот одобрял использование богатства для накопления, Хант написал книгу под названием: «Книга о богатстве, в которой с помощью Библии доказывается, что долг каждого человека заключается в том, чтобы стать богатым».
Вера в США носит прикладной характер, будучи чем-то вроде пивного общества, клуба для игры в гольф. Отсюда большое число сект. Марк Твен в «Кратком очерке истории мормонов» описал историю возникновения одной из сект мормонов, весьма влиятельных в США. Секта была вынуждена скитаться по стране. Ее членов подвергали преследованиям и гонениям. В штате Иллинойс они воздвигли храм. Основоположником их религии считается Дж. Смит, нашедший «пресловутую Книгу Мормона и считающийся основоположником их религии». Их заставили уйти в штат Айову. На их долю пришлись бедность, лишения, голод, холод, недуги, травля. Они крепко держались веры и основали город Грейт-Солт-Лейк-Сити (Город Великого Соленого Озера). Случилось это в 1847 г. Мормоны образовали свое правительство, объявив себя «штатом Дезерт». Безусловно, по-своему это были отважные и необычные люди. Твен пишет: «Они устояли даже против соблазна золота, – а ведь у скольких народов загубило оно цвет молодежи, выкачало последние соки! Из всех возможных испытаний испытание золотом – самое суровое, и в народе, его выдержавшем, должно быть заложено нечто весьма основательное». У сторонников этого учения были странности. Так, Бригем Юнг, ставший к тому времени губернатором «территории Юта», объявил многоженство одним из основных догматов церкви. Затем он назначил себя господом богом. В ответ на запрет конгрессом США многоженства их глава завел себе несколько десятков жен. Долгие годы преследований и гонений мормонов привели к тому, что и в их сердцах возникла ненависть ко всем остальным обитателям Америки, и, разумеется, к правительству. Неприязнь усилилась после так называемой резни на горном лугу (1857).[192] В 1882 г. их вотчину в Солт-Лейк-Сити посетил О. Уайльд. Он отметил не только уродство здешних церквей и их убранства, но и лицемерие религиозного культа мормонов. Затем он высказал свои впечатления журналисту: «Храм напоминает по внешнему виду крышку от супницы, а внутреннее убранство достойно тюремной камеры. Это самое уродливое сооружение, которое мне когда-либо доводилось видеть. Оказавшись внутри, я обнаружил, что там все ненастоящее, и даже колонны нарисованы. А ведь в доме Господнем не пристало лгать!» Тем не менее, ради интереса он нанес визит президенту мормонов Тейлору, которого правительство преследовало за полигамию, ибо у него было 7 жен и 34 ребенка. Таковы секты и их нравы.
Огромный храм мормонов в Солт-Лэйк-Сити
К концу XIX в. религия перестала играть серьезную роль в США. Обер-прокурор св. Синода в России К. Победоносцев (1827–1907) писал: «Северо-американский Союз поставил основным условием своего устройства – не иметь никакого дела до веры. Последствием такого юридического состояния выходит на деле, что преобладающей церковью в Соединенных Штатах становится мало-помалу римское католичество. В Северной Америке пользуется оно такою свободою преобладания, какой не имеет ни в одном европейском государстве».[193]
Распространены мифы о наличии братолюбия и веротерпимости у янки. «Идея братства стала одной из наиболее крупных и страстных тем, вокруг которой у нас идут горячие споры. Это свидетельствует о том, что все понимают огромную важность темы, – писал ученый. – Однако в Америке «братство» идентифицируется прежде всего с немедленным осуществлением полной индивидуальной свободы и возможности удовлетворять все желания, которые возникают на основе такого «братского инстинкта». И, как всегда это бывает у нас, эта утопия (чужая и слепая в отношении самой природы общения) глубоко уходит своими корнями в ненависть по отношению к собственной личности и в страх перед всеми другими. Отсюда и столь распространенное желание уничтожить индивидуальность, что находит слишком очевидное выражение, в конечном счете, в глухой враждебности к человеческому «я»».[194] Вспомним в этой связи нашумевший процесс 1691–1692 гг., когда по настоянию священника Мэзерса, произносившего речи по поводу скорого воцарения в Америке «Нового Иерусалима», колонисты осудили на смерть 19 невинных женщин («салемских колдуний»). Гонения на «ведьм» в Европе сошли на нет к XVII в., а в США они входили в моду. Процесс в Салеме (от евр. «шолом» – мир) тем отвратительнее, что среди гонителей был президент Гарвардского университета И. Мэзерс. Некую А. Хиббинс обвинили в ведовстве и повесили на основании того, что она «гораздо умнее, чем все ее соседи». Н. Готорн, чье детство прошло в Салеме, в рассказе «Кроткий мальчик» описал атмосферу ненависти и отторжения, с которой встретили пуритане секту квакеров. На протяжении ста с лишним лет соотечественники наказывали их штрафами, заключали в тюрьмы, подвергали бичеваниям и казням. Индейцы проявляли к ним больше симпатии и сочувствия, чем белые поселенцы.
Много лет в США и Европе идут жаркие споры и о том, что представляла собой та «первая революция» колонистов Америки. Одни делают акцент на политико-идеологических мотивах, стремясь показать, что действия колонистов были вызваны не столько социально-экономическими причинами, сколь опасениями политического характера. Они считали, что в Англии, якобы, к власти пришли «безответственные, стремящиеся только к собственной выгоде авантюристы – те, кого в двадцатом столетии назовут политическими гангстерами» (Б. Бейлин). Другие отмечали сумбурный характер идей, вокруг которых был создан остов политической философии американского государства – от Локка и Макиавелли до А. Смита. Можно сказать, что Америка стала своего рода испытательным стендом мировой политэкономической и социальной практики. Где же было и опробывать новые идеи, как не в Новом Свете?!
Ко времени начала войны за независимость в Америке проживало 2,5 млн. человек. Это четвертая часть населения Великобритании. Подтолкнул колонистов к действиям и тот факт, что Англия была вовлечена в европейские дела и ей было не до них. Француз А. Токвиль писал (1831), что к середине XVII в. здесь утвердилась община. Тогда меж людьми существовало и некоторое равенство «в том, что касалось их имущественного положения и тем более уровня их интеллектуального развития». Британский путешественник А. Маккей в 1842 г. отмечал, что равенство человека является «краеугольным камнем» американского общества. Отметим это обстоятельство. На первом этапе, даже с учетом рабства белых и черных, политэкономическая жизнь строилась с учетом более или менее равных возможностей. Что же предшествовало созданию американской республики? Свой путь к свободе колонисты начали с так называемого Навигационного акта (1651 г.), который закреплял монополию торговли за колониями и Англией. Все было сделано, заметьте, в угоду английским и американским промышленникам и нарождавшейся экономике колоний. В 1766 г. Англия приняла и специальный акт, в котором твердо было заявлено, что колонии «были, есть и будут под юрисдикцией имперской короны и парламента Великобритании». В этом акте англичане угрожающе подчеркивали, что у Великобритании достаточно сил, воли и мужества, чтобы «удержать колонии и народ Америки при любых обстоятельствах». Говоря о губительной (для американцев) политике Британии, Франклин писал: «Они не довольствуются высокими ценами, по которым продают нам свои товары; сейчас они начали еще более повышать эти цены посредством новых пошлин; с помощью дорогостоящего аппарата нового комплекта чиновников они замышляют, по-видимому, увеличить и умножить эти тяготы, которые станут для нас еще более мучительными. Наш народ безрассудно увлекается их модными излишествами и промышленными изделиями, поглощающими все наши наличные деньги и отягощающими нас долгами, что ведет к обнищанию нашей собственной страны; они не позволяют нам сдерживать с помощью законов стремление наших жителей к роскоши, как они это делают у себя; они могут издавать законы, препятствующие ввозу французских предметов роскоши или запрещающие его; но хотя английские предметы роскоши не менее разорительны для нас, чем французские для них, стоит нам только издать закон такого рода, как они немедленно его отменят. Таким образом, посредством торговли забирают у нас все наши деньги; всякий доход, какой мы могли бы где-либо получить посредством нашего рыболовства, нашей промышленности или торговли, в конце концов сосредотачивается у них; но тогда мы лишаемся этого дохода. Пора же нам, наконец, позаботиться о самих себе с помощью лучших средств, какие только имеются в нашей власти… Будем жить бережливо, будем прилежно производить все, что можем, для себя самих». Как видим, тут налицо волеизъявление двух сторон. Империя желает удержать колонии. Колонии хотят освободиться от империи. Подобное развитие событий предвидели прозорливые политики и в Европе. Во Франции восходящая звезда, будущий министр, тогда 23-летний А. Тюрго писал о финикийских колониях за четверть века до начала Американской революции (1750): «Колонии подобны плодам, которые висят на дереве только до тех пор, пока созревают: став сильными, они сделали то, что затем сделал Карфаген, что некогда сделает Америка».[195]
