На шоссе не было ни души. Единственными звуками в этой гнетущей тишине (помимо ее торопливых шагов) были рулады лягушек. Удивительно, насколько разнообразным порой может быть их кваканье. Люди почему-то думают, что все лягушки квакают в унисон — что абсолютно неверно.

Господи, ну когда, когда же, наконец, ей вернут машину из ремонта? Уже прошло три недели — и последние две из них она слышит по ночам этот грузовик. Каждую ночь! Надо было не жалеть денег на эвакуацию и отвезти покореженную машину к кому-нибудь более надежному, а не к этому Джаррету. Его мастерская была ближе всего к месту аварии, но на ближайшие тридцать миль, его заведение являлось, наверное, самым убогим.

Но ведь она же не знала, что счет за ремонт машины оплатит не кто иной, как Уиллард Эллисон, правда? Откуда она могла знать, если она опять вышла на работу только через неделю после того, как машину отвезли в мастерскую?

Да Бог бы с этим делом, пусть только они поскорее закончат ее ремонтировать. Только бы побыстрее получить назад свою машину, потому что она уже до смерти напугана этими ночными пешими возращениями — ещё немного и ей придется из-за них бросить работу официантки. А этого допустить никак нельзя, поскольку того, что она получает в аптеке за свой неполный рабочий день явно недостаточно. Они тянут резину и заявляют, что у них, видите ли, нет запчастей. Чушь какая! Вдоль дороги полно разбитых «Датсунов» и запчасти наверняка можно найти.

Может сегодня (хотя бы сегодня!) грузовик не появится? Или если появится, то пусть это будет после того, как она придет домой? Господи, прошу тебя, пожалуйста…

Судя по всему, Господь сегодня был не в настроении внимать мольбам напуганной официантки — она услышала шум приближающегося трейлера.

Дженни остановилась. Дрожа как лист под ветром, она обернулась и глянула на шоссе. Естественно, она ничего не увидела. Она никогда его не видела. Но всегда слышала.

Это был тот же самый шум мотора, который она слышала, когда не справилась с управлением и улетела в кювет. И она знала, что это тот же самый грузовик. Люди полагают, что все моторы звучат одинаково, но на самом деле это не так. По крайней мере, для нее это было не так, а уж она-то знала, поскольку с самого рождения жила в двухстах ярдах от шоссе. Каждый большегруз звучал по-своему — так же как и все лягушки звучат по-разному.

Шум, обрушившийся на нее, был целой симфонией разных звуков. В нем был визг покрышек на бетоне; к ним примешивался грозный рык мощного дизеля, работающего на предельных оборотах. Был даже слышен свист воздуха, рассекаемого невидимым прицепом.

От надвигающегося тяжелого трейлера дорожное ограждение завибрировало — а Дженни ещё не успела дойти до его конца. Времени у нее оставалось совсем чуть-чуть. Она была слишком напугана, чтобы закричать — инстинктивно она отпрыгнула за ограду, приземлившись на скошенную кучу травы. Лихорадочно поднявшись, она в панике побежала подальше от полотна, ощущая, как большегруз дернулся в её сторону. Может он хочет проломить ограждение и догнать её? Она была уверена, что если бы он хотел, он так и сделал. Но грузовик выровнялся и улетел вперед по шоссе.

Она чувствовала, что если бы она могла увидеть этот трейлер, то узрела бы его в каких-то дюймах от собственного лица. И за рулем, конечно, сидел бы он — глядя на неё и давая понять, что не в этот раз, так в следующий.

— Господи, Боже всемогущий, — всхлипнула она, — пожалуйста, сделай так, чтобы завтра моя машина была готова. Я уже не могу это выносить!

Господь не ответил. Лягушки опять завели свою ночную серенаду.

Уиллард Эллисон загнал на стоянку свой грузовик и вошел в кафе. Оно было переполнено. Прошла неделя с той ночи, когда по его вине Дженни разбила машину. — Предоставьте его мне, — сказала напарницам Дженни, увидев Уилларда. — Я долго ждала этого момента.

Когда она подошла к его столику, он попытался с ней заговорить, но она оборвала его холодно-вежливой фразой, «Приятель, мы заняты» и спокойно приняла заказ. Сегодня он почему-то не дурачился, как обычно. Наоборот, он выглядел виновато и даже грустно: возможно он опасался, что Дженни начнет на него кричать за его глупую выходку — в присутствии остальных посетителей.

На самом деле она бы так и сделала — но к тому моменту у нее уже созрел план получше.

Как и всегда, Эллисон заказал кофе. Он пил его постоянно, сопровождая каждое блюдо тремя или четырьмя чашками, настолько щедро сдабривая напиток сахаром, что скорее его можно было бы назвать мёдом. Он также заказал блюдо дня: говяжью солонину с капустой, что было несколько необычно. Как правило, он все время торопился куда-то и перекусывал наспех.

Когда Дженни принесла заказ, он молча принялся за еду, пока тарелка не опустела. Дженни опять подошла к нему, чтобы в бог-знает-какой-раз наполнить кофе его чашку. Внезапно Эллисон положил свою ладонь ей на руку и со смущенной улыбкой сказал: — Не присядешь на минуточку?

— К тебе? — отрезала она. — Я, что, похожа на идиотку?

— Ну, пожалуйста. Присядь, — попросил он, без своей вечной растянутой ухмылки. — Мы оба были на этом крутом повороте, так ведь? Я понятия не имел, что я натворил, пока вчера в Орландо Ник не рассказал мне об этом. — Ник ДиАнджело был завсегдатаем кафе и приятелем Эллисона. — Я не собирался сегодня сюда заезжать, — продолжил он, покачав своей густой шевелюрой, — но вот, приехал. Во сколько тебе встал ремонт машины?

— Да тебе-то какое дело, — огрызнулась она.

— Большое. Потому я и приехал. Сколько?

— Триста шестьдесят, как сказал Джаррет. Но это приблизительно. Понятно, что в итоге выйдет больше.

Он сунул руку в карман джинсов, вытащил бумажник и достал из него пачку сотенных купюр. Отсчитав десять из них, он вложил деньги в её руку. Её изумила как сумма, так и то, что он просто отдал их ей, а не хлопнул ими об стол, хохоча при этом.

Продолжая держать её руку, в которой были деньги, он встал. Он взял её за другую руку и так стоял, расставив ноги и виновато глядя на нее — огромный бородатый лось, взирающий на маленькую испуганную косулю.

— Ты прости меня, — прогудел он. — Это было форменной глупостью с моей стороны. Я совсем забыл, что ты только-только получила права. Попытайся не сердиться на меня, хорошо?

На секунду ей показалось, что он, как обычно, попытается ее поцеловать — и она не знала, как она на это среагирует. Тем более сейчас — после того, что она сделала. Но он не двинулся. Он просто усмехнулся — или почти усмехнулся — отпустил её руки и вышел прочь.

Она видела, как он забрался в кабину и включил зажигание. Она подумала, что, наверное, стоит ему сказать. Но она боялась.

В ее левой руке, плотно прижатой к животу, была тысяча долларов, которую дал ей Эллисон. Дженни трясло.

Она ошибалась по поводу Джаррета. На следующий вечер после её дикого прыжка за дорожное ограждение, Джаррет пригнал «Датсун» к забегаловке и объявил окончательную цену — те же триста шестьдесят долларов. Дженни ожидала большего, и поэтому держала нетронутой ту тысячу, что дал ей Эллисон две недели назад. Так что у нее выходило шестьсот сорок долларов чистой прибыли. Она даже была готова его расцеловать. Не Эллисона, конечно — слишком поздно. Расцеловать старого Джаррета.

— Прошу прощения, что так долго, мисс Форрест, — сказал он. — Я никак не мог найти некоторые запчасти. — Сухощавый старик Джаррет с видимым удовольствием глазел на выдающиеся формы Дженни. Похоже, что именно они его и заботили, поскольку собственно о ремонте машины он сказал крайне мало. Как правило, его клиенты, вовсе того не желая, были вынуждены выслушивать подробнейшую историю о том, чего ему, собственно, стоило найти части, и как тщательно он ремонтировал машину — вплоть до последней гайки.

Дженни, однако, была в восторге: — Какое счастье, что сегодня я домой поеду, а не потащусь пешком!

К двум часам ночи, к тому времени, когда её смена заканчивалась, она все ещё находилась в эйфории по поводу своей новой побитой и отремонтированной подержанной машины. Переодеваясь в свою одежду, она беспрестанно напевала песенку — и продолжала ее мурлыкать, усевшись за руль.