Тем не менее, формирование комбинированной культуры не прекращалось. Как отмечал культуролог Т. Ито, феодалы и богатые купцы XVI в. синтезировали культуру старой аристократии и сгунов с культурой крестьян, добавив сюда некоторые элементы иноземных культур, просачивавшихся в Японию из районов Восточной Азии. Шел процесс селекции, отбора того, что наиболее подходило японцам. Особенно были важны заимствования у Китая. Японцы говорят: «В древности ханьский народ необъятной китайской империи смотрел на Японию как на «страну-крупинку» с малочисленным «варварским» населением, расположенную где-то у восточного побережья Китая и неспособную представлять угрозу для Поднебесной. Японцы, со своей стороны, прилежно изучали китайскую культуру и, опираясь на нее, активно импровизировали. По всей видимости, японцам было нелегко постичь философские, интеллектуальные основы китайской цивилизации и скопировать их во всей полноте. Да они и не пытались добиться этого. Больше всего на свете они предпочитали селективный подход и не боялись недопониманий или искажений. И действительно, они часто неверно истолковывали заимствованное. Не подлежит ни малейшему сомнению, что нередко их ошибки были преднамеренными. Они стремились ассимилировать заимствования в собственную культуру, руководствуясь своими собственными предпочтениями. Развитие японской культуры представляло собой процесс создания разновидности заимствованной культуры и ее рафинирования. Японцы населяли маленькую островную страну и не старались воспроизвести у себя китайскую культуру во всем ее грандиозном объеме».[62]

Отношение японцев к разным религиям было ровным и уважительным. Ранее мы писали о том, с каким рвением и лютостью просвещенная Европа преследовала иноверцев, распиная, колесуя, сжигая, пытая тех, кто не желал следовать той или иной официальной религии или доктрине… Сколько народных трагедий, сколько искалеченных и отнятых жизней, сколько изломанных судеб на совести самых почтенных и уважаемых конфессий и церквей Европы! Иначе обстояли дела у японцев. Они не знали религиозных войн (хотя этот «пробел» успешно восполняли феодалы-сегуны и воинственные монахи). В Японии не было принято преследовать граждан страны на том основании, что они принадлежат к «враждебной религии».

Тысяча будд из храма Сандзюсангэндо, XIII век

Многие европейцы, попадавшие в Японию, отмечали, что жители страны даже производят впечатление неверующих. И все потому, что там нет религии, которая считает себя единственной правопреемницей истины в последней инстанции. Как отмечал французский историк А. Бельсор в книге «Японское общество» (XIX в.), «терпимость, которая только начинает проникать в наши умы, есть одно из самых древних нравственных правил Дальнего Востока». Более того, Бельсор даже увидел в том некую отличительную черту желтой расы. По его мнению, японцу не стоит задавать вопросы о его религиозных убеждениях, поскольку и сам он, вероятно, никогда не задавал себе подобных нелепых вопросов. Терпимость вероучений здесь велика: «Я часто посещал многолюдные храмы Токио, они никогда не производили на меня впечатление общения верующих, собравшихся для общей молитвы, общему божеству. Каждый приходит, совершает те обряды, какие хочет, снимает шляпу или остается с покрытой головой, падает ниц или кланяется, останавливается, проходит, показывает своим положением полное доверие к божеству, или полдоверия, или четверть доверия. Никто не показывает молчаливого увлечения сердец, одинаково убежденных и одинаково тронутых. Но никто и не следит за искренностью молитв. Там не глядят украдкой по сторонам, чтобы следить за усердием своих соседей. Споры буддистских сект также мало беспокоят толпу, как соперничество между продавцами – покупателей. Это споры монахов, которые отнюдь не стремятся к отысканию истины, а только грубо оспаривают друг у друга возможность надувать народ… Там не знают достойных осуждения заблуждений, ни ересей, ни страстных расколов, ни этой породы лицемеров, самой глупой из всех, – воинствующих атеистов».[63] Японцы, вне зависимости от того, какую религию они исповедуют, мало похожи на фанатиков веры. Скорее мы назовем их политеистами, ибо они и поныне сохраняют в своем сердце элементы языческих верований (многобожия). Трудно себе даже представить, чтобы в какой-либо стране истинный католик, православный, правоверный мусульманин или иудей произнес фразу, подобную высказанной однажды президентом компании «Сони» А. Морита: «Мы часто в шутку говорим, что большинство японцев рождаются синтоистами, живут как конфуцианцы, женятся по-христиански, а хоронят их как буддистов».[64]

Япония сумела воспитать в своих гражданах терпение, трудолюбие, почитание природы, любовь к культуре и красоте. И это при чрезвычайной насыщенности войнами и катастрофами. В основных компонентах ее история напоминает трудную и кровавую историю России. Несмотря на то, что распространенные в Японии религиозные каноны и нормы (буддизм, синтоизм, конфуцианство), казалось бы, должны были наставлять ее обитателей на «путь богов», реальное поведение японцев в жизни далеко от идеальных установок. Бесчисленные гражданские и междоусобные войны, распри феодалов разоряли страну. Правители не отличались ни кротким нравом, ни веротерпимостью. Когда в 1573 г. власть в Японии захватил вспыльчивый и жестокий Ода Нобунага, он сжег целый комплекс храмов и монастырских построек буддистов (с их обитателями). Причиной дикого поступка феодала стало предположение, что буддизм, якобы, деструктивен и враждебен его власти. При этом он считал возможным относить себя к «любителям искусств». Известна и трагическая гибель вождей дома Тайра… Вождь Киемори умер после того, как он предал огню храм и знаменитую статую Будды в древнем городе Нара. Естественно, следуя логике, он должен был ощутить и на себе возмездие богов. Как напишет неизвестный автор «Сказания о доме Тайра»: «Родительские грехи ложатся и на детей». Стоит напомнить, что аналогичного рода «подвиги» совершали и правители Китая.

Несмотря на все войны и междоусобицы, шло постепенное усиление локальных лидеров и элит. Нарождался класс «новых японцев», куда входили кланы сельских воителей, купцы, городские торговцы. Они-то и способствовали возникновению новой культуры. Интересно и то, что в ее основу легли не аристократические установки, а скорее взгляды и ценности простого народа. Этот класс новой японской знати сформировался во второй половине XVI века. Япония издавна управлялась диктаторами-сгунами, хотя ее главой формально считался император (со двором в Киото). В 1603 г. сгуном («главнокомандующим по подавлению варваров») стал Токугава Иэясу. Власть клана Токугава установилась надолго (265 лет).

Сгуны играли важную роль в жизни страны. Сгун Токугава Иэясу (1542–1616), к примеру, своею страстью к собиранию древних рукописей напоминал флорентийских Медичи. В имении в Сидзуока он собрал одну из самых богатых библиотек, когда-либо существовавших в стране. Еще большей известностью, как отмечает К. Кирквуд, пользовалась библиотека внука Иэясу, феодального князя провинции Мито. Он не только собрал огромное количество книг, рассеянных ранее по различным синтоистским, буддийским храмам и частным коллекциям (XVII в.), но и привлек ученых к составлению не имеющей себе равных в истории «Дай Нихонси». Замечательной чертой японской культуры является скромность ее ученых и властителей. Так, в литературе и искусстве практически почти отсутствуют мотивы прославления царствующего императора. Даже выдающиеся деятели страны не считали возможным скрывать их недостатки. Упомянутый Иэясу говорил: «Когда я был молод, то слишком много занимался военным делом, на учебу же времени не оставалось, и вот поэтому на старости лет я довольно невежественен». Согласитесь, сегодня редкие правители мира могут позволить себе подобную откровенность.[65]