Никаких обид и расстроенных выражений переносить не хочу считаю все это грубейшей нечуткостью, неделикатностью и грубостью по отношению к себе и к нашему делу. Если мне приходится без конца бороться за общее дело и за всех, то это еще не значит, что на мои плечи можно нагрузить еще и разбор совершенно ненужных обид, представляющих уже какую-то излишнюю роскошь.

А. Макаренко

ИЗ ПИСЬМА Г. С. Салько (Макаренко)

март 1928

...Поездка за границу (бросить колонию на год!) приблизит меня к педагогическим деятелям, которых я всегда считал шарлатанами и которых

Вы любить не можете. Я всегда думаю так: лучше быть ярким завколом (заведующим колонией), чем сереньким писателем. Вообще: если писать книгу, то только такую, чтобы сразу стать в центре общественного внимания, завертеть вокруг себя человеческую мысль и самому сказать нужное сильное слово. Для этого и за границу ездить не нужно.

Сегодня я как раз прочитал 20-й том Горького#2 - там есть дельные мысли о героях на час и героях на всю жизнь. Как-то неясно горький по этому случаю говорит, что под Харьковом есть колония, и он мог бы много рассказать об удивительных людях этой колонии, но ему лично сделать неудобно... Как видите, и я могу считать себя кандидатом в герои навсегда.

Вы обязательно прочитайте 20-й том Горького.

Я пошел на совет командиров.

8 утра

...Только что с утренней поверки. Вчера вечером была снежная буря, сейчас ужасно холодный ветер. В колонии ни кусочка угля, кое-как топим дровами. Нет, при таких условиях оставаться здесь еще на одну зиму - действительно геройство... И все-таки до черта поэзии в этой колонии им. Горького, нужен поэт побольше Пушкина, чтобы увидеть эту поэзию и уложить в стихи. Сейчас в канцелярии и кабинете греется сотни полторы воспитанников и толкуют о том, что теперь можно без дров жить, потому что скоро весна. Я с ними согласен: вообще без дров перед весной жить можно, но вот сегодня, 11 марта, это довольно трудно...

...Так мы и не вытопили сегодня ни одной печи. Зато у нас сейчас спектакль и жители Куряжа уже послушно стоят в очереди у дверей. Хлопцы мечтают о весне, а я о человеческой жизни...

Г. С. Салько (Макаренко)

15 марта 1928

колония им. М. Горького

...Я не могу найти ни одного слова, чтобы выразить мое состояние. Если бы это ко мне приходило, я сказал бы, что единственное мое переживание - это восторг, благодаря которому я просто потерял способность ощущать сущность всего остального. Это состояние в то же время сообщает мне какую-то явную для меня талантливость почти в каждом моем проявлении, И потом это прекрасное состояние "море по колено".

Под впечатлением всего этого я был вчера вечером... в Наркомпросе... Все зачитывали по тетрадкам свои ответы и вопросы П. Форменное сочинение на заданные темы... Мне пришлось в заключительном слове ругаться гораздо более искренне, чем я хотел. Мою речь выслушали даже чересчур внимательно, и П. должен был заявить: "Чтобы наша публика не ушла под впечатлением речи Макаренко, я скажу в ответ несколько слов".

Хорошо это или плохо для моего дела, пожалуй, даже не так важно. Все это словоблудие не может иметь никаких продуктов. Все зависит от

того, найдут ли другого дурака, который захочет при таких условиях возиться в коммуне Дзержинского. Это я им и сказал в своем слове, да они и сами это хорошо понимали.

Между прочим, меня приятно удивляют комплименты, неизменно расточаемые по моему адресу П., который даже назвал меня виртуозом в организации детства.

Боюсь, что я очень задел N. Сказал:

- Пора уже наконец, удосужиться посидеть в колонии неделю и познакомиться с ее жизнью. Впрочем, по отношению к колонии Горького N по-прежнему в акафистском тоне#1. Но он ничего вообще не знает ни о ней, ни о других колониях, да и сам говорит, что больше полагается на верхний нюх.

Я пишу сейчас в кабинете. народу здесь видимо-невидимо, и я не могу говорить с Вами, как бы хотел. Через каждую строчку приходится разрешать соцвосовские проблемы.

Я таки кое-кого "обдурил" и завтра собираюсь получить 1000 руб. на ремонт и прочее. Кроме того, ОкрДД#2 обещает 100, да еще я жду ответа от Б. и Наркомпроса, куда я понаписывал частные письма.

Коммуну Дзержинского страшно хочу бросить, но поймите мое трагическое положение. Меня ругают, поносят нехорошими словами, а я принужден мучиться совестью, что я не найду, на кого бросить коммуну. Среди педагогов там настоящая паника. N беззастенчиво молол чепуху о том, что в коммуну нужно пригласить "высококвалифицированных педагогов". Татаринов ходит сам не свой и рвется в колонию им. М. Горького. Даже среди старших хлопцев такое настроение, что довольно дурака поваляли, пора и домой.

Мне из всей научной истории нужно выбраться как можно осторожней, чтобы не разбить ничего счастья.

Играют на рапорта. Кончаю...

Ваш А.

Н. Ф. Остроменцкой

4 апреля 1928

Харьков

колония им. М. Горького

Глубокоуважаемая Надежда Феликсовна!

Очень благодарен Вам за присланную книгу. Мое мнение о статье Вашей#1 Вы знаете - она отличается от всех остальных педагогических писаний тем, что она искренна. У нас либо шельмуют педагогический коллектив, либо восхваляют до небес, самыми шаблоннейшими словами воспевают кажущиеся официальные достижения. Ваша статья забирает каким-то душевным, глубоко человеческим тоном. Я лично очень признаетелен Вам за художественно-идейную поддержку.

Правда, от Вашей статьи мне, пожалуй, здесь не поздоровится#2. Нужно

Вам сказать, что меня сейчас едят все, кому не лень. Обследование за обследованием, обьявляют мне выговоры, по округу запретили систему колонии им. Горького, и мне предложили в течение длительного срока перейти на обыкновенную "исполкомовскую". В качестве обследователей приезжают мальчишки, с которыми даже говорить трудно. В то же время не могут не признать, что колония действительно перевоспитывает, что она исполняет свою задачу, что у нее "наибольший комсомол". Ваша статья, конечно, подольет масла в огонь, но я именно поэтому Вам благодарен. Вы сумели показать человеческое лицо моей работы, и, прочитав Вашу статю, я и для себя нахожу какое-то оправдание, а то я было сам себя начинал считать преступником.

Считаю, что было бы очень хорошо, если бы Вы послали Вашу книжку с коротким письмом Максиму Горькому (Italia. Sorrento, Napoli, Massimimo Gorki). Я бы и сам послал, но ему удобнее будет получить от автора. Он очень интересуется нашей жизнью, и беспризорными.

Значит, Вы живете основательно в Москве? Или случайно там оказались? Напишите подробнее, как Вы живете, буду Вам очень благодарен.

Что касается впечатления, произведенного на ребят, еще ничего не могу сказать - Вашу книжку захватили воспитатели.

Я страшно много работаю - сплю не больше 4 часов, хочется отдохнуть. Когда вырвусь, не имею понятия. Напишите, долго ли Вы еще будете в Москве. Где собираетесь быть летом?

Крепко жму Вашу руку

Искренне Вас уважающий А. Макаренко.

P.S. Если Горькому не пошлете, сообщите мне, я сам пошлю.

А.

М.

Н. Ф. Остроменцкой

18 апреля 1928

Куряж

Глубокоуважаемая Надежда Феликсовна!

Спасибо, что пишете. Меня совершенно не удивляет действительно дикая система Вашей колонии - у нас дичи такой на каждом шагу горы. Между прочим, и у нас, даже у людей, имеющих ученые физиономии, появляются идейные нарывчики подвести под соцвос так называемую базу, т. е. попросту оплачивать согласие воспитанников воспитываться. В Ахтырке#1 завели даже для этого какую-то марочную систему. Соколянский#2 по этому случаю в восторге.

Я, впрочем, сдаваться не думаю. К сожалению, совершенно не в состоянии бороться за свою работу в литературе: во-первых, не умею писать так, чтобы меня согласились напечатать, во-вторых, просто некогда. У меня две колонии ведь. Кроме горьковской я еще заведую колонией им. Дзержинского#3. Эту коммуну ГПУ поместило в специально построенном доме,