Шестого дня, первого месяца лета, две тысячи шестого года в Москву прибыл достопочтенный иностранец. Прибыл он по личной просьбе крупного российского предпринимателя Владислава Марьянова, поэтому для широкой общественности приезд его остался незамеченным.

В английском твидовом костюме и коричневых кожаных ботах, он прогуливался по центру Москвы. Несмотря на ранее лето, погода была чрезвычайно жаркой, и костюм иностранца вызывал недоумение на лицах встречавшихся ему москвичей. Его это, однако, не раздражало, да и одежда, по всей видимости, не доставляла никаких неудобств. При такой жаре лицо иностранца оставалось совершенно сухим, никакой испарины не проявлялось на нем. На левой руке иноземного господина особо привлекал внимание изящный перстень с глубоко утопленным в золото голубым сапфиром.

«Магнифисент», «требъян», «белиссимо», «всри-велл» — то и дело произносил иностранец, смешивая превосходные степени одобрения всех европейских языков. Сразу было видно, что зарубежный гость давно не был в столице и теперь оказался приятно удивлен, если не сказать поражен увиденным. Москва ему понравилась, и на его лице можно было прочитать странное удовлетворение.

Гость бродил по центральным улицам, заходил в переулки и незаметно для себя очутился около старого московского ресторана. Теперь он оказался не один, а в сопровождении господина, повадки которого сразу обнаруживали в нем слугу.

Они неторопливо выбрали стол в дальнем углу ресторана. Официант тотчас принес меню, раскланялся и удалился.

Иностранец открыл меню, быстро просмотрел закуски, первые, вторые блюда, удовлетворенно промычал себе под нос и перешел к карте вин.

— О, Любезный, ты только посмотри, старинные итальянские вина, пожалуй, стоит взять бутылочку.

Да, Магистр, смотрите, — и неожиданно подпрыгнул, — в Москве теперь подают «Фалерно», и нет никакой надоб-ности тащить его из Италии, сколько Пегасов загнали в прошлый раз, чтобы привезти это чертово вино.

— Да, да, Монсеньор, — встрял в разговор внезапно появившийся неизвестно откуда господин в кожаном сюртуке и ботфортах, — жалко лошадок.

— Каких Пегасов, Любезный, ты ошалел, мне иногда кажется, что я самый нормальный среди вас, хотя должно быть вроде наоборот.

— Да, простите, Монсеньор, в Москве такой пьянящий воздух.

— Иностранец одобрительно развел руками в воздухе:

— Конечно, такой же пьянящий, как и «Фалерно», а ты говоришь, что Москва не Рим.

— Да, Милорд, не Рим.

— Возможно, но город процветает, да и москвичи мне понравились. Столько прекрасных зданий, в которых живут люди. Кстати, ты нашел нам жилье?

Это не составило большого труда.

Это почему? — как-то обреченно спросил иностранец у своего собеседника.

Извольте, я уже неделю в Москве, но так и не понял, для кого здесь строят. Все эти красивые здания наполовину пусты, и я выбрал нам прекрасную гостевую комнату без всяких хлопот.

— Если я тебя правильно понял, Любезный, в этих домах никто не живет. Значит, они никому не нужны?

— Напротив, Монсеньор, желающих иметь квартиру, как и прежде, более чем достаточно.

— Так в чем же дело?

— Все банально как мир, Милорд, все это стоит таких денег, что мало кто может себе это позволить.

— Но это же вздор, нужно делать так, чтобы те, кому нужны квартиры, могли их купить, разве я не прав?

— Да, Монсеньор, правы, правы, как всегда, но…

— Но?.. — спросил сурово Магистр.

Разговор прервал человек в белоснежной ливрее, который принес вино. Он представился соме-лье ресторана и был несказанно рад обслуживать таких изысканных господ:

— Прекрасный, прекрасный выбор, — затараторил сомелье, — Falerno del Massico, очень редкое вино в наших краях. Его почти никогда не заказывают, только знатоки.

Он надел белые перчатки, бережно, боясь повредить пробку, продел штопор и тихо, без шума вытащил ее. Аккуратно взял бутылку и разлил буквально по глотку.

Вино брызнуло в бокал тяжелыми каплями. Сомелье поднес вино на пробу иностранцу. Тот быстро выпил, одобрительно кивнул. Сомелье быстро наполнил бокал на половину и уже хотел поставить бутылку на стол, как Магистр стиснул его руку и заставил налить бокал до краев. На удивленный взгляд сомелье ответил Любезный.

— Месье устали с дороги, им простительно.

Магистр осторожно поднес переполненный бокал к губам и буквально осушил его. Тут же повеселев, произнес:

— «Пьяной горечью Фалерна, чашу мне наполни, мальчик! Так Постумия велела, председательница оргий».

За столом воцарилась тишина.

— Вы поэт? — глупо спросил сомелье.

— О, Милорд, какие прекрасные стихи, браво, — завопил Любезный.

— Болваны, это не мои стихи, это Катулл из твоего любимого древнего Рима, — сурово произнес Магистр.

Сомелье пытаясь понять, кто такой Катулл, сделался еще более глупым и, не зная, что сказать, спешно удалился.

Ресторан незаметно наполнялся людьми. Магистр осмотрел зал и продолжил прерванный разговор:

Прекрасное местечко, не так ли, Любезный?

Да, Монсеньор, а кухня, я вам должен отметить, одна из лучших в Москве.

В этот момент какой-то господин за столиком в центре зала начал громко рассуждать:

— Нет, ну ты мне тогда скажи, а кто писатель, кто?

Его собеседники, два важных господина, в потрепанных костюмах, с козлиными бородами, успокаивали его:

— И ты, Егорушка, писатель, и ты тоже, но они лучше.

— Кто эти «они», дайте на них посмотреть, чем они лучше-то. Это же все писаки — враки, а я, я внес лепту в русскую литературу.

— Конечно, внес, Егор, — грозно сказал один из собеседников шумливого писателя.

— Внес-то ты внес, а толку от этого как с козла молока, — завершил второй.

— А, вот вы как заговорили, вам толк подавай деньгами, а не душами.

— Какими душами, Егорушка, кто видел-то твои писаки…

— Это не писаки, а трилогия, эпос.

— Конечно, эпос, кто спорит, возможно, даже эпопея, но ведь кто это все читал?

Егор зло нахмурился и накрыл ртом стограммовую рюмку из чешского хрусталя. Не успел он проглотить водку, как рюмка выскочила из его рук и торжественно разлетелась об пол ресторана.

Егор громко выругался в рамках литературных приличий и схватил за лацканы пиджака владельца неприглядной козлиной бороды.

— А ты читал, ты все читал — от и до?.. Говори, сукин сын.

Солидный господин в потертом костюме ошалело взирал по сторонам, не зная, что делать.

— Говори, ты все читал? — Егор стал невменяемым.

Владелец козлиной бороды не мог произнести ни слова и лишь боднул головой в знак отрицания.

— То-то и оно, что не читал, а в душу мне лезешь… пошел вон, халдей..

Дальше ничего особенного не произошло, и вся троица дружно опрокинула по очередной рюмке водки. Им тут же принесли горячее — свиную корейку в сыре с овощами, и литераторы, узрев-таки истину, погрузились в свои тарелки.

Иностранный господин с удивлением наблюдал за разговором писателей.

Скажи мне, Любезный, а ведь они все те же, и как им не надоело.

Монсеньор, надоело Вам, потому что вы видели это сотни раз, а они переживают все это впервые.

— Конечно, самое интересное в жизни человека — это то, что с ним еще не случалось.

Магистр спокойно оглядел зал и спросил:

— Ты знаешь, кто этот господин?

— Да, Монсеньор, он здесь бывает почти каждый день, это писатель Егор Краснов, написал трилогию — романы «Ступени», «Этажи», «Выси». Обожает спорить и есть без меры.