— Недоволен!.. недоволен!.. Всем я доволен! Слушай, давай выпьем еще, — вдруг внезапно снова предложил Зайченко. — Ты сам-то, блядь, уже выпил, а мне даже не налил! — с легким укором добавил он, разливая водку.

— Чёрт! Заметил-таки! — с неудовольствием подумал Горбалюк, испытывая нечто, вроде смущения. Налить вообще-то, конечно, надо было. Нехорошо это, одному пить. Не по понятиям. — Да я смотрю: ты весь такой серьезный сидишь, на умняке, — неуклюже попытался оправдаться он и обратить всё в шутку. — Мировые проблемы, блядь, наверное, решаешь. В натуре. Чего, думаю, по пустякам беспокоить!..

— Мировые, мировые! — проворчал Зайченко, чокаясь. — Пей давай! «Мировые»!..

— Да… Видишь ли, Горбаль, — возвратился он чуть позже к начатому им самим же разговору. — Деньги — это, конечно, хорошо, но только до известных пределов. Как и всё в этом мире. Хорошо быть высоким, девушки любить будут, но не три же метра ростом!? Это уже уродство. Так же и с деньгами. Много денег — это хорошо, но когда их очень много — это уже плохо.

— И сколько это: очень много? — с вялой иронией полюбопытствовал Горбалюк. Разговор постепенно переставал его интересовать. Всё это было для него слишком абстрактно. Какие-то отвлеченные материи. «Много!..», «слишком много!..».

Пожил бы ты, как я! — с внезапной завистью подумал он. — От зарплаты до зарплаты. Которую еще и не платят, к тому же! Когда детей кормить нечем. Сразу бы по-другому запел! А то, тоже мне, богатая личность! «Деньги — это неотъемлемая часть меня»! Еще как отъемлемая! Повезло тебе просто, вот и всё. Попал в струю, оказался в нужное время в нужном месте — вот и разбогател. Чисто случайно. Как и всё в жизни бывает. Всё же у нас так! На уровне везения. Случайности. Повезло, не повезло. Ну, повезло тебе — молодец! Сиди тихо и радуйся. Но чего великого-то из себя корчить? «Титана мысли»! «Отца русской демократии»! И перед кем? Передо мной! «Я — это я!» Вот именно, что ты — это ты! Что я тебя, не знаю, что ли? Знаю, как облупленного. Сколько водки вместе выпито, сколько тёлок вместе выебано!.. «Чувих». Такой же ты, как я. Ничем не лучше. Но я почему-то… А-а!.. да провались оно всё пропадом!! Зря я сюда приехал!

— Миллиарды — это уже плохо, — услышал он между тем голос Зайчика. — Миллионы — еще нормально, хорошо, но миллиарды — уже плохо. Всё доступно, а потому ничего не хочется. Даже на уровне понтов. Потому что и понтоваться-то уже не перед кем. Все давно остались далеко позади. У обычного человека всегда какая-нибудь мечта голубаяесть. Мерседес, там, какой-нибудь шестисотый себе купить, супернавороченый!.. А когда ты их можешь хоть тыщу штук завтра купить, этих Мерседесов… Выясняется, что на хуй они тебе нужны!! Тоска, в общем, зеленая.

— Да-а!.. серьезные у тебя проблемы! — совсем уже откровенно-насмешливо заметил Горбалюк, пережевывая какую-то, приглянувшуюся ему хитрую рыбку. Рыба, впрочем, была вкусная. — У обычного человека, между прочим, предел мечтаний — это всего лишь подержанная иномарка бэушная, в лучшем случае. А «Мерседес шестисотый супернавороченый» — это для него уже из области чистой фантастики. Сказки! 1001-й ночи. Джинны, гурии, эмиры… шестисотые мерседесы… Это тебе так, к сведению…

— Да нет, я понимаю, конечно! — как-то виновато засуетился Зайченко и опустил глаза. — Как говорится, «у кого жемчуг мелкий, а у кого есть нечего». Или как там правильно? Конечно, бедность еще хуже. Кто спорит! Там свои проблемы. Но и деньги — это тоже… я тебе скажу… знаешь ли… не панацея… Счастья, по крайней мере, они не приносят, это уж точно. Можешь уж мне поверить. Знаешь…

— Слушай, Зайчик! — бесцеремонно перебил своего бывшего друга Горбалюк и посмотрел на него в упор. — А чего ты меня пригласил-то? А? Столько лет не объявлялся, а тут вдруг? Покрасоваться захотелось? Полюбоваться самим собой? Самолюбие собственное потешить, пощекотать? Лишний раз великим себя почувствовать?

— Ну… это… не совсем так… — после длинной паузы, с видимым усилием ответил Зайченко. Лицо у него закаменело, на скулах заиграли желваки. Он явно не привык, чтобы с ним так разговаривали.

(Да пошел ты! — беззаботно подумал Горбалюк, с каким-то даже любопытством за ним наблюдая. Мир вокруг уже слегка покачивался. Горбалюк чувствовал себя совершенно свободно и раскованно. — Потерпишь! Переживешь. Тоже мне, царевна-недотрога! Не сахарный, не растаешь!.. А деньги твои я в рот ебал! Можешь их себе в жопу засунуть!)

— Чего мне собой любоваться? Я уже эту стадию давно прошел. И прекрасно знаю себе цену, — Зайченко несколько пришел в себя и заговорил уверенней. Лицо у него чуть расслабилось. — Просто устаешь от всеобщего поклонения. Когда все вокруг с тобой сразу же соглашаются во всём и в рот тебе смотрят. Захотелось хоть с кем-то в кои-то веки на равных поговорить, пообщаться. Как в старые добрые времена.

— Брось! — махнул рукой Горбалюк и снова налил себе водки. Полный бокал. «Вздрочь»! Помедлил немного и налил также и Зайченко. Тот не возражал. — Давай! — чокнулись. Выпили. — Какой у нас с тобой может быть теперь разговор «на равных»?! — продолжил он через секунду начатую фразу, едва проглотив, почти не жуя, огромный кусок ветчины и отхлебнув немного сока. — Кто ты и кто я? Всё ты прекрасно понимаешь, чего комедию-то ломать? «Пообщаемся!..», «На равных!..», «Как в старые добрые времена!..» Ага! Как же! Может, мы и этот стол тогда уж заодно оплатим пополам? «Как в старые добрые времена»?

— Слушай! — тоже повысил голос Зайченко. Он, похоже, всерьез наконец разозлился. — Чё тебе от меня надо? Чего ты ко мне вообще приебался?! Как последняя пизда!! Я тебя пригласил, как человека…

— Скажи уж прямо: осчастливил! Снизошел, бог! Спустился со своего кремлевского Олимпа! — Горбалюка уже несло. Остановиться он теперь уже не мог да и не собирался останавливаться. Всё-таки литра полтора на двоих они уж точно выпили. А то и больше. Какую мы бутылку-то пьем? «Тогда в нас было — семьсот на рыло!» — вдруг неизвестно к чему всплыли в памяти слова из известной песни. А чего там дальше?.. «Потом портвейном усугубили…» — Слушай, Зайчик! — внезапно прервал свои обличения Горбалюк. — А у тебя «Кавказа», случайно нет?

— Какого еще «кавказа»? — ошалело уставился на него Зайченко. Он даже злиться забыл.

— Ну, как у Высоцкого, — счастливо засмеялся Горбалюк. — «Потом портвейном усугубили». У тебя нет «Кавказа»? Чтобы «усугубить»?

— Нет у меня никакого «Кавказа»! — ворчливо буркнул Зайченко. — Водку пей. Чего тебе «усугублять»!? Ты уж и так хорош. Нарезался, свинтус!..

— Сам ты свинтус! — обиделся Горбалюк. — Тоже мне аббссстинент…

— Кто-кто? — насмешливо прищурился Зайченко.

— Аббссс… аббс… Ну, не важно! Ладно, хорошо, пусть я нарезался. Пусть! Но послушай, что я тебе скажу!..

— Чего тебя, алкаша, слушать… — пробормотал Зайченко, пытаясь налить себе сока. Половина сока при этом оказалась на скатерти. Зайченко не обратил на это ни малейшего внимания. Он уже тоже был прилично пьян.

— Ты послушай, послушай! — с пьяной настойчивостью повторил Горбалюк и даже попытался схватить его за руку.

— Ну, чего? — поднял на него глаза Зайченко.

— Знаешь, в магазинах юбилейным посетителям призы раздают? Ну, стотысячному, там, миллионному?..

— Ну, и что?

— Ну, вот и ты просто оказался в магазине жизни таким посетителем. Юбилейным лохом. Стотысячным! Случайно в этот момент тебя туда занесло. Пивка купить заскочил! Опохмелиться. И тебе вдруг выдали суперприз. Деньги… положение… Дворцы… яхты… А теперь ты всем вокруг впариваешь, что это не вдруг! Не случайно было! Что это ты такой умный и хитрый уже тогда был, всё заранее просчитал и решил именно в этот момент пива выпить! Да и вообще пиво было только предлогом. А на самом-то деле!.. О-го-го!.. Тьфу!! Смотреть на тебя противно! Тошно. Как ты от важности пыжишься и жить всех нас с телеэкранов учишь. А чему ты «научить»-то можешь? Как в магазин вовремя за пивом зайти? Чтобы миллионным лохом стать?