В-третьих, возможно, это кого-либо даже несказанно удивит, но в начале XX в. русские в России составляли меньшинство населения страны (45 процентов населения империи). Но мало того. Долгий период «татарщины», «полятчины», «неметчины» и т. д. и т. п. привел к тому, что высшая власть кишмя кишела инородческими элементами. Почитайте любой перечень имен царских приемов и балов. Подумаете, что ошиблись адресом, попав в какую-нибудь Польшу или Германию. Б. Миронов пишет в фундаментальной работе «Социальная история России периода империи»: «Во-первых, русские не были «господствующим» народом империи. Они подвергались частичной социальной дискриминации по сравнению с нерусскими и уступали ряду народов (например, немцам, полякам и евреям) по степени урбанизированности, уровню (своей) грамотности, экономическому развитию, по числу лиц, занятых в сфере интеллектуального труда. Русские в массе всегда жили хуже, чем нерусские. И если об уровне благосостояния судить по средней продолжительности жизни, то русские даже на рубеже XIX–XX вв. уступали не только латышам, эстонцам, литовцам, евреям и полякам, но также украинцам, белорусам, татарам и башкирам».[532] Это лишь подтверждает всю закономерность дальнейших трагических событий.

В-четвертых, то, что долгое время было опорой российского самодержавия, – а именно православие, – претерпело эволюцию. Любовь к Христу давала многим утешение и надежду. «Любовь к Богу может быть выражена только делами, а не словами», – говорил в одном из своих поучений св. Феодосий. Но с годами сама церковь стала давать далеко не лучшие примеры для подражания. Пагубно сказался и рост атеизма. Стендаль уверял, что и атеист – это достойный человек, а общество вполне могло бы существовать вовсе без религии. Ницше завидовал ему за эту «лучшую атеистическую шутку», которую и он сам мог бы выдумать: «Единственное извинение Бога в том, что он не существует». Ведь в безбожном обществе, считал Стендаль, не будет места ненависти адептов одних религий к другим, низости или зависти. Вольтер же говорил иначе: бедный, но сильный атеист, уверенный в своей безнаказанности, «будет глупцом, если не убьт вас, чтобы украсть ваши деньги». Вольтер утверждал и то, что в атеистическом обществе будут порваны все связи, а «тайные преступления заполонят землю». Кто же из них прав? Казалось, по итогам XX в. полностью и безоговорочно оправдались слова Вольтера… В России выходило как-то так: то вера, церковь, православие, боголюбие, клир, молитвенный экстаз, дух, ученое монашество, пустынники и юродивые Христа ради, то цивилизация, прогресс, богатства, пороки, алчность, гордыня, дьявол. Как тут не вспомнить слов Иоанна Златоуста из послания к верующим христианам, своего рода манифест христианства («Против иудеев»): «Как же ты исповедуешь, что Христос есть глава Церкви? Глава, естественно, соединяет все члены, с точностью направляет их друг ко другу и связывает между собою. Если (на самом деле) у тебя ничего нет общего с твоими братьями, то Христос не глава тебе. Иудеи пугают вас, как малых детей, а вы не чувствуете этого. Как негодные слуги, показывая детям страшные и смешные личины (маски), пугают их по слабости детского ума, так и иудеи пугают только слабых христиан своими личинами. Могут ли, в самом деле, устрашать обряды их, срамные и постыдные, обряды людей, прогневавших Бога, подпавших бесчестию и осуждению? Не таковы наши церкви, нет: они истинно страшны. Ибо, где Бог, имеющий власть над жизнью и смертью, где так много говорят о вечных муках, о несокрушимых узах, о тьме кромешной, – то место страшно. А иудеи ничего этого и во сне не видят, так как живут для чрева, прилепились к настоящему, и по своей похотливости и чрезмерной жадности нисколько не лучше свиней и козлов: только и знают, что есть, пить, драться из-за плясунов, резаться из-за наездников. Это ли заслуживает почтения и страха? Кто может утверждать это?»[533] Минули века. В одном из выпусков «Домашней беседы» (за 1860 год) появился характерный обвинительный акт против современности, прогресса цивилизации (а заодно и против церкви). Никто иной, как редактор журнала Аскоченский утверждал, что между православием и современностью не должно быть якобы и вовсе ничего общего. С прогрессом, цивилизацией русское православие, якобы, должны вечно пребывать в различных и даже враждебных лагерях. «Человек, ратующий за православие и протягивающий руку современной цивилизации, – трус, ренегат, изменник» – так вот писала «Домашняя беседа».[534] Нужно ли доказывать, что из такого вот враждебного противопоставления веры и прогресса в жизни и воспитании русского народа явились многие коллизии и беды. Это не пошло на пользу ни русской интеллигенции, ни народу, ни церкви, ни «делу прогресса».

Чтобы быть на позициях объективного и честного человека, придется ответить на многие болезненные вопросы. Назову некоторые из них: «Как случилось, что в России при многовековой власти православия откуда-то вдруг объявились толпы разрушителей и осквернителей церкви, убийцы священников и духовных отроков? Если Бог всемогущ, почему не уберег народ, доверившийся благодати, от власти Люцифера? Отчего вокруг русского царя, с его давней трехсотлетней династией, помазанника Божьего, почти не осталось никого из преданных ему людей? Куда ж все они в один миг подевались? И что предшествовало бегству с корабля монархии петербуржской и московской элит?» Видно, все сторонники старой империи не отвечали в чем-то чаяниям народа… Поэтому ныне не станем и ратовать за возвращение монархии. Новая монархия в России будет просто глупостью или шутовским балаганом. Хватит уж нам «синдромов Цезаря». Но почему православная Церковь оказалась бессильной, а народ-богоносец стал в жизни язычником-скифом, погнавшим «табун в церковь», охотно бросившимся с гиканьем «мясо белых братьев жарить» (Блок), а заодно уничтожать церкви и храмы, сжигать святые иконы и церковные книги?! Как произошло, задается вопросом о. Вениамин, что «Третий Рим» вдруг превратился в большую тюрьму, «зону» для собственного народа, где одна половина граждан усердно стерегла другую, в агрессивно-преступный рассадник коммунизма, угрожающий всему миру? Как же образовался этот новый, поистине чудовищный суррогат религиозности, эта «дьявольская имитация христианства без Бога» – с новым видом ортодоксии, марксизмом-ленинизмом, с псевдодуховенством (или партией), с инквизицией (политической полицией), выявлявшей еретиков, с новым идолопоклонством – вождю? В православной России стало возможно «новое пещерное варварство, уничтожение всего духовно связанного с самодержавием»? Интересную книгу написал святой отец, но и у него все же не хватило духу на всю горькую Правду.

В. Перов. Проповедь в селе. Фрагмент. 1861

А правда эта заключается в том, что многие представители власти, да и народа были неверующими, по духу и сути недалеко ушедшими от сектантов… Такое случалось в царской России не раз (в XVII веке, между 60-ми годами XVIII века и 1832 г.). Читатель, вероятно, слышал о секте хлыстов. Сюда же можно отнести и явление скопчества. Скопца Селиванова принимал император Павел I (затем отправил его в дом сумасшедших). Розанов удивлялся, как это в России, в эпоху конгрессов, Сперанского и Аракчеева, когда не смела и шевельнуться «не так», «не по закону» ни одна былинка, в Петербурге на глазах высшего правительства явилось сектантское общество и открыто распространялось учение о «Сыне Божием, Иисусе Христе», «вторично сошедшем на землю Искупителе» (седенький столетний старичок). Вот и В. Розанов писал: «Высшие сановники, Кочубей, Голицын, Толстой, Милорадович, ведут секретную переписку об «этом Старике», который нигде в документах не назван по имени по какому-то безотчетному и основательному страху; посылается к нему «для некоторого переговора» директор департамента народного просвещения, сам позднее принявший учение секты…» Философ говорит и о причинах их популярности: «Раскол есть восхождение к идеалу, усилие к лучшему в том самом типе бытия и развития, в котором находимся мы на очень низкой ступени». Староверы, к примеру, отличались особым трудолюбием, трезвостью, тихим, миролюбивым нравом. Они предлагали свою помощь братьям и сестрам во Христе: «Итак, вот христианское братство, взаимопомощь, а у нас homo homini lupus est».[535] Мы не углубляемся в системный анализ (да и старовер – не чета сайентологу), беря лишь общую картину состояния дореволюционного и постсоветского обществ. Несчастных духоборов гоняли с места на место в царской России… Так, в 1894 г. часть духоборов (4300 человек) расселили по аулам в Тифлисской губернии по две-три семьи. Мало того, что народ местный совсем не говорил по-русски, так бедолаг еще и поместили на гнилые земли. В итоге за 3 года тысяча из них отдала Богу душу. Духоборы Таврической губернии – самая богатая часть населения не только Кавказа, но, пожалуй, и всей тогдашней России. Даже бедняки у них имели по 4–5 лошадей и 5–6 голов рогатого скота. Их общественный капитал достигал сотен тысяч рублей. Все они были людьми высокой трудовой культуры (плотники, ткачи, кузнецы, столяры, каменщики, портные), все делавшие своими руками «для создания полной, зажиточной жизни». Однако царизм и духовенство сделали все возможное, чтобы вытолкнуть тружеников вон из России! Не помогли даже уговоры Л.Н. Толстого, и несчастные староверы уехали в Канаду.[536]