И не нравится мне, что наши школы называются школами, что наших учеников называют школьниками, что наши школы пронумерованы какими-то страшными астрономическими номерами: 667-я школа, что это мне говорит?

В нашей стране школа должна быть важнейшим моментом в жизни не только детской, но и всего общества. Мне удалось этого добиться для моего учреждения. И я хочу, чтобы вы этого добились.

Я требую внимания к коллективу, себе - и мне это удавалось. В коммуне им. Ф. Э. Дзержинского мы имели духовой оркестр. Это было важно не только в смысле воспитания. Когда шла коммуна им. Ф. Э. Дзержинского, был гром на весь Харьков. У нас было несколько барабанов, тромбоны, причем мы не признавали никаких пианиссимо, играли как можно громче. Дети идут - смотрите!

Я употребил на это дело много энергии, и не только в смысле парадном (мы не встречали другой, равной нам, колонии). Мы не имели ни одного плаката, но имели знамя. Когда ребята со знаменем шли стройной колонной до 8 человек в ряд - это было очень красиво.

Мы строили свое производство так, чтобы к нам ездили, просили, кланялись: продайте, пожалуйста, 10 "Леек". А мы не желаем, не продадим, не продаем такому-то.

Все это очень важно. В глазах каждого ученика все это должно иметь огромный общественный вес. Каждый день мы имели во всех театрах 31 место#3. Надо было, чтобы мои франты для этого умели входить в театр. Они входили в театр с носовым платочком в кармане, с запахом одеколона.

Мы добились права для моих коммунаров ходить потом в театр без билета, так их там любили. Они бывали в артистических уборных, открывали занавес. могли стоять около каждого музыканта, были настоящими хозяевами.

Такой шикарный размах должно иметь каждое детское учреждение, и этого можно добиться красивой дисциплиной, красивой, интересной, большой работой.

Наша школа должна иметь какое-то шефское имя, должна чем-то отличаться от другой школы, должна иметь свое лицо.

Я недавно был в X классе школы им. К. Е. Ворошилова. Спрашиваю учеников:

- Скажите пожалуйста, Ворошилов был у вас в школе?

- Нет.

- Почему?

- Не приехал.

- А куда смотрела администрация, почему не пригласила?

Когда я стал расспрашивать, то узнал, что Ворошилов не играет для них какой-либо особой роли.

Я спросил:

- Вы себя называете ворошиловцами?

- Нет.

Тогда надо отнять имя К. Е. Ворошилова у этой школы.

Ученики этой школы должны быть ворошиловцами.

В Харькове предметом гордости коммунаров служило то, что они были горьковцы, и их гордость в этом отношенеии превосходила все нормы.

Мои коммунары гордились тем, что они дзержинцы. У нас все было пропитано памятью Ф. Э. Дзержинского. И это давало особый тон, особую гордость коллектива. И "Лейка" называлась "ФД", и на груди их был значок: "ФД".

Это дает большой размах школе. Я провел 8 походов. Правда, мне пришлось много поработать с ребятами. Я работал в течение двух месяцев по 4-5 ч. Это антипедагогическое действие, но зато мы могли заказать себе отдельный пароход и мы плавали, как хотели.

Это сообщает коллективу уважение к самому себе и дает мне такое средство в руки, какого не может иметь учреждение, заброшенное в переулке.

Мы должны были совершить экскурсию на Кавказ, причем должны были пройти пешком по Военно-Грузинской дороге. Мы начали подготовку за несколько месяцев. Выбрали маршрут, свою комиссию, шили костюмы.

Но у меня есть общее собрание, которое имеет право предложить не брать в поход какого-нибудь пацана. И вот к июню наберутся таких человек 5. Просишь у общего собрания дать амнистию. - Нет. Для меня это было очень тяжело. Общее собрание не хочет прощать, а для них надо специально оставлять кухарку и т. д.

День отьезда, в 4 ч кончили работать, в 5 строимся, чтобы идти на вокзал. Все уже готово, обоз готов, а в это время какой-нибудь малыш дергает тебя и говорит: неужели мы останемся?

Жалко их, у них слезы текут.

- Антон Семенович, возьмите.

- Да ведь не я, а общее собрание!

Они в тех же костюмах, в каких стоит строй.

Обращаюсь уже к строю: что же теперь их оставить?

- Да как же их брать, у них в обоще ничего нет, (походного) корзинок нет, куда же их брать?

А ребята кричат: все есть в обозе, есть наши корзины, только примите нас.

Их не могли простить в течение всей зимы, но в такой радостный мо

мент, в момент отпуска, в момент начала похода, как их не простить?

И только потом, во время похода, когда воспитанник что-нибудь не так сделает, говорят: ведь мы же говорили, что нельзя тебя брать в поход.

Если бы мне дали такую школу, как у вас, я обязательно наладил бы там производство, вы не представляете себе, как это прекрасно, когда ребята делают нужные вещи.

Работая 4 ч в день на производстве, воспитанники коммуны им. Ф. Э. Дзержинского окупали содержание свое, учителей, театры, походы, костюмы и еще дали чистой прибыли государству 5 млн. рублей. Это, конечно, выгодное дело. Никаких налогов государству мы не платили. Но там был технический интерес, там была ответственность, там был сложный процесс. Приближение коллектива к жизни дает новые основания для размаха, и это вызывает сильное движение души.

Например, приезжает Эррио. Его надо принять. Ты должен чувствовать, что за нами стоит СССР, и каждый это понимает. Ребята чувствовали себя дипломатическими представителями СССР, а перед ними Франция буржуазный мир. Нужно вести себя деликатно, не сдавая ни на копейку уважения к себе.

Я не могу вам советовать делать такие же вещи на следующий же день после организации вашего учреждения, но добейтесь солидности вашего учреждения, добейтесь красоты, добейтесь того, чтобы это было крупное государственное учреждение. И тогда много можно выиграть на нашем советском гоноре. А этого достигнуть не трудно. Для этого нужно 2-3 года хорошей работы и хорошей борьбы.

Теперь отдельные замечания.

Очень трудно добиться, чтобы перестали плевать на пол, но это дело необходимой организации и мастерства. У нас везде поставили плевательницы. Коммуну НКВД еще не открыли, а пришли уже жены чекистов и в каждый уголок поставили плевательницы. Ребята ходили и плевали в каждом углу и вместо плевательниц попадали на пол. Я в конце концов обратился к общему собранию, и общее собрание постановило: человек не верблюд и плевать не должен, а если тебе все-таки хочется плевать - обратись к доктору. Постановили все плевательницы перенести в больницу. У нас не осталось ни одной плевательницы. Эти "верблюды" мучились два дня. Кое-кто плевал, их хорошенько взгрели. И плевать перестали.

Старшим ребятам мы выдавали папиросы, разрешали курить. Это с точки зрения педагогической незаконно, но я с курением "не боролся". Ребята говорили: какой это курильщик, который после каждой затяжки плюет? Я с курением не боролся, но многого добился.

У меня был доктор - Колька Вершнев, бывший беспризорный. Он заявил: курить можно с 16 лет. Если в отряде курили более молодые, то старшие курильщики за них отвечали. Если более молодые продолжалит курить, доктор вызывал и говорил: дай я тебя послушаю. Потом качал головой: посмотри-ка, что у тебя в легких делается. Ты, знаешь, лучше брось курить.

И смотришь, бросил курить. А старшим выдавали казенные папиросы. Самый верный способ - действовать с помощью доктора и разрешать курить.

Что касается термина "игра", то вы не так меня поняли. Не педагог играет, а ученики главным образом играют, педагог только учавствует в этой игре. И тут можно многому подражать из старой школы.

Как ни ругают старую школу, а у нее были прекрасные примеры классовой последовательности. Я присматривался к работе кадетского корпуса. С их дворянской точки зрения и классовой целесообразности это была очень остроумно организованная классовая дворянская игра.

А мы немного очиновничили быт школы. На каждом шагу слышишь официальный термин "учащийся". Что это за учащийся? Что это за название: неполная средняя школа?