Грэнт размышлял. Он был одинок, оскорблен и обманут. Ему было жалко себя. Все свалилось на его голову так внезапно. Покинув Анабел, он отправился в Лексингтон: ему не хотелось возвращаться домой, не испробовав виски во всех тавернах города. Возвращаясь в Туманную Долину и положившись при этом на инстинкт лошади, Грэнт громко жаловался на все бедствия и неудачи, приключившиеся на его веку.

— Сначала умерли отец и мать. С этого все и началось, я полагаю. Мне пришлось заботиться об имении, о себе и о Тэде. Тэд всегда нарывался на неприятности… или еще чего-нибудь… Эх, знал бы я, чем кончит этот бездельник со своим дружком Уидмарком в Новом Орлеане. Знал бы я, что с ним приключится такое несчастье. А теперь и его нету. Знал ли он, что я ему все простил? Да, я был безумцем! Он мой брат, и я никогда не верну его. Теперь я не знаю, ни где он, ни как он, ни, черт побери, жив ли он! К дьяволу все! Почему все, кого я люблю, уходят и покидают меня? Сначала моя семья, теперь Анабел, хотя на самом деле я не любил ее. И даже потерял половину моего дома и хозяйства, и лошадей тоже! Может ли столько выдержать один человек?

Он ободряюще потрепал лошадь по холке и продолжил свой плаксивый монолог, словно животное понимало его жалобы.

— А затем кто-то приходит, вальсируя, в мою жизнь, но это двуличная женщина — обманщица Аманда. Настоящая проститутка, если я что-нибудь понимаю. Мед, а внутри камень!

Грэнт пьяно засмеялся над своим собственным неудачным каламбуром.

— Знаете ли вы, что она звала меня коннозаводчиком? Нет, кажется, это я называл себя коннозаводчиком. Она звала меня жеребцом. Притом красивым жеребцом. Хорошо, я думаю, что после всего это не так уж плохо, не правда ли, старина? — Он еще раз потрепал лошадь. — Своего рода комплимент, если к этому правильно относиться. И она — тоже красивая кобылка, даже если она и считает себя леди.

Он запыхтел:

— Ха, леди! Это же смех! Я сомневаюсь, что я знаю, что такое леди. С одной стороны, Аманда похожа на проститутку: и красит ногти, жует резинку, ругается, как погонщик мулов — и она вдруг девственница, невероятно! А тут — хорошенькая, маленькая, невинная Анабел, красавица Лексингтона, из хорошей семьи и с без… безу… безупречными манерами. Она ни… никогда не сказала бы «говно», даже если бы ей набить им рот и… и она ходит в церковь каждую неделю, как часы, и она, ей Богу, большая проститутка, чем Аманда! Наставила мне рога, она сделала это. Мне! Со своим конюхом!

Теперь скажи мне, кой черт мог предположить сделать это? Я расскажу тебе в чем дело. — Он продолжал отвечать на свой собственный пьяный вопрос. — Все женщины в сердце — Иезавели. Неверные, как ветер, и опасные, как гремучая змея. Они несут беду, я говорю тебе. Все неприятности, все из-за них. Но я знаю, как вернуть имение назад и обмануть судьбу. Вот увидишь, я сделаю это.

Когда Грэнт подъехал к дому, слез с лошади и ввалился в дом, он в третий раз исполнял во весь голос «На старой дымовой трубе», нещадно фальшивя. Он с воодушевлением пел об «обманутых любовниках» и о том, что нет «девушки на десять тысяч, которой можно доверять».

Он взобрался на середину лестницы, держась для верности за перила, когда наверху лестницы появились Аманда и Чалмерс. Чалмерс бросил на Аманду красноречивый взгляд, очевидно, смущенный тем, что Аманда стала свидетелем такого состояния Грэнта.

— Кажется хозяин поглотил сегодня вечером немного лишнего, — предположил он неуверенно.

— Хозяин пьян в стельку, и несет от него, как из бочонка с виски, — сухо поправила Аманда.

— Хозяин просит отметить, — ответил Грэнт обоим, тщетно стараясь передвинуться на следующую ступеньку. — Я не пьян.

— Это расскажи кому-нибудь другому, — попросила Аманда.

— Я просто немного расклеился на время.

Посмеиваясь, она спустилась на ступеньку, чтобы поддержать его.

— Тебе помочь, Грэнт?

— Пусть меня застрелят, если я когда-нибудь попрошу помощи у женщины.

— Чалмерс, — сказала Аманда с мягким смешком, — сварите, пожалуйста, крепкий черный кофе.

— Ведьма! — проворчал Грэнт.

— Что ж, каждому из нас приходится нести свой крест, — посочувствовала она.

— Вы не знаете и половины.

— Я чувствую, ты хочешь просветить меня, тогда почему бы не подняться в кабинет, чтобы ты мог все рассказать тете Аманде?

Почти таща на себе, она довела его до софы, на которую он и опустился не в силах больше сделать ни шага.

— Я принял решение, Аманда, — сказал он ей, вглядываясь в нее налитыми кровью глазами. — Можешь ты понять это? Иногда обстоятельства выходят из-под контроля. Из-за них я потерял все. Моих родителей, моего брата, уважение к себе, половину Туманной Долины. Даже Анабел. Это не может продолжаться. Ты знаешь это.

Нахмурив брови, Аманда покачала головой:

— Конечно, нет.

«Что это он такое бормочет? Что это за чепуха о потере Анабел?»

— Я понимаю это, Аманда. Я снова должен взять себя в руки. И ты мне можешь помочь сделать это.

— Если ты хочешь.

Он взглянул на нее исподлобья:

— Я знал, что ты согласишься. Я знал, что могу рассчитывать на тебя. О Боже!

Аманда прикрыла глаза и потрясла головой.

— Очень забавно, — согласилась она.

— И очень уместно, поскольку мы собираемся играть в карты.

— В карты? Мы?

Он кивнул, его голова дернулась, как у бобра, ловящего рыбу.

— Да. Ты собираешься дать мне шанс выиграть назад долю Тэда?

— Нет. И не подумаю. Ты что, сдурел?

— Аманда! Ты сказала, что поможешь мне. Ты не можешь взять свои слова назад.

Он говорил плачущим тоном, словно это был не гордый Грэнт Гарднер, а маленький мальчик, вымаливающий игрушку.

— Хочешь рискнуть?

— Это я и пытаюсь объяснить тебе. Рискнуть. Условия. Ты будешь меня слушать теперь?

— А есть ли у меня выбор? — засмеялась она.

— Вот план. Мы играем в покер, и победитель получает все имение. И чтобы подсластить пилюлю, если я выиграю, ты должна будешь остаться и стать моей любовницей. Принимаешь вызов?

— Потрясающе! — Она ухмыльнулась. — Но только в случае моей победы — ты остаешься управляющим.

— Значит, ставка принята?

— Не совсем. Во-первых, объясни мне, чтобы я поняла, почему ты вдруг так захотел рискнуть оставшимся у тебя состоянием?

— Я дошел до точки, разве ты не видишь?

— Похоже, что ты окончательно сошел с ума, Грэнт.

— Далее. — Он отступил. — Я владею только половиной своей собственности. Из-за тебя оставшаяся половина придет в упадок вместо того, чтобы приносить доход. Так больше дело не пойдет. Хозяин у имения должен быть один. И если ты не дашь мне выкупить обратно половину, тогда остается лишь одно. К тому же, — добавил он с нахальной улыбкой, — место женщины — в постели мужчины. А не за письменным столом.

— Твоя обычная манера весьма к тебе располагает, — ввернула она с притворным одобрением. — А что, если ты все потеряешь? Что, если выиграю я, Грэнт? Что будет с тобой? С твоей мужской гордостью?

— Ха! — уныло продолжал он. — Какая гордость? Маленьким я потерял все в навозной куче! Моя прислуга не уважает меня больше.

При этом он угрюмо посмотрел на Чалмерса, который расставлял кофейный сервиз на столе перед диваном, затем перевел сердитый взгляд на Аманду:

— Ты высмеивала каждый мой шаг. А теперь и Анабел обманула меня со своим конюхом.

— Что она сделала? — в один голос воскликнули Аманда и Чалмерс.

— Эх! Сегодня утром я застиг их на сеновале. Они совокуплялись, как свиньи. Единственное утешение, что я еще не успел поговорить с ее отцом о свадьбе. Теперь отпали все вопросы.

— Если бы так! — заявил Чалмерс. Аманда не знала что и сказать.

— И они оставили меня в дураках, потому что это длится уже полгода, а я и не догадывался, — жаловался Грэнт. — Она смеялась надо мной на полпути к алтарю, уверяя, что беременна от меня!

— В самом деле? — встревожилась Аманда. Сердце ее упало.

— Беременна? Да. От меня? Нет. И, опережая ваши глупые вопросы, позвольте мне заверить вас, что я не настолько слаб в арифметике, чтобы попасться на удочку. Ребенок не мой.