– Это моя земля, мой шатёр и я здесь хозяин. Звать меня Алексей. Если не по нраву, то идите дальше. – Как можно громче крикнул в ответ, жаль, получилось не очень грозно.
– Меня кличут Пахом сын Ильи, – подал голос мужичок в зелёной рубашке, – я гость из Новгорода. Алексей, ромей, что ли? Говоришь диковинно.
– Не ромей я, русский, сын Николая из Мурманска.
Вот ещё, причём тут ромей, ну греческое имя, защитник означает. Но кто за язык-то тянул? Вся затея с византийским прикрытием пошла прахом. Растерялся и не смог соврать. Однако отрицание его предположения ни сколько не удивило оппонента. Лишь вызвало усмешку.
– Лады, «не ромей» Алексей, дозволь пристать к твоему шатру. – Пахом показал за своей спиной раскрытую ладонь. Знак означал, что ротозея покуда вязать не будем, всё слишком мутно и надо осмотреться. Показал бы кулак, история закончилась бы, не успев начаться. – До вечера к Погоновичам мы не успеем. Устали гребцы. Добро?
– Милости прошу к нашему шалашу. Только негоже оружием угрожать, пусть луки твои люди опустят. Причаливайте левее моей лодки. Вас никто не тронет.
Рея с парусом поползла вниз, разместившись на специальных стойках, похожих на большие рогатки, после чего на ладье сделали пару гребков, и она упёрлась носом в песок под острым углом к берегу. Как раз в единственное доступное место. Видимо, стоянку купец знал, не соврал. Гребцы без команды стали сушить вёсла и складывать по бортам судна. На берег соскочили двое с ножами, лучники остались на месте, стрелы держали в руках, головы задраны, посматривают, кабы кто сверху не появился. Вскоре с ладьи спустили сходню, и по ним сошла часть команды, сразу направившись к террасе возле леса. Хотя, на мой взгляд, могли бы и перепрыгнуть через борт. Не такой он и высокий. Купец ступил на землю одним из последних. Остановился и стал внимательно рассматривать резиновую лодку. Остальные косились на выкрашенный, корявый, по их мнению, плот, чуть в стороне от хозяина. Надо было завязать разговор, да хоть выпить, что ли, предложить, но только не молчать.
– Откуда путь держите и куда идёте, Пахом Ильич? – Нашел выход из положения, не придумав ничего лучшего.
– С Деличей идём, в Мстиславле были давече, – отвечал купец, – завтра в Погоновичах поторгуем, затем в Ковшарах, а оттуда уже и к Смоленску подадимся.
– И как торг?
– Да какой там торг, – Ильич махнул рукой, – так… звук один. Все только продавать хотят. Не желают людишек брать, дорого, говорят. А поди, попробуй их излови сначала. Евстафий, – крикнул Пахом Ильич, – выведи полон. Неча им в ладье париться.
Пленников вывели на берег и усадили подальше от основного лагеря, рядом с валунами. По одному их виду стало понятно, отчего торговые дела у купца не блещут. Тем временем новгородец приблизился к тележке, внимательно осмотрел колёса, принюхался, стукнул ногтем по металлу, удивился, а потом подошёл к надувной лодке. Разглядывая её несколько минут, он потрогал пальцем борт и, когда ощутил мягкость резины, отдёрнул руку.
– А что это у тебя такое? На плот не похоже, борта пузатые как брёвна, вёсла короткие.
– Это самодвижущаяся чудо-лодка. Пахом Ильич, хочешь, прокачу на ней с ветерком?
– И на что мне это? С ветерком, мне и своей ладьи хватает. – Явно заинтересованный, но стеснявшийся проявить любопытство Ильич покраснел. – А почему чудо?
– Как прокатишься, так и поймёшь. Возьми с собой одного их своих людей и садись вон на ту лавку ближе к носу.
– А грести на плоту, кто будет? – с удивлением вопросил купец, – Кто ж загребным на свою лодку чужака сажает?
– Никто грести не будет. Постарайся расслабиться и не пугайся шума.
В голове стал созревать план возможного бегства от камня. «Вот оказывается, с кем меня случай свёл – с работорговцем. Если этот «гость из Новгорода» проявит агрессивность, придётся стрелять. А без главаря и команда не команда, – подумал я, – главное подальше отплыть, переждать, а потом, можно и вернуться обратно. А ведь какой шанс добраться до Смоленска, эх!».
– Это я-то спужаюсь? – усмехнулся купец. – Я в Бирку позапрошлым годом ходил и не пугался. А там это не тут. Ефстафий, дай-ка мне свейский нож, да дрова для костра сообразите. Савелий, айда со мною. Грек да с ветерком? Шутник небось.
Выдернув костыль, державший лодку, я забрался на корму и устроился возле мотора. Пахом и ближний к нему охранник залезли на нос лодки, купец разместился спереди. Крепенький мужичок, которого назвали Савелий, за ним, лицом ко мне. Остальные столпились на берегу, поглядывая по сторонам. По моей просьбе оттолкнули, и мы стали дрейфовать по течению. Подсобив веслом, я вывел лодку параллельно берегу, после чего винты двигателя в воду, ручку руля выставил ровно, и кнопкой завёл мотор.
Брых-тых-тых-тых! – взревел двигатель, заглушая все разговоры.
Вспенив за кормой воду, «Стриж» резко стал набирать скорость, от чего купец чуть не завалился на спину. Люди на берегу от неожиданности замерли. Метров пятьдесят мы прошли против течения, сделали круг по реке и причалили к берегу у ладьи.
– Бросай конец! – крикнул я, – Пахом Ильич, твою нехай! Конец бросай на берег!
– А, что?
– Верёвку белую, что под ногами лежит. Пусть подтянут нас.
Купец и охранник сидели, не двигаясь, схватившись за борта. В итоге пришлось буквально выскочить носом на песок, и соратник купца, передававший ему нож, наконец-то сообразил взяться за трос, закрепив лодку на берегу. Приглашать пассажиров на сушу было бесполезно. Стуча зубами, Ильич вылезал с помощью Савелия, который шустро выпрыгнул, как только «Стриж» оказался зафиксирован. Катание по воде вышло действительно чудесным. С минуту все приходили в себя.
– Никогда я так быстро… как щука, да что там щука. Быстрее птицы. Во! – Пахом изобразил, как летают птицы. – Чуть в порты не нахезал.
Но эйфория длилась недолго. Купец сотворил движение правой рукой, вроде как знак подал, не углядеть, после чего внимательно посмотрел на нос лодки. Скорости, с которой он прокатился, можно было теоретически достичь только привязав плавсредство к табуну лошадок. Новгородец явно искал подвох с верёвкой и, не обнаружив искомого, стал поглядывать по сторонам, даже задрав голову в небо. Стоявший рядом с ним Савелий вслух ничего не сказал, но от напряжения весь вспотел. Обстановка снова стала нервозной, вокруг меня потихоньку собирались люди, окружая со всех сторон. Плот оказался не таким простым, а вот насколько – предстояло решить всем миром.
– Слышь, Лексей, а ты часом не водяной? Сплоток чудный, сам весь зелёный, словно в тине вымазан, запах не наш, не людский.
Новгородец говорил размеренно, пытаясь скрыть волнение от пережитого путешествия, внутренне вздрагивая от каждого шелеста деревьев и треска сухих веток. Однако с каждым словом голос его становился всё увереннее и крепче. Я залез за пазуху и показал крест на цепочке. Кто знает, что взбредёт в голову местным. А насчёт одеколона промашка вышла.
– Где ж ты водяного с крестом православным на груди видел?
– Нечисть, она разная бывает, – сквозь зубы пробурчал купец, – хитростью и коварством людей честных соблазняет.
– Тебе виднее. Только я здесь хозяин, а ты гость, и негоже меня с водяным сравнивать. Так и обидеться недолго. А лодка сия – творение рук человеческих.
– Это я вижу, вон, клеймо мастера стоит, – новгородец ткнул пальцем в надпись на борту лодки, – однако не прост ты человек. Аневож один здесь? – поинтересовался купец будто невзначай, но было заметно, словно какое-то взвешенное решение принять нужно, да информации маловато. Так и у меня её с гулькин нос, однако рассказывать всё начистоту меня никто не неволит. Пусть уж будет такой паритет, как есть, поэтому на неудобный вопрос лучше отвечать завуалированным под вопрос ответом. А ещё лучше – сразу перевести разговор на другую тему.
– А если с целой бандой, то что? Как у нас говорят: худой мир лучше доброй войны. К чему такие вопросы? Если б я захотел, мы бы и не встретились, а если я к берегу вышел, знать, интерес у меня образовался. Вот ты говоришь, что торгуешь, так и я этим иногда промышляю. Поведай мне лучше, Пахом Ильич, что продаёшь, что покупаешь?