Вновь вышел вперёд Белый Арап, встал перед царём и говорит:

— Ну, твоё величество, теперь, думаю, отдашь ты нам дочку, а мы оставим тебя в покое и уедем в свои края.

— Это ещё успеется, добрый молодец, — процедил Рыжий царь сквозь зубы, — а пока должны вы ещё одну службу мне сослужить. Вот что вам надо сделать: сегодня вечером ляжет моя дочь спать, по своему обыкновению, в своей опочивальне, а вы охраняйте её всю ночь. Коли завтра утром она на месте будет, может, я тебе её и отдам, а коли её там не окажется, сам на себя пеняй, плохо тебе придётся… Понял?

— Понял, твоё величество! Желаю тебе много лет здравствовать, — ответил Белый Арап, — только слишком долго мы здесь задерживаемся, а хозяин-то мой ждёт меня не дождётся. Боюсь, что жестоко накажет он меня за такое опоздание.

— Твой хозяин пусть что хочет с тобой делает, это тебе будет в придачу, — буркнул царь, смотря на них искоса. — Может хоть шкуру с тебя содрать, мне-то что! Но теперь вы должны мой приказ исполнить: берегите царевну, мою дочку, как зеницу ока, а не то пропали ваши головы, никакие жульнические штуки вам больше не помогут.

Сказал и ушёл по своим делам, а друзья крепко задумались.

— Что-то он затеял нечистое, не иначе, бес какой-нибудь здесь замешан, — покачал головой Морозище.

— Да не простой бес, а старый, тот, что и ночью и днём над людьми тешится, — поддакнул Глазище. — Только, думается мне, недолго ему осталось радоваться.

Потолковали они ещё, посоветовались, вот и вечер настал. Царевна улеглась спать, Белый Арап у самой двери её опочивальни на стражу встал, а остальные, как приказано было, до самых ворот дозором выстроились.

К полуночи царевна обратилась в птичку-невеличку и из опочивальни выпорхнула. Пролетела она мимо пяти сторожей, они её и не приметили. Только как пролетала она мимо Глазища, он её сразу доглядел и тут же окликнул Птицежор-вышегор-ширеширище.

— Слышь ты, царская-то дочка утёрла нам нос. Чёртово отродье, а не девка: обратилась в птичку и стрелой пролетела мимо друзей наших милых, а они и глазом не моргнули. Видишь, как оно бывает. Только понадейся на них, без головы останешься. Теперь одна надежда на нас, что мы её сцапаем и домой возвратим. Ты знай молчи-помалкивай и пойдём со мной. Я тебе покажу, где она прячется, а ты уж своей ловкости не жалей — схвати её рукой да шею маленько сверни, чтобы в другой раз ей неповадно было над честным народом издеваться.

Отправились они за царевной, и вскоре Глазище говорит:

— Эй, Птицежорище, вот она! Вон там, за матушкой землёй, в тени зайца схоронилась, хватай её, да смотри не выпускай!

Птицежор-вышегор-ширеширище раздался что есть мочи вширь и давай в бурьяне шарить, вот-вот схватит царевну, только она вспорхнула, взвилась на вершину горы и за скалой укрылась.

— Вон она, там, на самой верхушке горы, за той скалой! — вопит Глазище.

Птицежор-вышегор-ширеширище растянулся и давай за скалами шарить. Чуть было не словил птичку, только она «фы-ыыр», снова снялась с места, взлетела и спряталась за самой луной.

— Да вот она, Ширеширище! Вон за луной, — орёт Глазище. — Эх, жаль, не могу я достать её, а то задал бы ей хорошенько.

Птицежор-вышегор-ширеширище ещё пуще вытянулся и до самой луны добрался. Схватил он луну в свои лапищи, нашёл птичку и цап её за хвост да, на радостях, чуть совсем шею ей не свернул. Она же от страху сразу обратилась в девушку и закричала:

— Пощади мою жизнь, Ширеширище, и я тебя по-царски отблагодарю милостями и дарами всякими, клянусь тебе!

— Одарила ты уж нас царскими дарами и милостями, чёртова колдунья, пропали бы наши головушки, кабы я тебя не доглядел, когда ты улепётывала! — прикрикнул Глазище. — Одного страху сколько натерпелись, пока тебя разыскивали. Ну, а теперь спать пора, а то утро скоро. Там посмотрим, что дальше будет.

Схватили они её, один за одну руку, другой за другую и в путь-дорогу! Шли они, шли и на заре добрались до терема царского, миновали стражу и водворили царевну в опочивальню.

— Ну, Белый Арап, — сказал Глазище, — как бы вы теперь все выпутались, не будь здесь меня и Птицежор-вышегор-ширеширище? Ведь вот как бывает — у каждого человека свой талан и свой изъян и коль талан помогает, так изъян не мешает.

Нечего было ответить Белому Арапу и остальным друзьям, они только головы опустили, повинились да спасибо сказали Птицежору и Глазищу за то, что выручили они их по-братски.

А наутро царь примчался как зверь лютый за дочкой, но когда увидел, что она на месте под доброй стражей, от злости только глазами засверкал, да делать нечего.

Вновь вышел вперёд Белый Арап, встал перед царём и говорит:

— Теперь, может, твоё величество, уж отдашь мне царевну, а мы тебя оставим в покое и уедем к себе.

— Повремени ещё, добрый молодец, — хмуро ответил царь, — всему своё время. Только вот что — есть у меня ещё одна дочь, приёмная, ровесница она царевне, и нет между ними никакого различия — одинаковы они и красотой, и станом, и походкой. Коль угадаешь, какая из них мне родная дочь, бери её и убирайся поскорее, а то я весь поседел с тех пор, как вы сюда пожаловали. Я пойду скажу царевнам, пусть ждут тебя. А ты, Белый Арап, следуй за мной и коли угадаешь — твоё счастье, а коли нет — соберите свои пожитки и сразу же проваливайте ко всем чертям, видеть больше я вас не могу.

Ушёл царь и приказал обеих девушек одинаково нарядить и причесать, а потом велел привести Белого Арапа, чтобы тот угадал, какая из них царю родная дочь.

Стали царевны наряжаться, а Белый Арап закручинился, совсем отчаялся, не знает, как быть, чтобы напоследок не оплошать. Думал он, раздумывал, сам не свой, и вдруг вспомнил о пчелином крылышке, вытащил его, высек огонь и поджёг от куска горящего трута. Сразу же предстала перед ним царица пчелиная.

— По какому делу я тебе понадобилась, Белый Арап? — спросила она и уселась к нему на плечо. — Скажи только, а я готова тебе прийти на помощь.

Рассказал ей Белый Арап всё по порядку, от начала до конца, просит ему подсобить.

— Не бойся, Белый Арап, — успокоила его пчелиная царица. — Я помогу тебе распознать её даже из тысячи. Входи смело в хоромы, я тоже там буду. Как войдёшь, приостановись и посмотри на красных девиц, увидишь, что одна платочком отмахивается, значит это и есть царю родная дочь.

Вошёл Белый Арап с пчелой на плече в горницу, где его поджидали царь и девицы, и приостановился, смотрит то на одну, то на другую. Стоит он прямо как свеча и глаз с девушек не сводит, а в это время пчелиная царица взлетела, царевне на лицо сесть норовит. Та вся встрепенулась, вскрикнула и ну платочком отмахиваться, как от врага. Белому Арапу только того и надо было — подошёл он прямо к девице, взял нежно за руку и говорит царю:

— Ну теперь, твоё величество, думаю, что ты никакой помехи мне больше чинить не будешь, — выполнил я все твои повеления.

Позеленел царь от злости, даже лицом осунулся, но делать нечего.

— Что до меня, можешь взять её с собой, Белый Арап, — вздохнул он. — Ежели не сумела она вас погубить, хоть ты сумей быть над ней хозяином. Я теперь отдаю тебе дочь от всего сердца.

Поблагодарил Белый Арап царя и говорит царевне:

— Ну, нам пора в путь-дорогу. Мой господин, светлый племянник Зелен-царя, небось состарился, меня поджидаючи.

— Погоди ещё малость, нетерпеливый молодец, — ответила царская дочь, взяла в руки горлицу, шепнула ей что-то на ушко и ласково поцеловала. — Не торопись так, Белый Арап, а то люди над тобой смеяться станут. Повремени, у тебя ещё и со мной разговор будет. До того, как мы отсюда уедем, пошлём твоего коня и мою горлицу принести мне три веточки сладкой яблоньки да живую и мёртвую воду с того края земли, где горы вершинами сшибаются. Коли моя горлица первой доставит веточки и воду волшебную, даже и не надейся, что я с тобой поеду, упаси бог. Ну, а ежели, на твоё счастье, твой конь первым поспеет и доставит мне всё, что я приказала, то уж так и быть — пойду с тобой куда вздумаешь, больше противиться не буду.